Адимант молча кивнул и устремился к стоянке коринфских триер.
Продолжая объяснять схему боевого построения, Фемистокл начертил остриём дротика на земле несколько параллельных линий, замыкающих пространство между побережьем Аттики и островом Саламин. Это было схематичное изображение эллинских кораблей, вытянутых в длинные ряды.
– На нашем левом фланге встанут пятьдесят пелопонесских триер во главе с Еврибиадом, – продолжил Фемистокл, действуя копьём, как указкой. – Еврибиад, что бы ни случилось у нас в центре и на правом крыле, твоя цель – осуществлять натиск против вражеских судов вдоль побережья мыса Перама. Ты со своими кораблями должен оттеснить персов от берега Аттики и зайти им в тыл.
Центр нашего боевого строя займут сто восемьдесят афинских триер, растянувшись между кораблями пелопонесцев и мысом Киноссема. Наш правый фланг образуют оставшиеся сто десять триер, выстроившись между мысом Киноссема и Киносурой. Начальниками правого крыла станут Поликрит и Эоситей. – Фемистокл отыскал взглядом обоих навархов. – Ваша задача, друзья, ударить во фланг и тыл персидским судам, когда они плотным строем втянутся в Саламинский пролив. Дабы увлечь персов в самую узкую часть пролива, афинские триеры в начале боя намеренно станут отступать. Варвары должны клюнуть на эту уловку, ведь они уверены в своём превосходстве над нами.
Перед тем как отдать команду садиться на корабли, Фемистокл принёс в жертву Зевсу и Афине двух белых овец. Совершая молитву на виду у всего войска, Фемистокл попросил царя богов и его мудрую дочь, если нужно, отнять у него жизнь, но не отнимать победу у эллинов.
По сигналу боевой трубы греки взошли на суда и отчалили от берега. Под звучание флейт гребцы слаженно работали вёслами, выгоняя триеры на середину пролива. Спартанцы запели пеан, что они привыкли делать перед всякой битвой, эту военную песнь подхватили воины и на других эллинских кораблях.
Утренний туман, рассеиваясь, поднимался вверх, превращаясь в дрожащую под лучами солнца призрачную дымку. Восходящее солнце озарило тёмные стройные силуэты персидских кораблей, которые двигались длинными колоннами, входя в горловину пролива между Аттикой и Саламином. Море у острова Пситталея напоминало расплавленное серебро, оно сверкало и слепило глаза. В этом сиянии очертания отдельных персидских судов теряли чёткость. Вражеский флот сливался в огромную тёмную массу, вползающую в Саламинский пролив между скалистым мысом Киносура и берегом Аттики, где выстроилось на утёсах пешее войско Ксеркса.
Там, где стояли эллинские корабли, море укрытое тенью от береговых скал имело тёмно-лазоревый цвет. Если морская ширь от Колиадского мыса до острова Эгина уже волновалась под напором восточного ветра, то в Саламинском проливе царил полный штиль.
Войдя в пролив между мысом Перама и Киносурой, флот Ксеркса выстроился в боевой порядок. В центре оказались финикийские триеры, с флангов их прикрывали корабли ионийцев, карийцев и киликийцев. Вражеские суда образовали пять линий. Позади, чуть приотстав, стояли триеры ликийцев.
Персидские корабли в передовой линии медленно продвигались на вёслах вглубь постепенно сужающегося пролива. При этом сужался и строй персидских судов. Дабы избежать скученности, замыкающим триерам варваров пришлось и вовсе остановиться.
Выступ аттического берега и маленький островок возле него какое-то время скрывали от взора персов пелопонесские корабли. А оконечность мыса Киноссема заслоняла от персов триеры афинян. Ветер доносил до слуха персов пение эллинов.
Персидские корабли прошли мимо мыса Киноссема и очутились прямо перед афинскими триерами на расстоянии меньше полёта стрелы.
В этот миг песня греков смолкла, а на триере Фемистокла раздался сигнал боевой трубы.
Грозный строй персидских кораблей, сверкая обитыми бронзой таранами, надвигался под равномерные всплески многих тысяч вёсел. К ликованию персидских навархов, афинские триеры начали табанить вёслами и дружно дали задний ход. Корабли варваров ускорили движение. Лучники заняли носовые площадки финикийских и киликийских триер.
В то время как основная масса персидских кораблей увлеклась преследованием отступающих эллинов, карийские триеры застыли на месте. Перед ними вырос остров Фармакусса, за который удалились корабли афинян. Чтобы пройти через узкий пролив между Фармакуссой и берегом Аттики, персам пришлось сломать боевой строй своих судов. Теперь впереди оказались самые быстроходные из персидских кораблей. Более тяжёлые и менее маневренные суда варваров отстали от своего авангарда и двигались уже без всякого порядка, стараясь держаться середины пролива.
Отступив за остров Фармакуссу, афинский флот разделился. Пятьдесят триер под началом Ксантиппа укрылись в бухте между островком и берегом Саламина. Пелопонесские корабли тоже ушли стремительно в сторону и затаились в небольшом заливе у аттического берега. Остальные афинские триеры продолжали отступать, соблюдая строй, до узкой горловины Саламинского пролива и там остановились.
Восточный ветер внезапно сменился на западный.
Миг неизбежного столкновения двух враждебных флотов надвигался.
Западный ветер крепчал. Фемистокл медлил подавать сигнал к атаке. Он увидел, что сзади на афинские триеры накатывается большая волна. Персам же бурный морской вал не был заметен из-за греческих кораблей, стоящих плотными рядами друг за другом.
