– Ты учишься? – спросила Фаина.
– Да, у меня онлайн-уроки английского дважды в неделю. С медицинским все хорошо, а вот разговорного не хватает. Позже хочу заняться немецким. В прошлом месяце заведующий ездил в Берлин на конференцию и привез оттуда несколько книг, которые мне хотелось бы прочитать. И, если уж все сложится совсем удачно, однажды начну учить японский…
Он осекся, сообразив, что Фаине вряд ли были интересны такие подробности о его жизни. Она пришла к нему, потому что искала помощи для себя, вот и все.
– Только немецкий и японский? – спросила она, опровергая его предположение.
– Если хватит сил и времени, – кивнул он. – К сожалению, не все можно описать на латыни. Ты, разумеется, все эти языки уже знаешь?
– Я знаю все наречия, на которых говорят гости Бала. За последнюю тысячу лет его география сильно выросла.
– Получается, ты знаешь вообще все на свете.
– Почти, – признала Фаина.
– И даже кто был Джеком-потрошителем?
Она спокойно произнесла имя. Матвей едва не уронил пакет с яблоками. Он-то решил пошутить.
– Нет!
– Да.
– Но как?! Как он мог оставаться незамеченным? Постой, – вдруг нахмурился он, – я только что понял. Отвечая на мои вопросы, ты фактически исполняешь мои желания. Вне Бала любви. Это никем не запрещается?
Она удивленно подняла брови.
– Правила устроены немного проще. Никто не в силах запретить мне говорить с тобой. Вот если бы ты вдруг попросил меня вызвать сюда самого Джека-потрошителя, мне пришлось бы отказать.
– Нет, спасибо, что-то не хочется, – пробормотал Матвей.
– А одному из других хозяев Бала захотелось, – сообщила Фаина. – Среди потомков Перуна встречается много интересных людей.
– Расскажешь? Если ты не устала, конечно, – поспешно добавил он. – Это тоже останется тайной, обещаю.
Фаина не спешила с ответом, разглаживая складки пледа у себя на коленях.
– Говорить с тобой мне приятно и легче, чем с другими. Что ты хочешь узнать?
– Где находится душа? – спросил он первым делом, чувствуя, как сердце в груди забилось в быстром взволнованном ритме. Этот вопрос не давал ему покоя почти год.
Она улыбнулась и ответила.
– Ого. Так очевидно, – пробормотал Матвей, опуская взгляд на свою грудь. – И почему никто еще не догадался об этом?
– Ты не первый, кто задает такой вопрос. У людей просто нет достаточно весомых научных доказательств, чтобы все в это поверили. Поэтому это знание они сохраняли при себе, давая другим строить собственные теории. Когда я приглашала тебя на Бал, – добавила она, – то думала, ты тоже спросишь об этом.
– У меня было столько вопросов, что я не знал, с какого начать. А потом Бал кончился и… – Матвей вспомнил, как просил ее о поцелуе, но быстро остановил себя. Это внезапное, но столь сильное желание все еще оставалось для него самого загадкой. – Я могу спросить еще?
Всего бог Перун, как он узнал этим утром, начал около пяти сотен родов, из которых больше половины вымерли до начала двадцатого века, а выживших потомков мужского пола можно было найти по всей планете. По словам Фаины, она успела побывать в ста пятидесяти странах, четыре из которых больше не существовали. Сюда же она отнесла Российскую империю, а когда Матвей попросил ее рассказать какую-нибудь примечательную историю о своих предках, поразила его до глубины души. Еще один молодой Матвей Рокотов в восемнадцатом веке уехал в Париж после того, как узнал на Балу историю создания собора Нотр-Дам-де-Пари из уст архитектора Пьера де Шеля, тоже хозяина Бала. Его потомок вернулся в Россию в начале двадцатого века, привезя с собой кольцо бабушки, чтобы подарить невесте. Во время Гражданской войны она продала его, чтобы купить еды себе и оставшемуся без отца ребенку, а спустя шестьдесят лет отец Матвея присмотрел его на блошином рынке и подарил жене. Матвей помнил то кольцо. Мать похоронили вместе с ним, и она носила его на Балу.
Докторов среди хозяев Бала было очень мало. За более чем тысячу лет Фаина вспомнила лишь тридцать человек. Одни хотели узнать у нее про возникновение болезней и вирусов, другие просили встречи с лекарями прошлого и умершими пациентами в надежде узнать, в чем была ошибка. Матвея впечатлила история о мужчине, умершего сына которого считали вампиром из-за белой кожи и отсвечивающих красным глаз, и как он пытался доказать, что на самом деле это была болезнь. Фаина подсказала ему, что дело было в ферментах в теле человека, о которых не успел написать научный трактат африканский лекарь. Но это был единичный случай, а легенд о вампирах в мире становилось все больше. Было среди хозяев Бала много воинов, особенно в древности, которые общались со своими предками и пытались заручиться поддержкой в грядущих войнах или узнать, где спрятаны семейные сокровища. Начинающие поэты и писатели просили встречи с вдохновившими их гостями Бала, чтобы узнать больше об их жизни и написать собственные произведения. Матвей посмотрел на историю классической литературы другими глазами.
