– Вечное служение ей после смерти в обмен на его воскрешение и шанс на счастливую жизнь. Но, забрав его раньше времени, Марена меня обманула, и я прокляла ее и всех богов. Молнии были моим первым наказанием. Вторым было забвение. Я не узнавала никого. Никто не узнавал меня. Я не помнила ни имени, ни лица моего любимого.
Ее слова внушали настоящий ужас. Матвей даже не мог представить, что ей пришлось пережить, и в очередной раз удивился, как она смогла сохранить в себе доброту.
– И за все это время боги даже не смягчились?
– Моя сделка нерушима. Я буду служить смерти вечность, – ответила Фаина, коснувшись груди. – У меня осталось крохотное воспоминание о чувстве любви, и какое-то время я надеялась, что оно поможет узнать тех, кого я потеряла. Но все было тщетно. – Она на мгновение зажмурилась, словно собираясь с силами. Ее голос опустился до шепота, неся в себе вечность ожидания и тоски. – Я знала, что когда-то чувствовала столь же сильную любовь, что и гости Бала, но где, когда, к кому – это было ведомо лишь моей госпоже, а она не собиралась ничего рассказывать, испытывая ко мне лишь презрение. Даже когда она ушла, я не обрела надежду, что когда-то это изменится. Для меня не было места ни в Ирии, ни в Пекле. Я всегда была одна, даже когда заняла место хозяйки Бала и цари и императрицы склоняли передо мной головы. Я перестала ждать, что это изменится.
– Теперь ты не одна, – мягко сказал Матвей, тщетно пытавшийся понять, к чему она вела. Неужели она наконец-то вспомнила? И если да, то что будет дальше? Собиралась ли она…
Фаина снова открыла рот, и он остановил себя.
– Я верила, что навсегда потеряла свое прошлое. Однако теперь вижу, что Марене так и не удалось полностью лишить меня памяти. Мой дом в Ирии – олицетворение того, о чем мы всегда мечтали и что я надеялась обрести с любимым при жизни, чтобы вспоминать после смерти, – говорила она, с печалью глядя куда-то вдаль. Матвей не осмелился взять ее за руку или что-то сказать. – Мои слова использовали против меня. Позволили ему вернуться ко мне, как я просила, и подарили надежду, а затем отняли. После этого боги решили проводить ежегодное торжество в честь чуда бессмертной любви, которым наделили некоторых людей, включая меня. Но я бы никогда не стала на нем гостьей. Моим вечным наказанием было смотреть на тех, кто имел то, что я потеряла.
– Бал был твоим наказанием, – повторил Матвей. Его переполнял бессильный гнев на неведомые силы за то, что его любимая женщина пережила столько боли.
– Он – величайшее творение древних богов, – с горькой усмешкой сказала Фаина. – Торжество любви над смертью – что может быть прекраснее… Моя мечта просто стала его частью. Мне кажется, что в какой-то момент я начала искренне восхищаться этой задумкой. Бал всегда проходил роскошно, и люди, посещавшие его в первый раз, были так счастливы. Они и не надеялись больше увидеть любимых после смерти. А теперь получали награду за силу своих чувств.
Фаина перевела на него взгляд, и на ее губах появилась едва заметная грустная улыбка.
– Моего любимого звали Матвей. Он был потомком Перуна, а прозвище у него было Рокотов.
Она говорила совсем тихо, но слова оглушили его.
– Сперва я принимала как данность, что хозяином Бала мог стать именно продолжатель рода верховного бога. Но затем вспомнила о пути перерождения, а еще, что каждый из его потомков, пройдя по этому пути, в конце концов возвращался обратно в семью. Он ничего не помнил и мог носить другое имя, но выглядел так же, сколько бы лет ни прошло с момента его первой смерти.
Впервые за время рассказа она посмотрела на него без отчаяния, но с какой-то робкой надеждой. Матвей вдруг понял, что не может пошевелить даже пальцем; не может вздохнуть, потому что легкие будто сжало в тисках, и ее присутствие было единственным, что сохраняло в нем жизнь.
– Матвей, я думаю, что после смерти ты отправился по этому пути, чтобы в будущем у нас был шанс встретиться и узнать друг друга заново. Я и представить не могла… Видишь ли, этот путь – единственный, над которым нет власти ни у Марены, ни у меня, ни у господствующих сейчас сил. Он такой же древний, как сама жизнь. Ступить на него я не могла, но ты не представляешь, как долго я искала тебя по всему царству.
Она протянула руку и взяла его в свою, и Матвей смутно отметил, как она дрожала.
– Когда я поняла, что именно ты будешь следующим хозяином, и увидела твое лицо, то ничего не почувствовала. Но затем…
– Я поцеловал тебя, – машинально закончил он.
Она погладила его руку большим пальцем.