Удар волны не стал неожиданностью для эллинов, поэтому строй их триер не пострадал. Зато передние персидские суда, когда волна ударила по ним, оказались сбитыми с курса, некоторые из них развернуло бортом вперёд, несколько кораблей ударились бортами друг о друга.
В этот момент снова взревела труба на триере Фемистокла. Весь строй афинских триер, вспенив вёслами морскую гладь, ринулся на врага.
Самыми проворными оказались гребцы на триере афинянина Аминия. Триера Аминия вырвалась далеко вперёд и с разгона протаранила большой вражеский корабль, сверкавший на солнце круглыми медными щитами, ограждавшими верхнюю площадку для лучников. На помощь повреждённому кораблю устремились прочие финикийские триеры. Однако волнение на море мешало финикийским морякам совершать слаженные манёвры, их более высокие суда были гораздо уязвимее под порывами ветра и под ударами волн в отличие от низко сидящих на воде эллинских триер.
Фронтальный удар афинских кораблей поддержали с флангов триеры под началом Ксантиппа и пелопонесские корабли. Атакованные сразу с трёх сторон финикийцы и киликийцы, несмотря на храброе сопротивление, были смяты. Вся передняя линия их кораблей оказалась уничтоженной в самом начале сражения.
Варвары, зная, что сверху с горы на них взирает Ксеркс, не помышляли о бегстве, но пытались яростно противостоять эллинам. Образчик мужества выказывал Ариабигн, брат Ксеркса. Он на своём корабле ударом тарана повредил пелопонесскую триеру, которая стала тонуть. Рядом оказалась триера Еврибиада. Греки с тонущего корабля под градом персидских стрел стали перескакивать на триеру Еврибиада.
Ариабигн в своём блестящем чешуйчатом панцире и в позолоченном островерхом шлеме был заметен издалека. Возвышаясь на палубе своего большого корабля, как на стене, Ариабигн метал дротики в эллинов. Один из этих дротиков вонзился в щит Еврибиада, пробив его навылет, столь велика была сила руки Ариабигна.
Кормчий Фрасон совершил поворот, пытаясь протаранить корабль Ариабигна. Однако «Сатейра» сама угодила под таранный удар вражеского корабля и оказалась зажатой между ним и кораблём Ариабигна. Узость Саламинского пролива лишала манёвренности суда греков и персов, которые беспорядочно сгрудились между мысом Перама и островом Фармакусса. Тут и там кипели ожесточённые абордажные схватки. Эллины, прикрываясь большими круглыми щитами, штурмовали высокие борта финикийских триер. Персы с дикими воплями прыгали на палубы эллинских кораблей, размахивая кинжалами, копьями и топорами. Многочисленность варваров и здесь давала им преимущество перед греками.
«Сатейра» стиснутая двумя финикийскими кораблями оказалась в отчаянном положении. Персы лезли на неё с двух сторон и вскоре палуба «Сатейры» от носа до кормы превратилась в кровавое поле битвы.
Еврибиад рычал, как раненый зверь, отражая своим быстрым мечом удары вражеских копий и топоров. Персы были повсюду, они наскакивали на Еврибиада и спереди и сзади. Еврибиаду приходилось уворачиваться, заслоняться щитом и колоть мечом, метаясь из стороны в сторону. Его ноги скользили в кровавых лужах, образовавшихся на палубе «Сатейры». Еврибиад то и дело спотыкался о тела убитых и раненых, лежащих повсюду. Стрелы варваров, выпущенные с близкого расстояния, застревали в щите Еврибиада, пробивая его насквозь.
Спартанские гоплиты и матросы «Сатейры» падали один за другим под натиском персов, подавлявших их своим множеством. Гребцы «Сатейры» прыгали за борт, спасаясь от смерти и плена. В отличие от воинов и матросов, у гребцов не было никакого оружия. Еврибиад уже приготовился к смерти, видя, что персы вот-вот захватят «Сатейру». Внезапно корабль Ариабигна накренился и стал тонуть. Гребцы с него прыгали в море и на палубы соседних судов. Отбиваясь из последних сил от наседающих персов, Еврибиад не сразу сообразил, что случилось.
На месте утонувшего персидского корабля возникла триера Аминия, таранный удар которой и покончил с судном Ариабигна. Афинская триера прислонилась бортом к триере Еврибиада. С неё на «Сатейру» перебежали афинские гоплиты и лучники во главе с Аминием, которые в едином порыве смяли варваров, кого-то заколов на месте, кого-то столкнув за борт.
Аминий подошёл к Еврибиаду забрызганному с головы до ног кровью врагов.
– А ты неплохо сегодня потрудился, наварх! – Аминий окинул взглядом палубу «Сатейры» заваленную телами мёртвых персов.
– Ты тоже, дружище! – в тон Аминию произнёс Еврибиад, кивнув на обломки затонувшего корабля Ариабигна.
Другой персидский корабль, взявший «Сатейру» на абордаж с другого борта, подвергся таранной атаке триеры Фемистокла и тоже пошёл ко дну. Оказавшиеся в воде варвары испуганно что-то кричали на своём непонятном наречии, цепляясь друг за друга и за вёсла эллинских триер. Никто из греков и не думал их спасать. Если кому-то из персов удавалось вскарабкаться на борт греческого корабля, его тут же настигал смертельный удар копья или меча.