Леотихид побледнел под прямым взглядом Горго.
Эфоры принялись возмущаться, обвиняя Горго в злостных намёках и наговорах. Мол, не пристало царице Спарты вести себя подобным образом!
– Мы скорбим по Клеомброту вместе со всеми гражданами Лакедемона, – сказал Эфхенор. – Нами принято постановление об установке на площади мраморных статуй Леонида и Клеомброта.
Эфоры и впрямь привели с собой двух немолодых зодчих, которые разогревали воск над очагом, собираясь сделать посмертную маску с лица Клеомброта, дабы потом с неё воссоздать в камне черты безвременно усопшего брата царя Леонида.
– А статую Еврибиада вы тоже установите на площади? – с дерзкой усмешкой обратилась к эфорам Горго. – Ведь его дни тоже сочтены. Вот только кто станет снимать с мёртвого Еврибиада посмертную маску. Может, Динон?
Произнося последние слова, Горго с холодной ненавистью посмотрела в глаза Эфхенору. Тот смутился так, что по его лицу пошли красные пятна. Пробормотав что-то себе под нос, Эфхенор стал проталкиваться к выходу, действуя локтями. Его коллеги-эфоры последовали за ним.
Смущение Эфхенора заметили многие из знатных лакедемонян, пришедших поддержать Алкафою и её сыновей в их горе. Обратил на это внимание и Леотихид, который мигом сообразил, что сказанное Горго неспроста так сильно задело за живое эфора-эпонима.
Огромный погребальный костёр был сложен на берегу реки Тиасы в квартале Феомелида. В этом месте находились гробницы царей из рода Агиадов, представлявшие собой каменные склепы с насыпанными над ними высокими земляными курганами. Каменщики и землекопы спешно соорудили погребальную камеру в склоне большого рукотворного холма, где уже покоился прах отца и деда Клеомброта.
Траурная процессия двигалась по городу под тоскливый напев флейт, задерживаясь на краткое время близ главных святилищ Лакедемона. Жрецы произносили заклинания, приближаясь к телу Клеомброта укрытому красным военным плащом. Таким образом, жрецы прощались с усопшим от лица богов, покровителей Спарты.
Плакальщицы громко стенали, двигаясь перед колесницей, на которой везли гроб с телом умершего. Все плакальщицы были молоды, их распущенные по плечам волосы трепал ветер. Глаза девушек были обведены чёрной краской, поэтому слёзы оставляли грязные дорожки у них на щеках.
Толпы горожан теснились на улицах и площадях; в город пришло много периэков и илотов, чтобы проститься с Клеомбротом. Во всех домах были погашены очаги, в знак траура. Торговля на рынке была запрещена. В этот день никому не позволялось надевать золотые украшения и богатые одежды.
Процессия приблизилась к погребальному костру. Четверо воинов в панцирях и шлемах сняли гроб с телом Клеомброта с колесницы, водрузив его на самый верх пирамиды, сложенной из смолистых сосновых брёвен. Монотонно прозвучали ритуальные слова главного жреца из святилища Аполлона Карнейского посреди оглушающей тишины. Затем четыре гоплита в красных плащах и блестящих бронзовых поножах одновременно с четырёх сторон подожгли факелами кучи деревянных стружек, вороха соломы и бочки со смолой, сваленные к подножию траурной пирамиды. Рыжие языки пламени с треском охватили деревянное возвышение, заклубившийся белый дым длинным шлейфом протянулся над деревьями и черепичными крышами домов.
Тысячи людей ринулись к огромному костру, швыряя в это пышущее нестерпимым жаром пекло кто полено, кто скамейку, кто стул, кто корзину… Из уважения к умершему полагалось бросить в погребальное пламя хоть что-нибудь, пусть даже это будет старый плащ или сосновая шишка.
Горго пришла с похорон Клеомброта усталая и опустошённая. Едва переступив порог своего дома, Горго узнала от рабынь, что её дожидается Аристодем. Имея на себе клеймо «задрожавшего», Аристодем не имел права проводить Клеомброта в последний путь. В прошлом Аристодем не единожды ходил в походы под началом Клеомброта, поэтому он тяжело переживал эту утрату, которая чувствовалась тем острее, ибо угроза персидского завоевания по-прежнему висела над Элладой.
– Не могу выразить словами раздирающую душевную боль, которую я испытываю, – промолвил Аристодем после обмена приветствиями с царицей. – Для меня это истинная мука, Горго, прийти к тебе со столь ужасным известием…
Горго, поднявшая руки, чтобы снять с головы тёмное покрывало, вздрогнула и резко повернулась к Аристодему. Замерев на мгновение с поднятыми руками, Горго побледнела, поскольку прочитала во взгляде Аристодема то, чему так сильно не хотела верить.
– Дафна мертва, – опустив голову, с усилием произнёс Аристодем. – Я нашёл её тело.
Горго пошатнулась и бессильно опустилась на стул, уронив руки себе на колени. Неудержимые слёзы заструились у неё из глаз. Горго плотно смежила веки, но солёная горячая влага крупными градинами катилась по её щекам, просачиваясь сквозь сомкнутые ресницы.
Аристодем подошёл к пылающему очагу и стал смотреть на огонь.
– Где… ты нашёл её? – сдавленным голосом спросила Горго после очень долгой паузы.
