– Балуют тебя, – Роман Ильич улыбнулся.
– Так и я их не обижаю, получается, у нас любовь взаимная. Ты, может, поешь чего? Я быстро соображу.
– Да нет, рано еще. Организьма не проснулась. Ты занимайся своими делами, не смотри на меня, а я, может, и подремлю немного.
– Так приляг давай. А я разбужу в нужное время.
– Не, не надо. А то всхрапну еще, народ услышит, не так поймет, – мужчина улыбнулся.
– Ох, Роман Ильич… Про меня так давно никто не сплетничал, что я теперь это за счастье почту.
– Ты-то за счастье, а моя благоверная мне остатки плеши проест.
– Алла-то? Ревнует?
– Угу. Вот даже сейчас, разбудила среди ночи, иди к своей Раиске, говорит.
– Что, прям так и сказала? – Раечка зашлась смехом.
– Ну да, я ей спать не давал, оказывается, храпел. Вот она меня к тебе и послала. Наверное, чтоб тебе спать не давал.
– Маленькая женская месть?
– Получается, вроде того.
Мужчина замолчал. Он частенько заходил сюда, для него у Раечки всегда, даже в самые худые времена, находилась и чашка кипятка, и рюмочка чего погорячее. Да и закуска к этой рюмочке. А сейчас вот лафа наступила…
В тепле Романа Ильича разморило, он не заметил, как задремал.
Проснулся он от шума.
– Гунька, зараза, а ну вон отсюда! Взял привычку!
Тут же загрохотала упавшая на пол посуда, а завершили все звонкий шлепок и испуганный визг станционного пса – животины наглой, избалованной и всеми, в том числе и поварихой, любимой.
– Аркадьевна, да ладно тебе, подумаешь, стащил собакен косточку, от нас не убудет.
– Мишаня, помолчи, а то и тебе достанется. Это кухня, и собакам тут делать нечего!
– Ой, теть Рай, а мне сегодня опять двойную порцию.
– Людмила, ты когда этому захребетнику жрать перестанешь таскать? Сам дойти не может?
– Теть Рай, ну с его-то ногой… Он сюда с Ботанички до морковкина заговенья не доковыляет.
– До морковкина заговенья… Нахваталась от него словечек. Хорошо устроился, все при деле, один твой Витюша балду гоняет, да за это я его еще и кормить должна! Дармоед!
– Не ругайся, теть Рай, – Люська засмеялась и убежала.
Она, как оказалось, была последней, кто пришел за завтраком.
Ильич всегда удивлялся этой невероятной, по его мнению, способности всех поваров и поварих точно рассчитывать количество продуктов. Его Алка так не умела, хотя готовила вполне прилично. А вот Раиса на его памяти ни разу не ошиблась с количеством порций, точно зная, кто придет за готовой едой, а кто по какой-то причине получил продукты пайком. Последних, правда, бывало немного.
– Роман Ильич, покушай, пока теплое, не остыло. И чаю я тебе свежего заварила. Да и я с тобой тоже поем, умаялась с этими оглоедами.
Вот, всегда у нее так: вроде и ворчит, ругается даже, а в итоге получается ласково. И даже ее любимое «оглоеды» у Раечки звучит не оскорбительно и не зло.
– И поем. Твоя стряпня, как бальзам, и настроение поднимает, и для здоровья хороша. Что у нас там сегодня?
– Кашка, овсяная. На воде, правда, но где ж молока-то разыщешь?
– «Овсянка, сэр», – мужчина засмеялся. – Что у нас на завтрак? – Овсянка. А на обед? – Овсянка. А на ужин?! – Котлеты. – Ура!!! – Из овсянки.
– Зря издеваешься. Из нее такие котлетки изобразить можно, пальчики оближешь!
– Эх, Раечка. Туго у тебя с юмором. Анекдот это такой, старый. А каша и без молока все равно отменная!
Повариха, внимательно наблюдавшая за поглощающим ее стряпню начальником, покраснела от удовольствия.
– Вот спасибочки-то, Роман Ильич.
– Это тебе спасибо, уважила. Скажи, где так готовить научилась? Как профи, из ничего конфетка получается.
– Профи так не сможет. Свекровь, покойница, царствие небесное, всему научила. Хозяйка от бога была, и готовить, и дом вести. И все сама, без каких-то там помощниц-домработниц. Мне ж семнадцать было, как замуж выскочила. Дура дурой. Как же, жених видный, красавец – весь из себя, квартира в центре города, мама-папа чуть не дворянских кровей. И попила же эта сволочь мне кровушки. Только из-за свекрови его и терпела, жалко ее было, а ей – меня. Три года выдержала. А потом умерла она, и я тут же съехала. Так что всем я ей обязана, Наталье Евгеньевне моей.
– Ты не рассказывала…
– Так было бы чем хвастаться. Коленька мой, ну, муж, как две капли воды Витька Лазарев. И по нутру и по морде.
Смотритель рассмеялся.
– Ну что, пойду я?
– Погодь, а чайку?
– Ну налей, горяченького.
– Ильич, я вот что спросить у тебя все хочу. А ты Витьку что к работе не пристроишь? Здоровый мужик, а занимается невесть чем.
– Раис, какой из него работник? – Роман Ильич попробовал отшутиться. – Он же студент, тяжелее портфеля в руках ничего не держал.
– Ой, подумаешь, интеллигент в маминой кофте. Да таких тут полстанции, и ничего, все при деле.