– Ты сделал гораздо больше. Ты восхищал меня своими знаниями и отсутствием страха перед смертью. А потом наступил Бал, и наши души узнали друг друга. Ты был так добр ко мне, а я разглядела тебя по-настоящему только в наше первое утро, потому что когда-то мечтала проснуться рядом с тобой, проведя вместе целую ночь. Я узнаю твое лицо и твой голос и теперь понимаю, почему в твоем присутствии мне всегда было так спокойно. Это похоже на возвращение домой, которое я и не надеялась совершить, Матвей. Прости, что я не рассказала все тебе тем же утром. Я не знала, сколько ты помнишь, вспомнишь ли меня вообще, но потом ты увидел меня в этой одежде и назвал красавицей, совсем как раньше. А «Фая» – именно ты дал мне это ласковое имя, когда мы в первый раз были вместе и когда я поняла, что стала твоей навсегда. И вот наконец этот сон… – Она опустила глаза на его футболку. – Ты пошел на битву и был ранен, но заключенная мной сделка спасла тебя от смерти. Всего на несколько дней, как выяснилось после. Я испугалась, что тебя снова пытаются забрать у меня, но опасения оказались ложными. Теперь я это знаю.
Она подняла его руку, чтобы поцеловать костяшки пальцев, и, зажмурившись, прижала ладонь к своей щеке. С трудом сдерживая дрожь, раздираемый противоречивыми чувствами, главным из которых оставалась любовь к этой девушке, Матвей осмелился заговорить лишь минуту спустя.
– Поэтому я не забыл Бал? – спросил он, сразу вспомнив о чувстве, охватившем его при их первом поцелуе у камина. Уже тогда он не хотел отпускать ее от себя. А ее имя, звук которого так приятно ощущался на языке? Она только что объяснила ему все, но это было еще сложнее и невероятнее, чем сама идея Бала любви.
– Думаю, что да, – ответила Фаина ломким голосом, опуская его руку на стол, но не разжимая пальцев. – А я не могла забыть о тебе и начала вспоминать прошлое. Мы снова встретились, и наша связь оказалась сильнее смерти и проклятия. Вот почему тебе снятся сцены из прошлого.
Связь. Совсем как при постановке диагноза, разум Матвея собрал воедино все, что он знал о ней и что помнил и чувствовал. Их танец на Балу и первый поцелуй. Ее постоянное присутствие в его мыслях, тоску и беспокойство при виде ее страданий; облегчение, когда в то утро она осталась и назвала свое имя; покой, когда была рядом; абсолютное наслаждение, которое он ощущал, пока целовал ее, пока они занимались любовью – словно их тела были созданы друг для друга. Счастье видеть ее рядом. Все это было реально и было больше, чем страсть и любовь, чем все, что могло вместить его сердце. Фаина была права. Он как будто вернулся домой после долгого путешествия.
Матвею приходилось слышать о реинкарнации, но он всегда предоставлял возможность изучать этот феномен парапсихологам и генетикам. Его специализацией были реальные тела и травмы, лечение которых вряд ли было связано с перерождением души. И уж тем более он никогда не думал, кем мог быть в прошлой жизни. Однако появление Фаины заставило его впервые задуматься о многих вещах, и теперь он уже не узнавал себя прежнего.
Матвей встал и медленно заходил по маленькой комнате, не в силах больше сидеть на месте. Скопившаяся в нем напряженная энергия требовала хоть какого-то выхода.
– Как мы с тобой встретились?
– Ты приехал в деревню, где я жила, и однажды подрался за меня. А я подарила тебе цветок шиповника. Красный.
Его взгляд на мгновение метнулся к стакану на столе.
– Ты сказала, он, – он пока не мог заставить себя сказать «я», – был воином, да?
– И мастером на все руки, – мягко добавила Фаина, следя за ним взглядом. – Особенно в резьбе по дереву. Он говорил, что построит для нас прекрасный дом и сам его украсит. Раньше у меня был оберег, сделанный его руками, – маленький конек, – но его отобрали.
Она накрыла браслет дрожащей рукой, словно не могла избавиться от страха, что Матвей назовет ее сумасшедшей, отберет подарок и велит убираться прочь. Ему и правда требовалось все хорошо обдумать. Была ли душа источником воспоминаний, как долго они могли храниться, что именно служило триггером для их проявления, могли ли в нем со временем проявиться другие черты его прошлого воплощения и как, во имя всего святого, он мог сохранить прежнюю внешность, учитывая, что прошло больше тысячи лет…
Стоп.
Для большинства людей реинкарнация была научным заблуждением, такой же сказкой, как Бал, на котором можно встретить своих покойных родителей. Последний, впрочем, оказался реален вопреки всем законам физики и логики. Красный шиповник на столе тому подтверждение.
– Я могу уйти, если тебе нужно побыть одному, – предложила Фаина, хотя по ее глазам и ссутулившимся плечам он видел, что она приносит в жертву желание оставаться рядом после открывшейся правды. Но он не сомневался, что, если и правда попросит оставить его, она тут же подчинится и не вернется, пока он не передумает.
Он вспомнил год между Балом любви и их новой встречей, когда пытался жить, совмещая нормальную жизнь и воспоминания о той ночи. Каждое полнолуние воскрешало в его памяти чувства, испытанные на Балу. Но не менее сильной, чем радость от встречи с родителями, была необъяснимая тоска по ней. Порой он чувствовал фантомное прикосновение ее пальцев к своей руке, легкий вес ладони на груди. Он вспоминал, как она целовала его и как смотрела после. Он не мог смотреть на полную луну, не подумав о встрече с посланницей смерти, которая оказалась совсем не такой, какой он представлял. Просить ее уйти сейчас было бы жестоко по отношению к ним обоим. У него не было возврата к прежней жизни. У нее тоже.