Сердце в его груди забилось чаще, и, не дожидаясь ее ответа, он встал на ноги. Она медленно поднялась следом и, когда он шагнул ближе, встретилась с ним взглядом. Он никогда не видел женщины красивее.
– Итак? – тихо спросил Матвей.
– Да.
Ее губы были приоткрыты, а блестящие глаза бегали между его – до тех пор, пока он не коснулся щеки, бледной и гладкой, как мрамор. И эти веснушки… кто бы мог подумать.
Матвей склонил голову и прижался губами к ее губам. Они были теплыми и мягкими, а от ее кожи исходил едва уловимый, но опьяняющий запах, похожий на цветочный. Он почувствовал, как тонкие пальцы скользнули по его груди и остановились над сердцем, сжав в кулаке ткань серебристого жилета и не позволяя ему сдвинуться с места. Смерть медленно, почти робко поцеловала его в ответ. Инстинктивно он накрыл ее руку своей и с облегчением отметил, что она расслабилась. Другая рука обвилась вокруг ее затянутой в шелк талии, хотя они и так стояли вплотную. Матвею совсем не хотелось, чтобы все закончилось так скоро.
Смерть отстранилась первой, и ему потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя. Огонь в камине казался ярче, у него кружилась голова, а все тело охватил жар. Ее зеленые глаза сияли, но дело было совсем не в отблесках пламени. Она смотрела на Матвея, словно видела чудо – впервые за целую вечность, и он едва сдержал дрожь. Никто никогда не смотрел на него так, даже после самой сложной операции, даже на свидании. Он был уверен, что Смерть знала, как колотилось сердце под ее ладонью. Ее близость, ее прикосновения, цветочный запах кожи, отблески огня на серебряной ткани под ее рукой – все это соединилось в одно неописуемое, неизвестное ему до этого дня чувство. Он улыбнулся ей, мягко сжав пальцы, и понял, что попросил слишком мало. Он хотел поцеловать ее губы еще раз. А затем еще, каждый день до следующего Бала, когда ему пришлось бы уступить свое место новому хозяину.
Словно прочитав его мысли, Смерть опустила взгляд на их соприкасающиеся руки и блестевшее на его пальце кольцо.
– Желаю вам счастья, Матвей Иванович. До встречи в положенный час, – прошептала она, и переполнявшее сердце Матвея тепло сменилось холодом. Прежде чем он успел сжать ее руку сильнее, она высвободилась и отступила прочь, и его сразу окружили густые тени. Запоздало он вспомнил, что на его кубке была изображена черная луна. Живая вода.
Матвей попытался заговорить, но его голос потерялся во мраке. Его потянули за руки и одежду прочь от горевшего камина и стройной фигуры в серебряном платье, а в следующее мгновение он уже стоял в прихожей своей квартиры.
– Твою мать! – выругался Матвей, взъерошив волосы, и обнаружил, что с пальца исчезло кольцо. Он был в своей обычной одежде, но из нагрудного кармана футболки все еще выглядывал цветок, сорванный Смертью. В порыве безумной надежды он распахнул входную дверь, надеясь, что она пришла за ним, но на пороге никого не было.
Часы показывали одиннадцать. Луна светила так же ярко, ее свет отражался на оставшихся во дворе снежных сугробах. Стоя у окна, Матвей коснулся красных лепестков, надеясь сохранить в памяти прикосновение мягких губ Смерти. Было ли дело в чарах Бала любви, сладковатом вкусе сурьи или адреналине после всего случившегося за такой короткий срок, он не знал; но их первый и единственный поцелуй был лучшим в его жизни. Разумеется, это не могла быть любовь с первого взгляда, но при мысли о том, что уже скоро он забудет его, сердце в груди болезненно сжалось.
– Она сама Смерть, – упрямо напомнил он себе, глядя на цветок и игнорируя поднявшийся внутри странный протест. – Я не увижу ее до конца жизни. И забуду уже очень скоро.
Но сколько же важного он не успел у нее спросить – в частности, могут ли жившие в Ирии люди просить у нее аудиенции, или она сама является к ним, когда требуется помощь с подготовкой Бала? Встречает ли она вновь прибывших на тот свет в человеческом обличье? Черт возьми, забвение будет благом – так недолго и сойти с ума. Но сегодня, ради покоя до конца жизни, он позволит мыслям о новой встрече мучить себя. Матвей обессиленно покачал головой, поставил розу в стакан на кухонном столе, где раньше была еловая веточка, и закрыл за собой дверь спальни.
Разумеется, завтра ее здесь уже не будет – это был подарок на прощание. Матвею не хотелось быть рядом, когда он исчезнет.
Всегда, исполнив желание хозяина Бала – устроив встречу, позволив подарить последний поцелуй или узнать пароль от банковской ячейки, – она растворялась в воздухе. После полнолуния в этом теле не было смысла. Она не находила удовольствия в одежде или украшениях и давно забыла, как выглядела. Внешность хозяев Бала ей тоже была абсолютно безразлична. Они думали только о своих желаниях, а затем вспоминали о страхе и ненависти.
Сейчас же, скорчившись в углу дивана, она продолжала прижимать пальцы к губам. Она все еще чувствовала его прикосновение. Матвей Рокотов смотрел на нее так, словно забыл, кто она на самом деле. Словно перед ним был человек. Обычная женщина. Прекрасная женщина. По какой-то неведомой причине она ему поверила – всего на мгновение, – и этого оказалось достаточно, чтобы ответить ему согласием. Уже зная почти все на свете, она хотела открыть один из немногочисленных секретов, еще остававшихся в ее вечной жизни. Позволила им обоим удовлетворить любопытство.
