Чтобы не терять ни минуты, зодчий на время строительства поселился рядом – в здании Большого Эрмитажа. Кваренги уложился в сроки и возвел театр в лучших античных традициях. Фасад здания с классической колоннадой второго этажа, с бюстами и скульптурами прекрасно вписался в невскую панораму.
Внутри его, на сцене и в зале в нишах между колоннами Кваренги установил скульптурные изображения Аполлона и девяти муз, а над ними – барельефы музыкантов и поэтов. С обеих сторон полукруглого амфитеатра расположены две мраморные лестницы. Стены и колонны облицованы искусственным мрамором серого и белого тонов. Театр понравился хозяйке, и в знак особой милости архитектору навсегда было пожаловано кресло в театре.
На представлениях для императрицы нередко устанавливали отдельное кресло. Наряду с известными европейскими пьесами, здесь игрались и пьесы самой Екатерины II. На спектаклях, как и на вечерах, царила непринужденная обстановка. Вот как писал об этом нередко присутствовавший там граф Эстергази своей жене: «Все общество отправилось в великолепную театральную залу. Императрица заняла место во втором ряду, пригласив рядом с собой графа. старший внук ее сел впереди, Зубов возле меня… Дамы поместились в первом ряду, а остальное общество где кому вздумается. Пустых мест было довольно… Пока шла пьеса, императрица то и дело заговаривала то с тем, то с другим».
При Павле
Случалось, что пьесы в театре шли для одного-двух человек. Известен, в частности, такой случай в царствование сына Екатерины II, Павла I, когда в 1798 году вышла из печати сатирическая комедия В. Капниста «Ябеда», предшественница «Горя от ума» и «Ревизора». Появление «Ябеды» на театральной сцене, как водится, вызвало восторг одних и негодование других людей. Особенно восстали против постановки крупные чиновники-бюрократы, увидевшие в пьесе намек на себя. Павлу посыпались доносы на автора. Торопливый в своих решениях, император тут же приказал комедию запретить, напечатанные экземпляры пьесы арестовать, а автора немедленно сослать в Сибирь. Но вечером того же дня пожелал проверить правильность своего решения и повелел дать комедию у себя в Эрмитажном театре. Перепуганные актеры, знавшие об аресте автора, разыгрывали комедию для двух зрителей: самого Павла I и его сына Александра. Какова же была их радость, когда они увидели реакцию Павла: царь хохотал и громко аплодировал актерам – пьеса ему явно нравилась. Первому же попавшемуся на глаза фельдъегерю он приказал срочно вернуть с дороги в Сибирь автора. Драматурга Капниста Павел I обласкал, возвел в чин статского советника и до своей смерти оказывал ему покровительство.
По приказанию Павла I под одним из коридоров (предположительно, в здании Большого Эрмитажа) в первом этаже было устроено окно, в которое всякий мог бросить свое прошение на имя императора. Павел хранил у себя ключ от этой комнаты и каждое утро в семь часов просматривал прошения, отбирая наиболее интересные. Позже он знакомился с содержанием более подробно и принимал решения. По свидетельствам, ни одна бумага не оставалась без ответа. Иногда просителю предписывалось обратиться в какое-либо ведомство, а затем известить Его Величество о результатах обращения. Современники отмечали, что такая процедура выявила множество несправедливостей.
За недолгое правление Павла I придворная жизнь в Зимнем дворце приобрела иной характер. По-прежнему проводились балы, но были введены новые правила и уставы. Император разделил танцы на дозволенные и недозволенные. К последним он отнес вальс – как тогда его называли, круглый танец. Теперь балы начинались рано – в шесть часов вечера. Обычно их открывал полонезом сам император с женой, а затем удалялся. Бал продолжался без его участия.
При Александре I
Сын Павла I и любимый внук Екатерины II, Александр I поддерживал в Зимнем порядки, установленные царственной бабушкой. Всеми любимый, юный император особенно увлекался танцами. Снова в моду вошел вальс.
Вообще, время царствования Александра Благословенного, особенно его начальный период, напоминало «век Екатерины», но было отмечено еще большим великолепием и блеском при проведении в Зимнем балов и маскарадов. На празднества приглашалось до пяти и более тысяч человек. Во время танцев разносили чай, мед, прохладительное питье, сласти и мороженое. Веселье продолжалось далеко за полночь. Особенно оживленно проходили новогодние маскарады, потому что маски позволяли нарушать должностные рамки и предаваться безоглядному веселью.
Брат Александра I, император Николай I, тоже устраивал балы и маскарады. Его царствование отмечено значительными переменами в жизни Зимнего дворца. 25 декабря 1826 года в торжественной обстановке была открыта Военная галерея 1812 года, созданная по проекту Росси. Оформление ее необычно: на стенах в определенном порядке расположены портреты высших чинов – героев и участников войны. Эти живописные полотна являются неотъемлемым элементом интерьера. Все военные написаны в 1819–1828 гг. английским портретистом Джорджем Доу и его русскими помощниками Александром Поляковым и Вильгельмом Голике. Центральная фигура – изображенный в полный рост конный портрет императора Александра I. Поначалу он был исполнен Доу, но впоследствии заменен более парадным портретом работы Франца Крюгера. В полный рост были также исполнены живописные портреты Кутузова, Барклая де Толли, великого князя Константина Павловича и английского герцога Артура Веллингтона, получившего чин генерала-фельдмаршала русских войск за победу над Наполеоном при Ватерлоо. Здесь же находились конные изображения союзников России, живописные батальные сцены. Но основную массу составляли поясные портреты.