– Близ селения Бельбина, что за рекой Эврот, – ответил Аристодем, не спуская глаз с раскалённых углей, стреляющих огненными искрами. – Злодеи спрятали тело Дафны в пустой могиле. По случайности, в этом же кенотафе какие-то воры надумали спрятать украденное добро. Обнаружив в подземном склепе труп молодой женщины, грабители перепугались и убежали, оставив кенотаф открытым. Какой-то бельбинский пастух пас коз возле древних захоронений, он незаметно подглядел за грабителями и рассказал о них в своей деревне. Я как раз был в тех местах, обходя селения и овраги на левобережье Эврота… – Аристодем тяжело вздохнул. – Бельбинские илоты помогли мне извлечь тело Дафны из кенотафа. Я спрятал тело в лесу, приказав илотам помалкивать об этом. Я пришёл к тебе, царица, чтобы спросить, как поступить с телом Дафны: отдать его родственникам или тайно захоронить где-нибудь?
– Тело Дафны нужно похоронить как полагается, – твёрдо проговорила Горго. – Пусть все узнают, что она была злодейски убита. Я уверена, что это дело рук эфоров.
– Твои предположения совершенно верны, царица, – сказал Аристодем, приблизившись к Горго. – Дафну убили эфоры. У меня есть доказательства этого.
– Какие доказательства? – Горго требовательно взглянула на Аристодема. – Ну же, говори!
Понизив голос, Аристодем поведал Горго о том, что на стене подземного склепа рядом с трупом Дафны он обнаружил надпись, сделанную кровью.
– Злодеи нанесли Дафне две смертельные раны кинжалом, – молвил Аристодем, – но она была ещё жива, когда её сбросили в пустую могилу. Из последних сил Дафна своей кровью написала на каменной стене кенотафа имена своих убийц, которых она видела в лицо.
– Кто они? – Горго порывисто схватила Аристодема за руку.
– Это Пиларг, слуга Эфхенора, – ответил Аристодем, – и Лаогон, раб Гипероха.
– Подлые ублюдки! – процедила сквозь зубы Горго. – Я отомщу им!
– Но тем самым, царица, ты подставишь под удар себя и своего сына, – промолвил Аристодем. – Нельзя открыто мстить убийцам Дафны. Их нужно убирать по одному и без шума. При этом ты должна быть вне подозрений. Но в таком случае… – Аристодем невольно запнулся. – Нам следует держать в тайне то, что мы нашли труп Дафны. Это усыпит бдительность негодяев, которые заслуживают смерти. Дафну нужно похоронить скрытно от всех.
Горго принялась ходить из угла в угол, нервно сцепив пальцы рук и что-то обдумывая. На её бледном лице отражалась внутренняя борьба. Царица то прикусывала зубами нижнюю губу, то смахивала слёзы с глаз, запрокидывая голову кверху.
– Да, ты прав, пожалуй, – наконец промолвила Горго, опустившись на скамью рядом с Аристодемом. – Ради торжества мести мы захороним прах Дафны без огласки. Нужно найти укромное место недалеко от Спарты.
– Я уже подыскал такое место, там тихо и безлюдно, – сказал Аристодем, обняв Горго за плечи.
Горго убедила Аристодема в том, что им необходимо взять в союзницы Астидамию, мать Дафны. Горго рассудила так, если у них с Аристодемом не получится довести до конца свою месть, ведь это дело опасное и непредсказуемое, значит в роли мстительницы выступит Астидамия.
Следуя совету Аристодема, Горго отправилась домой к Астидамии, чтобы в беседе с ней выяснить, согласится ли та пролить кровь убийц своей дочери. Астидамия повела себя так, как и предполагала Горго. Она в присутствии царицы поклялась жестоко отомстить злодеям, убившим Дафну, и тем знатным негодяям, что стоят у них за спиной.
В вечерних сумерках Аристодем вывел за город Горго и Астидамию. Втроём они переправились через Эврот в рыбачьей лодке. В селение Бельбину Аристодем привёл своих спутниц окольной неприметной тропой. В Бельбине Аристодема уже дожидались нанятые им илоты с повозкой, нагруженной всем необходимым для сооружения погребального костра.
Глава восьмаяМесть Астидамии
На третий день после похорон Клеомброта в Спарте объявился Динон и прочие люди из свиты Еврибиада. Самого Еврибиада с ними не было. Отчитываясь перед эфорами, Динон сообщил, что в Фермопильском проходе стоит большой отряд персов, поэтому пробраться туда почти невозможно. Персы пропускают через Фермопилы только торговые караваны, идущие из Фессалии в Беотию. Всех путников, направляющихся этим путём из Срединной Греции на север, персы заворачивают обратно.
По словам Динона, Еврибиад сел в Опунте на торговое судно и через Эвбейский пролив отправился к берегам Фессалии.
– Еврибиад вознамерился своими глазами увидеть стан персов, дабы определить, велико ли войско у Мардония, – промолвил Динон.
Услышав такое, Эфхенор невольно воскликнул:
– Еврибиад просто сумасшедший! Он же не знает ни слова по-персидски. Варвары поймают его и убьют!
– Я сказал то же самое Еврибиаду, – пожал плечами Динон, – но это его не остановило.
«Что ж, так даже лучше, пусть Еврибиада убьют персы! – возрадовался в душе Эфхенор. – Если бы Динон отравил Еврибиада на обратном пути в Лакедемон, то это неизбежно вызвало бы кривотолки. Ведь точно так же скончался Клеомброт, ездивший в Элиду. Кое-кому это уже внушило недобрые подозрения!»