В петровское время Нева была шире, чем сегодня. К ее сужению привела забивка в воду свай и подсыпка земли с целью укрепления берегов и увеличения ширины набережных
В XVIII – начале ХIХ веков на Неве можно было услышать роговую музыку. Музыканты плыли в лодках по Неве и исполняли разные мелодии. В летнюю ночь эти звуки производили неизгладимое впечатление, разносясь по простору реки. Считалось, что роговую музыку изобрел гофмаршал Нарышкин, у которого имелся и самый лучший оркестр роговой музыки, где каждый музыкант исполнял только одну ноту. Эту музыку кто-то из современников Нарышкина назвал «живым органом». Подобная игра производила хорошее впечатление, но не на близком расстоянии, – говорили слушатели. Вот как об этой музыке и музыкантах вспоминала мадам Жермена де Сталь: «Мы слушали музыку редкого и известного в России оркестра. Состоял он более чем из двадцати музыкантов, и каждому из них назначено брать особую ноту; по названию этой ноты дают кличку и самому музыканту. Так, например, когда проходит один из них, говорят: «Вот это “соль”, другой – вот это “ми” или “ре”».
О НАВОДНЕНИЯХ
Когда над Балтикой проходят циклоны с преобладанием западных ветров, через Финский залив к устью Невы катится мощная волна, там она сталкивается с естественным течением реки, двигающемся во встречном направлении. Подъем воды усиливается из-за мелководья в Невской губе. Воды Невы выходят из берегов и затопляют город. Обычно это происходит осенью.
С каким ужасом вспоминал Владимир Соллогуб о самом большом наводнении, которое наблюдал из окон своего дома: «…однажды река перестала быть рекою и обратилась в море бешеное, разъяренное, смывающее Петербург с лица земли. Это было 7 ноября 1824 года». Он писал, что детям не раз случалось просыпаться ночью от пушечных выстрелов. Но после того как им объясняли, что это сигнал о подъеме воды, они засыпали. Но в ночь на 7-е канонада не умолкала. К утру все подвалы дома были залиты, вода начинала заполнять двор… Мы наскоро оделись и побежали в приемные, выходившие окнами на набережную… нельзя было различить, где была Нева, где небо. И вдруг в глазах наших набережная исчезла! Вода все прибывала и стала затоплять переулок. В доме стало известно, что из берегов вышла Мойка, водой разрушен Конюшенный мост, а детей уже более всего занимало течение воды по Мошкову переулку, где плыли ушаты, бочки, мебель, и надгробные кресты! <…> Рассказывали, что перед Зимним дворцом плыла будка с часовым. Увидав стоявшего у окна государя, часовой сделал будто бы “на караул” и был спасен».
Наводнения постоянно беспокоили местное население еще до основания Петербурга. Шведские летописи сохранили воспоминание о том, что первые жители места, на котором ныне расположен город, не строили каменных домов. Их дома были деревянные, которые быстро разбирались. При первых признаках наводнений люди разбирали такие домики и привязывали их и скарб к заранее приготовленным плотам, которые, в свою очередь, привязывали к деревьям. Сами же спасались на Дудеровой горе.
Эти же летописи донесли до нас воспоминание об одном из самых сильных наводнений еще до основания города – наводнении 1691 года, когда «вода покрыла все места, занимаемые теперь городом, на двадцать пять футов (в то время была принята единица длины в системе английских мер, по которой 1 фут равнялся – 0,3048 м – Т.С.) высоты…». Такие наводнения, по приметам местных жителей, случались здесь с периодичностью примерно каждые пять лет.
О наводнении 1706 года, первом наводнении с года основания Санкт-Петербурга, повествует письмо императора Петра I к Меншикову: «Третьего дня ветром вест-зюйд такую воду нагнало, какой, сказывают, не бывало. У меня в хоромах было сверху пола 21 дюйм (1 дюйм – 2,54 см – Т.С.) и по городу и по другой стороне по улице свободно ездили на лодках. Однако ж не долго держалась: менее трех часов. И здесь было утешно смотреть, что люди по кровлям и по деревьям, будто во время потопа, сидели – не только мужики, но и бабы. Вода хотя и зело велика была, беды большей не сделала…».
Наводнения были и в 1713, и в 1715 годах. В 1720 году, как писал М. Пыляев о сохранившейся в народе легенде, – явился пророк, который предсказывал, что 23 сентября, к зачатию Предтечи, с моря нахлынет вода в город, за отступление их от православия, т. е. за новые гражданские порядки». Интересно, что наводнение в тот год действительно было, но не того числа и месяца, когда указал пророк.
Сильное наводнение случилось 5 ноября 1721 года, о нем сохранилось воспоминание камер-юнкера Ф. Берхгольца: «С ужасом смотрел я на разные суда, оторванные ветром и уносимые бурными волнами; вода с необыкновенной силой проникала в дома, ветер был так силен, что срывал черепицы с крыш. Около половины второго часа вода, наконец, начала уменьшаться». После этого наводнения Петр I издал указ: «Как вода начнет прибывать, то весь рогатый скот и лошадей отсылать в лес…». По некоторым воспоминаниям, знатные люди, имевшие двух– и трехэтажные дома, укрывали своих лошадей в верхних этажах.