У Фаины был приятный голос, и она умела красиво, без запинок и путаницы в словах рассказывать истории. Сперва она выглядела не очень уверенной в себе, будто боялась чем-то оскорбить его, но по мере того как Матвей задавал ей новые вопросы, отвечала все охотнее. Он забыл об обеде, ему даже хотелось отменить сегодняшний урок английского с преподавательницей из Кембриджа, но спустя два часа его собеседница выглядела уставшей. Все это время лил дождь, и, хотя он так и не перешел в грозу, ее беспокойство не уменьшалось. Пока Матвей, включив видеосвязь, описывал миссис Миллс свои придуманные хобби, используя недавно изученную лексику, она вновь лежала на диване, крепко обхватив себя руками. Время от времени он замечал на себе ее внимательный взгляд.
– Неужели мой акцент настолько ужасен? – иронично спросил Матвей, когда закончил, и придвинул к себе контейнер с готовым салатом.
– Нет. Но я никак не могу перестать удивляться таким совпадениям, – призналась Фаина. – Я слышала ее голос в воспоминаниях ее деда. Вы с ней родственники в десятом колене.
Матвей уже даже не удивился.
– Теперь понятно, почему у нас обоих аллергия на питахайю.
Помолчав, он осторожно спросил:
– А как считаешь, мои предки могли быть связаны с твоими?
Голос Фаины стал напряженным, и он сразу пожалел, что затронул эту тему.
– Я уже сказала, что знаю о себе.
Ее лицо было бесстрастным, однако руки крепче стиснули складки пледа, словно она пыталась напомнить себе, что все осталось в далеком во всех смыслах прошлом, а теперь она была здесь. Она не помнила ничего о войне, но Матвей подозревал, что однажды ей пришлось столкнуться с чем-то подобным – из-за какой-то мелочи не станешь рабом смерти. Должно быть, они с семьей вместе защищались от какого-то неведомого противника и в живых осталась только она. Он видел людей, переживших войну и аварии, в которых погибли их близкие, и мог лишь надеяться, что со временем они смогут вернуться к нормальной жизни. Но с Фаиной все было иначе, сложнее, серьезнее – и опасно близко к тому, чтобы стать для него личным.
– Прости, – тихо сказал он. – Я просто подумал, это может помочь тебе вспомнить, что случилось тогда.
– У меня не появилось новых воспоминаний. И вряд ли это случится в скором времени. Прошло больше тысячи лет.
– Я понимаю, – сказал Матвей, приказывая врачу внутри себя не зацикливаться на словах «тысяча лет» и том, что они могли значить с точки зрения потенциала памяти и работы мозга. – Но если вдруг вспомнишь, а меня не будет рядом… не исчезай раньше времени, ладно? Я хотел бы узнать правду. Ты ведь сейчас вроде как моя пациентка.
Фаина примирительно кивнула, и тяжесть в его груди стала легче. Он сделал чай им обоим, затем выбрал еду на ужин и возобновил чтение. Молчание между ними не казалось напряженным: каждый был погружен в мысли обо всем, что успело случиться за сегодняшний день – самый обычный день посреди недели, когда Смерть открыла свое имя человеку, который решил, что поможет ей.
Следующие несколько дней Матвей провел, внимательно наблюдая за состоянием своей гостьи. Фаина практически не вставала с дивана, не снимала с плеч пледа, не спала и отказывалась от еды, зато охотно пила приготовленный Матвеем травяной чай несколько раз в сутки. Она призналась, что все еще чувствовала сильную слабость, но не жаловалась на озноб или жар. Ее сердце не билось, поэтому измерить давление Матвей не мог, но, по крайней мере, ее дыхание было ровным, а цвет кожи не менялся. Источник ее недомогания скрывался в потерянных воспоминаниях. Он регулярно проверял прогноз погоды на случай, если снова должна была случиться гроза; его очень беспокоило, как в этот раз на нее отреагирует Фаина, и в то же время было любопытно, не вспомнит ли она что-то новое. На третий день, едва за окном стало пасмурно согласно прогнозу, Матвей сдвинул занавески и подошел к дивану, держа в руках ноутбук с едва начатой статьей.
– Не возражаешь? – непринужденно спросил он, кивнув на свободное место в ногах у свернувшейся в клубок Фаины. Она молча покачала головой, и по ответному взгляду Матвей понял две вещи: ему не удалось провести ее, и Фаина была тронута его беспокойством.
Когда раздались первые раскаты грома, он посмотрел ей в лицо и обнаружил, что она крепко зажмурилась, уткнувшись лицом в плед и прижав к груди колени.
– Фаина, – мягко позвал он. – Если тебе что-то нужно, пожалуйста, скажи, и я постараюсь помочь. Я здесь, рядом с тобой. Я никуда не уйду.
Он не решался прикасаться к ней без ее согласия, хотя на ум сразу пришло воспоминание об их объятии несколько дней назад.
– Спасибо, Матвей, – последовал тихий ответ. – Этого мне достаточно.
Новые воспоминания у нее не появились – лишь боль от старых снова напомнила о себе. Тем не менее эту грозу Фаина, по ее собственному признанию, перенесла легче, чем первую. Возможно, дело было в том, что в ее поле зрения так и не попали молнии. Она не благодарила Матвея вслух, но ее взгляд был достаточно выразительным.