О, и не пожалела об этом. Никто и никогда не смотрел на нее так, как этот мужчина. Никто и никогда…
Она позволила себе слабость, и что-то внутри нее сломалось. Преодолев многие тысячи лет, потерянное прошлое вспыхнуло в алой гостиной, как молния. Невидящим взглядом она смотрела на пляшущие языки пламени, словно всего мгновение назад кто-то высокий стоял рядом с ними.
На губах появился соленый вкус крови, и она всхлипнула, крепче прижав колени к груди. Она всегда уставала после Бала и была уязвимее для таких вспышек, чем когда-либо. За ними всегда следовала боль, каждый раз страшнее, чем в прошлый.
Люди любят говорить, что время лечит, но это была ложь. Ту, кем она стала, было не спасти. Древние боги пали один за другим, пока не осталась только она, не человек и не дух, и, что бы в ней ни разглядели, Бал любви было решено сохранить. Она стала на нем хозяйкой, сместив свою мучительницу, но ее участь была неизменна. Из года в год она смотрела на жизни, которые могла бы прожить, и стояла рядом с мужчинами, зацикленными на своих желаниях. Одни вели себя с ней подобострастно, другие отстраненно, пытаясь скрыть страх, а третьи уверяли себя, что все это сон. Никто не приглашал ее танцевать. Никто не просил разрешения поцеловать ее – ее, боль, ужас и горе во плоти. Никто не заставлял ее чувствовать. Она считала, что ее чувства давно умерли с ним – человеком без имени и лица, который когда-то открыл ей любовь, даже когда в древнем языке еще не было такого слова.
Впервые за целую вечность в ее глазах блестели невыплаканные слезы.
Глава 3
Год спустя
Отвернувшись от полной черной луны, Смерть взяла под руку хозяина Бала. Франко Шторм напрягся, но покорно сопроводил ее к танцующим парам. Его улыбку можно было в лучшем случае назвать вежливой, он избегал встречаться взглядом с гостями и прятал ладонь под мантией на груди. Она думала, он жалеет, что не смог пронести сюда свой пистолет. При первой встрече здоровяк выстрелил ей в грудь, но она просто смахнула с платья черный след от пули и, убедив его, что не была коллектором или демоном, добилась согласия.
Ей должно было быть все равно, что он смотрел им под ноги во время танца и едва касался ее. Что бубнил себе под нос сплетни о знаменитых гостях, которых нахватался из желтой прессы, или собственные догадки и полностью проигнорировал чету Рокотовых и одного седовласого доктора. Все равно, что после Бала он попросил о встрече с актрисой Лианой Манн, чтобы закончить книгу, где главная героиня списана с нее (хотя вряд ли стиль его письма станет от этого лучше). Она не должна была чувствовать ничего, когда его глаза жадно вспыхнули при виде прекрасной блондинки. В конце концов, он мало чем отличался от других хозяев Бала – за исключением одного, о котором она старалась не думать, – и забудет об их встрече очень скоро. Его разум найдет логичное объяснение всему, что он узнал. У него появится воспоминание о статье или книге, а может, о словах дальнего родственника. В этом не будет никакого чуда.
Ей должно было быть все равно, что в этот раз Бал снова стал для нее всего лишь традицией. Но она не умела лгать, даже себе.
– Асистолия! Отойдите от стола.
Матвей поднял руки и попятился, пропуская вперед Глеба. Его глаза не отрывались от монитора, где линия пульса, вместо того чтобы двигаться зигзагами, упала до едва заметной волны. Время… ему просто нужно было время, чтобы остановить кровотечение.
– Разряд.
– Парень лишь хотел собрать шкаф, – покачал головой младший хирург, разглядывая инструменты на столике, – и на тебе. Остановка сердца. Зашибись.
– Все нормально, – откликнулся Матвей, когда спина мужчины во второй раз изогнулась дугой. Монитор наконец-то успокаивающе пискнул и возобновил отсчет, и он немедленно вернулся обратно к столу. – Он молод, кости срастутся быстро.
– Жаль, селезенка тоже не вырастет.
Проигнорировав иронию, Матвей кивнул ему:
– Держи здесь… вот так. Сушим.
Он быстро осмотрел рану на предмет оставшихся щепок и отложил пинцет.
– Убирай тампоны. Шьем.
– Что творится с этими людьми…
– Ремонт, – мрачно ответила медсестра, которая вчера в третий раз заказывала домой новое пластиковое окно. Ее истории о войне с поставщиком за правильный размер сопровождали их каждую операцию последние пару недель.
Когда больного перевели в реанимацию, Матвей отыскал жену пострадавшего и, выслушав историю о выборе дизайнерского шкафа, который теперь был безнадежно испорчен, и стремлении мужа доказать свою маскулинность, отправил ее домой. Следом его ожидало удаление кисты поджелудочной железы, а затем – совещание по поводу восстановления мальчика-подростка после травмы головы. Только после этого, оставив коллег угощаться пончиками, которые принес супруг пациентки, перенесшей операцию на позвоночнике, Матвей наконец смог заняться статьей о клинической анатомии вен нижних конечностей. Тонкие линии вен, подобные рекам на географической карте, извивались перед его мысленным взором и разделялись на более мелкие потоки, повинуясь особой логике, заложенной природой. Потоки крови… Вопросы крови…