– Рай, да чего ты на парня взъелась? Сидит он на своей Ботанической, никого не трогает. Да и если б не он… Сама знаешь.
– Да мне что – пусть сидит! Только притворяться зачем? Ножка болит… Да и заслуги заслугами, только на них далеко не уедешь. Сегодня у нас густо. А скоро – пусто. И второго такого склада в перспективе не наблюдается.
Повариха шумно вздохнула: наверное, она за всю свою жизнь ни разу не говорила такой длинной речи.
– Разошлась-то, разошлась. Как холодный самовар, – Ильич улыбнулся.
– Да ну тебя. Делай, как знаешь, ты начальник.
«Делай, как знаешь»… А как он знает? Раиса, хоть и простая повариха, а смотрит в самую суть. Только вот одного ей понять не дано: если и может кто помочь им, то именно этот ботаник, студент-недоучка. Раечка права: запасы из схрона не вечны, своих ресурсов, как жизнь показала, им не хватает. Ему, Роману Ильичу, есть что терять, и повторения прошедшего он совсем не хочет. А парень что-то задумал, и образование у него подходящее, хоть и не доучился. Да и вообще, какой-то странный он, этот Лазарев. А вдруг? Вдруг получится что? И всем хорошо, и начальник «на коне». Просто здорово, что тогда с этим сталкерством ничего не получилось. А все Волков, вогнал в непонятки.
– Умная ты, Раиса. И я не иронизирую, поверь.
– Конечно умная. Просто я производитель, а все вы – потребители, – и она улыбнулась, – моей стряпни. Может, еще чего хочешь?
– Нет, Рай. Спасибо. Пойду. Алла моя наверняка уже на язву исходит. Да и дела.
Глава девятаяМетод «свободного тыка»
Декабрь 2020 года
То, что произошло с ним в последние недели, не давало Виктору покоя. Сто тысяч почему… Почему его не тронули собаки, почему на нем все заживает прытче, чем на той же самой собаке? Ответ был один, абсурдный и неожиданный. И единственно верный. И как проверить все это?
«Есть ли у вас план, мистер Фикс? – Есть ли у меня план? Есть ли у меня план? Да у меня целых три плана!»… Три плана – это круто. У Виктора был всего один: использовать метод свободного тыка. Он же – эмпирический.
– Люсь. Дело есть.
– Мур-р-р, – девушка потерлась о его плечо, – дело… Вот всегда, Люся со всем сердцем, а мон ами – дело, у мон ами нет сердца, только дело…
Люська притворно вздохнула, но от Виктора не отодвинулась.
– Э, а кто это тут себя чуть ли не женой декабриста объявил? Или я забыл что-то?
Виктор неожиданно дунул девушке в ухо, она резко дернулась, отодвинулась от него.
– Дурак, щекотно же!
Но это «дурак» прозвучало совсем не сердито, скорее как приглашение к игре. Однако пока никаких игр в планы Лазарева не входило. Все потом, сначала добиться от Люськи согласия.
– Так как? Поможешь мне?
– Так я не жена еще, да и ты ни разу не декабрист.
Люська вдруг прыснула со смеху, а через мгновение уже в открытую хохотала.
– Я что-то смешное сказал? Или у меня уши вдруг выросли, а я и не заметил?!
– Вить, прости, – Люська вытерла выступившие слезы, притворно-виновато посмотрела на него, – декабрист – цветок такой есть, тоже на кактус похож чем-то. И я вспомнила, как ты с горшком танцевал.
И она опять захохотала.
Виктора этот ее смех вдруг дико взбесил, знала бы Люська, что творилось в этот момент у него в душе, точно постаралась бы убраться подальше и как минимум с неделю не показывалась ему на глаза. До конца скрыть свое настроение ему все равно не удалось. Поняв, что переборщила с весельем, девушка успокоилась. На сей раз окончательно.
– Ладно, выкладывай, что там тебе постирать-убрать?
– Люсь, тут другое. Мне нужно, чтоб ты поучаствовала в эксперименте.
– Другими словами, у тебя возникла острая нехватка подопытных кроликов.
– Угадала. Только кролик у меня пока один. Ты. Кандидат в кролики.
– Кандидат. В кролики – и она опять фыркнула, – Прости. И хватит меня так бессовестно смешить.
– Я же и виноват, что тебе смешинка в рот залетела.
– Не я же! Вещай, как с кролика шкуру снимать собрался. Да, и без заумных фраз, для чего и зачем.
– Люд, будет немного больно. Как ты? Согласна?
– Всего лишь немного? Я думала, когда снимают шкуру, должно быть ОЧЕНЬ больно, – и она опять засмеялась.
– Так что?
– Да согласна, согласна. Потерплю ради науки и Виктора Лазарева.
Носовой платок, перепачканный в пыльце, Виктор заботливо упаковал и сохранил. Нож, которым собрался резать девушке руку, наточил еще накануне (он ни на секунду не сомневался, что Люська согласится на все, что бы он ей ни предложил), сейчас осталось только облить лезвие самогоном.
– Фу, вонища. И как вы, мужики, только эту гадость внутрь потребляете?
– И женщины иногда тоже, между прочим… Не дергайся. Кстати, для обезболивания не глотнешь капельку?
– Только если ты мне руку собрался ампутировать.
– Тогда терпи.
И Виктор с силой полоснул ножом по Люськиному запястью.
– Ай!
– Сейчас, не убирай руку!
Он промокнул кровь, а потом прижал к ране платок с пыльцой, немного подержал его.