Довольно сильные наводнения в XVIII веке происходили в 1723, 1725, 1726, 1729, 1736, 1744, 1752, 1755, 1756, 1762, 1764 годах. Но самое высокое поднятие невской воды в XVIII веке случилось 10 сентября 1777 года. Оно началось в 10 часов утра. Вода быстро заполнила весь город на «10 футов и 7 дюймов». Такая высота держалась до семи часов вечера, а затем начала убывать. По воспоминаниям очевидца того стихийного бедствия, «небольшой купеческий корабль переплыл мимо Зимнего дворца через каменную набережную. Любское судно, загруженное яблоками, занесено было ветром… в лес; почти по всем улицам ездили на маленьких шлюпках, и тогдашний обер-полицеймейстер, Чичерин, проехал на ялике от своего дома у Полицейского моста (ранее – Зеленый, ныне – Народный – Т.С.) прямо в Зимний дворец…».
Императрица Екатерина II в письме к ученому Гримму очень подробно описала это наводнение: «Я рада, что вчера в полдень возвратилась из Царского. Была отличная погода; но я говорила: “Посмотрите, будет гроза”, потому что накануне мы с князем Потемкиным воображали себе, что берем крепость штурмом. Действительно, в десять часов пополудни поднялся ветер, который начался с того, что порывисто ворвался в окно моей комнаты. Дождик шел небольшой, но с этой минуты понеслось в воздухе все, что угодно: черепицы, железные листы, стекла, вода, град, снег. Я очень крепко спала; порыв ветра разбудил меня в пять часов. Я позвонила, и мне доложили, что вода у моего крыльца и готова залить его. Я сказала: “Если так, отпустите часовых с внутренних дворов; а то, пожалуй, они вздумают бороться с напором воды и погубят себя”; сказано, сделано; желая узнать поближе, в чем дело, я пошла в Эрмитаж. Нева представляла зрелище разрушения Иерусалима. По набережной, которая еще не окончена, громоздились трехмачтовые купеческие корабли. Я сказала: “Боже мой! Биржа переменила место, графу Миниху придется устроить таможню там, где был эрмитажный театр”. Сколько разбитых стекол! Сколько опрокинутых горшков с цветами! И как будто под стать цветочным горшкам, на полу и на диванах лежали фарфоровые горшки с каминов… Большое окно упало на землю подле самого стола, весьма прочного, на котором десерт расставлен… Погреба мои залиты водою, и бог весть, что с ними станется…».
Императрица могла подтрунивать над непогодой, но совсем не до шуток было людям, попавшим в водоворот реки в ночное время. Это наводнение унесло огромное количество человеческих жизней и животных. Несмотря на то, что впоследствии вода поднималась еще выше, таких потерь уже не было.
После этого бедствия Екатерина II приказала учредить правила, по которым жителей города оповещали о грядущем поднятии воды. Правила гласили: «Когда в Коломнах и в Галерной гавани вода начинает выходить на берег, то дан будет сигнал: тремя выстрелами из пушек, и будет поднято на шпице (имеется в виду шпиль Адмиралтейства – Т.С.) всех четырех сторон по красному флагу, а ночью три фонаря; также пойдет барабанщик бить в барабан; в случае же сильной опасности для всех жителей из Адмиралтейства крепости будет сделан сигнал пятью выстрелами из пушек и выставлены будут на адмиралтейском шпице со всех сторон белые флаги, а ночью по два фонаря». Одновременно Екатерина приказала составить план города с обозначением мест затопления.
Возможно, благодаря принятым мерам оповещения населения позднейшие наводнения 1788 и 1802 года и не принесли такого количества жертв среди горожан.
Наводнение 1824 года. Самые значительные повреждения зафиксировали на Васильевском острове. Все его линии оказались заваленными бревнами, принесенными с прибрежных пакгаузов, и крестами и оградами со стертого с лица земли Смоленского кладбища
Рядом с Гаванью были разрушены почти все дома, в том числе каменные: суда, стоящие в акватории порта, срывало с якорей, и они таранили все строения, находящиеся на пути.
Как уже говорилось, наводнение 7 ноября 1824 года было самым высоким за всю историю города. Вода поднялась выше ординара (ординаром называется средний уровень моря, определенный по длительным, около 100 лет, измерениям его высоты на пристани возле Горного института) на 13 футов и 7 дюймов. Сохранились многочисленные воспоминания этого стихийного бедствия. Известный журналист Булгарин писал: «Разъяренные волны свирепствовали на Дворцовой площади, которая с Невою составляла одно огромное озеро, изливавшееся Невским проспектом, как широкою рекою, до самого Аничковского моста. Мойка, подобно всем каналам, скрылась от взоров и соединилась с водами, по которым неслись леса, бревна, дрова, мебель. Вскоре мертвое молчание водворилось на улицах…». Другой очевидец этого бедствия, Башуцкий, писал: «Зрелище уничтожения и гибели было ужасно. Зимний дворец, как скала, стоял среди бурного моря, выдерживая со всех сторон натиск волн, с ревом разбившихся о крепкие его стены, и орошавших его брызгами почти до верхнего этажа. На Неве вода кипела, как в котле, и с неимоверною силой обратила вспять течение реки; набережные дома казались парусами кораблей, нырявших среди волн; мосты были сорваны и разнесены на части,