Дальше все было как во сне. Он еще раз вспомнил всех и со всеми попрощался. Попытался вспомнить что-то хорошее, чтоб с этим и уйти…
– Счастливого пути, Сухроб Салманович, – сержант протянул ему документы. – Да, рюкзак закройте, книги вывалятся.
Все.
– Ты что себе позволяешь, – услышал он знакомый голос рядом. – Быстро вниз.
Оказывается, Ахмет неусыпно следил за ним всю дорогу. Это был обыкновенный экзамен, который Сухроб позорно провалил.
Наказывать его не стали, дали еще одну попытку, возможность исправиться, помочь родителям и навсегда прославить их род.
Сержант Головин с напарником, молоденьким стажером Колькой, скучали у колонны. До развода еще два часа, и, слава богу, пока служба идет без приключений.
– Смотри, опять этот Сугроб, – засмеялся Колька, – Пойдешь к нему?
– Думаешь, надо? С документами у него порядок, в рюкзаке опять книги. Студент, что с него возьмешь.
– Рюкзак больно тяжелый. Смотри, еле идет.
– Книги, они тяжелые, – отмахнулся Головин. – Хочешь, сам иди. Практикуйся.
– И пойду, – Николай уже сделал шаг в сторону Сухроба, как где-то сзади громко закричала женщина.
Наряд со всех ног бросился на голос. Сухроб шагнул на эскалатор…
– Всем постам! Всем постам…
– Не стал я дожидаться поезда. Скинул рюкзак на скамейку и пошел на другую платформу.
Потом узнал, что все случилось на другой станции. Не я один был такой.
Мужчина помолчал.
– Мне повезло. Паспорт был с собой, адрес товарища школьного помнил, он на рынке работал. Нашел его. Тот укрыл на время, я денег заработал и в Питер подался. Подальше от всего. Но для Аллаха нет расстояний, он ничего не забывает. Вот и упрятал меня под землю. Навсегда.
– Да, брат… История, прямо скажу, невероятная. Только ты ж не убил никого?
– Не важно. Желал. И убил бы, только испугался, молодой был еще. Все. Пора.
Сухроб поднялся, протянул Вексу руку для прощания.
– Пошли по домам, солдат. Спать пора.
…Ни Сухроб, ни, тем более, Векс не обратили внимания, что к разговору уже давно прислушиваются трое незнакомцев в одинаковых плащах с капюшонами. Мало ли кто по перрону таскается? Чужих много, за всеми не уследить. Да и зачем?
Идти с мешком на голове до жути неудобно. Особенно, если у тебя связаны руки, особенно, если на дороге то и дело попадаются камни и неровности, и, особенно если каждый шаг отдается острой болью.
– Все, – Векс встал, – Дальше не пойду. Хотите – тащите меня на себе!
– Пойде-ешь.
Толчок в спину. Какой уже по счету?.. На сей раз Векс не удержался на ногах, а похититель не успел его подхватить.
– Черт! Поднимайся!
Опять пинок! Да что ж это такое?!
– Эй, Рональдиньо гребаный, я те че, мячик, что ли?! Сказал, не могу идти! Хоть руки развяжи! И мешок мне нафиг сейчас? Ясно же, что не убегу.
– Слышь, Волков. Может, и правда?.. Куда он сейчас, и так едва ногами перебирает. Не на себе же тащить? А?
– Закончил? А теперь бери и тащи! Что уставился? Не может он идти, значит, тащим. По очереди.
– Мне бы отлить…
– Потерпишь. Я что тебе, нянька? Все, двигаем.
– Дело хозяйское, обоссу – не обессудь.
– Сука! Командир, дай ему отлить! Или сам тащи!
– Развяжи его…
Уф…
Мешок все-таки сняли. Придурки. Куда тут убежать?! Руку свою едва разглядишь.
Похитителей было трое, двое примерно одной с ним весовой категории, а один даже покрупнее будет. Да уж… Интересно, чего они боятся? Что я Рэмбо? Или с ногой притворяюсь?
– Все? Макар, вяжи его.
– Командир, да куда этот чудик колченогий денется?
Волков вспылил. Идиот! Да зазевайся ты чуток, прыгнет этот чувак в сторону, и ищи его потом в темноте! Недостроенный туннель, тут столько всякого!
– Я тебе дома объясню, куда! Вяжи и двигаем!
– Вяжи, Макар, раз командир велит. Эх, прокачусь! С ветерком, надеюсь?
А реакция у этого Макара отличная, и бьет хорошо, профессионально. Язык мой – враг мой…
– Командир, а, командир, – Векс закашлялся, – из меня отбивная паршивая, жилистый больно. Ты скажи своим…
– Волков, давай я ему кляп воткну. Достал.
– Слышь, мужик, ты бы заткнулся. Ребята устали, нервничают.
Ладно, постебались, и будя. А то действительно – себе дороже, всю требуху кулачищами отобьют. Эх, как же это он так вляпался-то, а?..
– Пошли по домам, солдат. Спать пора.
Спать так спать. Действительно, отдохнуть надо. И пора завязывать с выпивкой. Кажется, он дошел до своей станции. Дальше пути нет. Зато есть перспектива сложить тут свою буйну головушку. Ну и пусть. Он солдат, его дело – воевать и, если надо, – умирать. Второе с таким войском и арсеналом более чем реально. Час продержаться – и то чудо будет. А начальник тут – чудило на букву «м». Не поверил. И, если честно, правильно, что не поверил. Явился хрен с горы помощь предлагать. Ему повезло еще – местные безопасники совсем мышей не ловят, иначе сидеть бы сейчас Вексу пред ясными глазами местного Ягоды и строчить на самого себя доносы, а не водку пьянствовать… Но он, Векс, настырный. Завтра опять пойдет.
