– Йорам залечивает рану в Шомроне, – ответил Матан.
– Бедный брат мой, что ждет его… – простонала Аталья.
– Угадываю дальновидный ум и длинную руку славного нашего Элиши! – изрек Одед, пряча глаза от Атальи, – какие подробности тебе известны, Матан?
– Ты прав, долга рука пророка, да он к ней еще сустав прибавил, – сказал Матан, – сам Элиша не участвовал в помазании, уполномочил ученика.
– Оно и понятно! – заметила Аталья, – вдруг дело не выгорит? Как-никак имя поставлено на кон!
– Излагай дальше, Матан, – бросил Одед.
– Ученик Элиши явился в Рамот-Гилад, – продолжил Матан, – и видит, сидят пред ним широким кругом военачальники, и он призвал Еу, и уединился с ним, и вылил ему на голову елей и сказал: “Следуя речам Господа, кои вложил мне в уши пророк, я помазал тебя, дабы стал ты царем над народом Израиля!” Произнеся роковые слова, посланец Элиши спешно отворил дверь и скрылся.
– Что прочие военачальники? – спросил Одед.
– Приветствовали нового царя и затрубили на радостях в шофар, – ответил Матан.
– Низкие предатели! – вскричала Аталья, – а ведь не раз я указывала Йораму, что скупится он на мзду ратным командирам – корыстолюбцам этим мошна нужнее родины!
– Предатели? Корыстолюбцы? – возразил Одед, – или поборники истинной веры нашей, что не приемлют идолопоклонства и Бога боятся? Что скажешь, Аталья?
– Кто теперь защитит брата от изменника Еу? – воскликнула Аталья, не ответив на замечание первосвященника, которое показалось ей праздным.
Сообщивши известное ему, Матан убрался восвояси. Аталья и Одед сидели молча, глядели друг на друга, каждый думал о своем. Тревога и страх вошли в сердца обоих.
3
Одед покинул дворец, оставив Аталью наедине с тяжелыми предчувствиями. Они не обманули ее. Начальник охраны ворвался к Аталье: “Вестник из Шомрона, испрашивает согласия срочно выслушать его!”
– Госпожа, не вели казнить за дурную весть, но долг мой не скрывать ее, дабы действовала ты, сообразуясь с нею – выкрикнул гонец.
– Говори! – приказала Аталья, догадываясь, какого рода новость ей предстоит выслушать.
– В Шомроне самозваный царь Еу убил законного монарха Израиля твоего брата Йорама!
– Еу не самозванец… Гораздо хуже… Он помазанник их божества и назначенец пророка, – произнесла Аталья, тяжело уселась в кресло, и слезы потекли по ее щекам, – слыхал ли ты что-нибудь о сыне моем Ахазье?
– Говорили, что человек из храма остерег Ахазью ехать к Йораму, и он поворотил назад оглобли.
– Скорей бы уж вернулся он! Доложи подробнее о преступлении в Шомроне.
– Йорам пребывал во дворце своем, залечивая боевую рану. Узнал, что Еу возвратился, вышел за городскую стену ему навстречу и с подозрением спросил, зачем тот оставил поле битвы и с миром ли явился? Дерзкий ответ услыхал законный царь: “Не будет меж нами мира, коли родительница твоя Изевель волхвует!” Тут Еу натянул лук и поразил Йорама между плеч, и вышла стрела из сердца, и пал он мертвый на колени к колеснице своей. А Еу велел бросить тело на поле Навота, дескать, такова была воля небес.
Аталья сделала знак рукой, и вестник удалился. А она сидела и плакала, и вспоминала детство, и думала, что вот, теперь она одна у матери осталась.
4
Не успели высохнуть слезы на щеках Атальи, а уж свежая новость колотится в двери, стучится в сердце. Посланец из Изреэля прибыл.
– Дурная весть на языке моем, – выкрикнул запыхавшийся от скачки конник, – крепись, Аталья!
– Какой ужасный день! Не мешкай, говори!
– Аталья, ты осиротела. Убита Изевель!
– О-о-о, матушка…
– Еу с тремя всадниками примчался в Изреэль, ворвался в дом, где коротала дни одряхлевшая и слабосильная матрона. Непокоренная, она гордо и достойно встречала смерть. Насинила краской глаза свои и голову украсила. “Цареубийца! За жизнью моей пришел?” – крикнула она. Не отвечая, Еу приказал своим людям схватить старушку и бросить через окно на землю. “Она царская дочь, похороним ее!” – сказал Еу, поев и попив, но опоздал. Псы успели обглодать плоть с костей убитой.
– Не слыхал ли ты в пути о сыне моем, об Ахазье?
– Говорили мне, что он извещен о катастрофе и держит путь домой в Иерусалим.
– Где же он, где? Как долго нет его… – пробормотала Аталья. Отпустила конника.
5
К вечеру страшного дня, когда Аталья, одинокая и несчастная, пребывала в совершенной прострации, ничего не слыша и не видя, пробрался к ней Матан, произнес ее имя и вывел из оцепенения.
– Я скорблю вместе с тобой, Аталья, но ты не знаешь всего.
– Что еще? – подняла на него глаза Аталья.
– Осведомители мои прибыли из Изреэля и Шомрона. Сообщают кое-что – тебя, да и всех нас касаемое.
– Обожди с бездольем. Ты, кажется, остерегал Ахазью от беды, и он намерен был вернуться в Иерусалим?