По случаю открытия Военной галереи в Большой церкви дворца был отслужен молебен. Когда галерея стала доступной для посещения, там часто бывал Пушкин. В одном из своих стихотворных произведений он писал, что нередко бродит по галерее и смотрит знакомые образы… С особой силой поэта притягивал образ Барклая де Толли. В 1835 году в память о нем Александр Сергеевич написал стихотворение «Полководец». Позднее пушкинские строки из этого произведения были высечены на мраморной доске и помещены в центре зала:
У русского царя в чертогах есть палата:
Она не золотом, не бархатом богата;
Не в ней алмаз венца хранится за стеклом;
Но сверху донизу, во всю длину, кругом,
Своею кистию свободной и широкой
Ее разрисовал художник быстроокой.
Тут нет ни сельских нимф, ни девственных мадонн,
Ни фавнов, ни охот, – а все плащи, да шпаги,
Да лица, полные воинственной отваги.
Толпою тесною художник поместил
Сюда начальников народных наших сил,
Покрытых славою чудесного похода
И вечной памятью двенадцатого года…
Галерея стала еще одной святыней и гордостью Зимнего дворца и явилась уникальным памятником войне 1812 года.
При Николае I
17 декабря 1837 года Зимний дворец понес невосполнимую утрату: случился пожар, унесший человеческие жизни и уничтоживший значительную часть помещений. Погибли уникальные интерьеры, созданные лучшими мастерами XVIII века (интересно, что ни один экспонат Военной галереи не пострадал, хотя само помещение полностью потеряло декор: солдаты и офицеры, рискуя жизнью, выносили на руках портреты).
Император Николай I приказал привлечь к восстановлению дворца лучшие силы. В это время здесь работали архитекторы Василий Стасов, Александр Брюллов, Александр Штауберт. Стасов восстанавливал все парадные и церковные залы, Брюллов – личные покои Николая I и его семьи и комнаты «первой и второй запасных половин». Штауберту поручалась проверка смет и общий надзор за строительством. И уже весной 1839 года талантом и руками зодчих и мастеров России Зимний дворец был восстановлен.
Пасху 1839 года Николай I встречал в стенах обновленного Зимнего дворца. Вернулся прежний уклад жизни, во дворце возобновились приемы и балы.
Посетивший в 1839 году только что воссозданный после пожара Зимний дворец маркиз Астольф де Кюстин писал, что каждая зала, каждая картина ошеломляла русских царедворцев, видевших трагедию, но не видевших дворца после того, как «…храм по мановению их господина восстал из пепла… Это была феерия… Блеск главной галереи в Зимнем дворце положительно ослепил меня, она вся покрыта золотом, тогда как до пожара была окрашена в белый цвет… Еще более достойной удивления, чем сверкающая золотая зала для танцев, показалась мне галерея, в которой был сервирован ужин». Кюстин писал, что его поразило не только богатство и обилие яств. «На этом празднике все представлялось колоссальным, и невольно затрудняешься решить, что более поражает: эффект ли общего ансамбля, или же размеры и качество отдельных предметов. На тысячу человек в одном зале был сервирован один стол!». По его воспоминаниям – домашняя (малая) церковь была невелика, но сплошь украшена золотом и лепниной, что в сочетании с богатой росписью на стенах и потолке создавало яркое праздничное настроение. Полукруглая балюстрада отделяла алтарь от посетителей церкви. На клиросе находились места для царской фамилии. Чрезвычайно эффектно обставлялся вход в церковь императора. Вот как Кюстин писал об этом: «Мало видел могущего сравниться по великолепию и торжественности с появлением императора в сверкающей золотом церкви».
В русских людях его поражало глубокое, царившее как в Зимнем дворце, так и во всей России благочестие. Не только Кюстин, многие иностранцы, да и русские, посещавшие в то время дворец, восхищались отделкой и огромными размерами залов. Отмечали, что принятые при дворе танцы под музыку в таких помещениях были полны торжественности, замедленны и не нарушали обычного течения мыслей танцующих. «Это размеренная, – уточнял де Кюстин, – согласованная с ритмом музыки прогулка кавалера об руку со своей дамой. Сотни пар следуют одна за другой в торжественной процессии через необозримые залы всего дворца. Бесконечная лента вьется из одной залы в другую, через галереи и коридоры, куда влечет ее возглавляющий шествие властелин. Это называется танцевать полонез. Раз посмотреть этот танец может быть и занятно, но для людей, обязанных всю жизнь так танцевать, бал должен превращаться в наказание». Огромными размерами выделялась и Парадная лестница, восстановлением которой занимался архитектор Стасов.