– Эй, мужик, погоди-ка, спрошу что?..
Векс обернулся на голос… И все. Темнота.
Интересно, что это у них за штука такая? Классно вырубает, с гарантией.
Глава семнадцатаяЧиновник по особым поручениям
13–14 ноября 2033 года. Станция Гражданский проспект
Вот и все. Векс ушел. Марк мертв, Мороз с Координатором тоже. Кристи…
Целая жизнь всего за четыре дня.
– Мамба, выпить есть? Да не кривись, знаю, что припрятано! Делись.
– Адреналиновый голод начинается?
– Обзывай, как хочешь. Только вот тут, – Алекс постучал себя по груди, – пусто. Словно жизнь кончилась.
– Нет, ребята-демократы, пулемет я вам не дам. Ладно, сейчас я тебе плесну, но больше даже не приходи. Мне тут только алкоголиков не хватало.
– И себе лей. Не одному же…
– И себе. – Мамба плеснул в кружки и тут же убрал шкалик. – Не облизывайся, не дам больше! И погодь, закусь поставлю.
Пара печенюшек, банка тушенки… Царский стол!
– И за что пьем?
– Давай за запасной путь. Пусть повезет Кирюхе.
– Тогда вздрогнули…
Через два часа в умат пьяный Мамба отчаянно тряс пузырьком над кружкой:
– Ну, кисонька, ну еще немножко…
Алекс сидел на топчане и не мигая смотрел в одну точку. Мамба пристроился на стуле и непослушными руками пытался соорудить из мокрого полотенца чалму. Получалось плохо, полотенце падало ему то на колени, то на пол.
– Да бли-ин горелый, сколько можно?
– Димон, скажи, что вчера было?
– Лечение. Сеанс п-психо…ик… терапии.
– Хреново-то как.
– Ан-налогично. Зато тут, – Мамба ткнул себя в грудь, – не болит.
– А голова…
– Голова не жопа, завяжи и лежи. Сейчас вот поднимусь и чифирчику нам соображу. Полечимся.
– Чифирь – хорошо. А сладкий?
– Ты не борзей уж совсем-то. Спирт выжрал, заварку тоже на тебя перевожу, еще и сахару ему?
– Ага. И побольше. Чтоб слиплось. Можно?
Чифирь был терпкий, горячий и в меру сладкий. Амброзия. Живая вода.
– Мамба, а я поживу у тебя сегодня, а? Чтоб народ мордой лица не пугать?
– Да хоть насовсем переселяйся, не жалко.
– Ага, чтоб Ратников и меня в педики записал. И что ты ржешь, гуталиновая твоя морда?
И засмеялся сам. И тут же схватился за голову.
– У-у-у…
– Да ладно, не притворяйся, полегчало же.
– Не знаю. Наверное. Просто, понимаешь, раньше была какая-то система, привычный ритм. Я знал, что от меня требуется, чего от кого ждать. А сейчас… Я словно потерял чего. Словно все надо начинать сначала.
– Слушай, Гринев. Все это – интеллигентские сопли. Скажи Рату, пусть тебя на работу пристроит. Попашешь смену – вся дурь из башки уйдет.
– Наверное, прав ты. Крыся как?
– Все так же. Готовься, лучшего не будет.
– Я не понимаю… Ты же сам говорил: ничего страшного!
– Жить она не хочет. Вот и все. Раньше бы посадил на ту же глюкозу…
– Зачем?
– Не понимаешь? Она не от раны умирает. От банального голода. И от обезвоживания.
– Сколько?..
– Первым узнаешь. Не долго.
Дверь не заперта, значит, Ратников на месте.
– Зайду?
– Давай, сам хотел за тобой послать.
Они не виделись с того самого дня. Алекс избегал встречи, а Рат не настаивал. Оба понимали: им будет тяжело забыть произошедшее.
Ратников сидел за столом, откинувшись на спинку стула, довольный, как кот, объевшийся ворованной колбасой. Абсолютно седой, постаревший, Рат, кажется, даже похудел и стал меньше ростом. Но вот он поднял глаза, взглянул на Грина… И старик исчез, словно и не было: перед Алексом явился прежний Феликс Ратников, собственной персоной, вот он, любите и жалуйте.
– Чего? Проходи, не кусаюсь. Дверь только прикрой, дует. А ты, – Рат посмотрел под стол, – марш домой. Позднее позову.
– Чего застыл? Проходи, не кусаюсь. Дверь только прикрой, дует. А ты – марш домой.
Только теперь Алекс обратил внимание на весьма привлекательное существо лет семнадцати от роду, примостившееся на стульчике сбоку. Девчонка совсем. Нездешняя.
Девица вспорхнула и продефилировала мимо Алекса вполне профессионально виляя попой. А взгляд-то какой, оценивающий. Ищет, кто даст за нее подороже? Шалава…
– Что, хороша сучка? Шлюшка мелкая, проститутка малолетняя.
Сказано это было таким тоном, что Грин так и не понял, восхищается Рат девкой или кроет ее последними словами.
– Морозово наследство. Пашка мне ее подогнал, вчера, вечерним «дилижансом». И как тебе? Понравилась?
– Я что ее, трахал?
– И не надейся. Мне она еще самому не надоела. А Казачок все-таки молодец, умел же баб выбирать! Всю ночь мне спать не давала.