– Так точно, госпожа.
– Где он?
– Должен с часу на час появиться.
– Ладно, выкладывай свое.
– Еу разослал во все концы Израиля указ старейшинам и главам городов уничтожить родню Ахава, а заодно бывших вельмож и друзей его – всех без исключения. Верноподданные самозваного царя, страшась гнева монаршего, подобострастно исполнили волю бесноватого Еу и прислали ему в корзинах головы убитых. И не осталось в Израиле ни одной живой души из рода отца твоего.
– Свирепство! Лютость! Каково божество на небесах, таковы пророки и помазанники на земле! Я слышу стук копыт вдалеке. Не Ахазья ли?
– Это колесница Одеда.
– Подождет. Что еще у тебя?
– Элише угождая, Еу истребил идолопоклонство в своей стране. Собрал жрецов и всех прочих язычников в храме бога вашего Баала и сказал, смеясь коварно, дескать, жертву великую принесет кумиру их. Когда народ приступил к молитве, приказал Еу воинам своим ворваться в здание и зарубить мечами всех до единого. Потом сожгли идолов, а храм Баала превратили в отхожее место.
– Кажется, улыбка мелькнула на губах твоих. Ты рад несчастьям, Матан? Убирайся прочь!
6
Обессиленная Аталья упала в кресло. Наступила ночь. Бессловесный слуга развел огонь в очаге, зажег лампады, поставил перед Атальей кружку с вином и тихо удалился. Душа ее опустела, и мысли не рождались в голове. Вдруг вспомнила. “Одед, это ты? Входи!”
В дверях появилась фигура первосвященника. Лицо бледно от страха. Он молча сел напротив Атальи, взял ее руку в свою – неслыханная вольность для коэна. Она затрепетала, взглянула на него. Он отвел глаза.
– Почему молчишь, Одед! – вскричала Аталья и впилась ногтями ему в руку.
– Я… Я должен сказать… Тяжело произнести…
– Ахазья? – истерический женский вопль взвился под своды дворца.
– Он не послушал Матана… Хотел Йораму помочь… Еу погнался за ним и ранил, и умер Ахазья… Рабы привезли тело в Иерусалим, мы похороним сына твоего в городе Давида… Ты успеешь взглянуть на него…
Мертвенная бледность разлилась по лику Атальи, глаза остекленели, сознание покинуло ее. Первосвященник едва успел подхватить бесчувственное тело. Он призвал слуг и распорядился унести Аталью в опочивальню.
Глава 12 Царица Аталья
1
Жизнь Атальи пришлась на первостепенной важности дни в истории земли Ханаанской – опасный подъем и славное сокрушение богоборческого духа. К счастью людей, в большинстве своем неразумных и легкомысленных, Господь имеет обыкновение великодушно уравновешивать беды грозного времени дарованием спасителя заблудшему стаду. Помазание на царство полководца Еу и пророческое напутствие ему на грядущие подвиги – безупречный тому пример.
В Священном Писании запечатлены слова, сказанные Богом верному Его рабу Еу: “За то, что ты хорошо сделал то, что было праведно в очах Моих, выполнил над домом Ахава все, что было на сердце у Меня, сыновья твои до четвертого поколения будут сидеть на престоле Израилевом.” Из того же непреложного источника мы узнаём, как впоследствии грешил Еу против Господа, но укоренилась в умах вовремя изреченная высочайшая похвала. Но много ли значит награда? Ценность добрых дел – в них самих.
2
Долго не могла оправиться Аталья от ударов жестокой судьбы. Лежала в бреду. Казалось, рассудок ее помутился. Одед навещал, слуги хлопотали, Матан выказывал интерес. Старый врачеватель – тот самый – давным-давно предсказавший ущербность чрева Атальи и принявший вступающее в мир единственное дитя ее, нынче употреблял мастерство лекарское на исцеление недужной.
Звенели в ушах Атальи материнские слова: “Своего Ахазью береги!”. Не исполнила наказ, потеряла дитя. Велика скорбь утраты, но есть несчастье похуже: сын жизни лишился. Все думала о прошлом. Не вернуть Ахазью – вот мысль, горше которой нет.
“Порученец небес истребил род мой, – размышляла Аталья, – разве не в праве я ответить мерой на меру? Ведь в руке моей младенцы, потомки тех, кого убийца Еу мыслит наследниками трона, у Ахазьи отнятого. Я знаю, не правосудно оставлять преступление без последствий, но не свершу я праведную месть. Прибавлю еще одну несправедливость к несчетному числу их на земле. Сердце не дозволит умертвить невинных крошек. Раз пощадила деток и опять не трону. Теперь я сожалею, что подстрекнула мужа на убийство братьев”.
3
Тревога снедала душу Одеда, росла день ото дня. “Трон Иудеи пуст, – думал первосвященник, – случись нашествие врага, бунт внутри страны иль битва за власть в Иерусалиме – и беда неминуема. Аталья больна. Наследники в пеленках. Сохрани Господь от братоубийственной войны с Шомроном, а свирепый Еу непредсказуем. Как умиротворить Богом данного героя?”
Незавершенность цели наущала Еу на продолжение подвигов. Гонец новоиспеченного монарха Израиля примчался в Иерусалим и предал весть: царь направляется в Иудею для беседы с первосвященником. Одед в сопровождении свиты коэнов вышел за ворота столицы встречать почетного визитера. В голов