Он не успел заметить, как прошла осень и наступил декабрь. Москву украсили гирляндами, на улицах зажглись огромные сверкающие арки и елочные шары, внутри которых любили фотографироваться коллеги Матвея. Котята из видео для просмотров между операциями переоделись в красно-белые шапки и охотились на елочные украшения. Другие ролики были посвящены тому, как следует правильно загадывать желания в новогоднюю ночь. Матвей и прежде относился к этой теме скептически, а сейчас всячески старался избегать, лишний раз вспоминая о своем бессилии. Единственным, что указывало на приближение праздников в его квартире, была пуансеттия с ярко-красными острыми листьями, стоявшая у окна на кухне. Он не удержался и купил ее в том же цветочном магазине, куда они с Фаиной часто ходили вместе.
Однажды вечером, за несколько дней до наступления Нового года, его сны изменились. Вместо того чтобы проводить время с Фаиной, как обычно, он гонялся за летающими по воздуху горшками с розами, а вернув их на полки, начал расставлять впереди стопки медицинских книг, надеясь отпугнуть сам не зная кого. Кто-то позади настойчиво звал его, но Матвей был слишком поглощен своим занятием и не обращал ни на что внимания.
Сюда атлас Синельникова и справочник профессиональных болезней. Теперь «Очерки о гнойной хирургии»…
– Матвей, милый.
Нос наполнил знакомый цветочный запах, по плечам пробежали тонкие пальцы, и он улыбнулся, сразу узнав их. Сейчас его сон снова станет прежним, он увидит Фаину. Матвей отвернулся от книг, и его щека уперлась во что-то твердое. Он открыл глаза.
Похоже, он заснул за столом, пока заканчивал последний портрет Фаины. Такого с ним не случалось уже давно. Он потряс головой и зевнул, убирая с лица растрепанные волосы. Шея почти не болела – хорошо, что он быстро проснулся, а не провел так всю ночь.
Каким же он был идиотом, что никогда не фотографировал ее. Едва Матвей осознал это, он уже не мог остановиться. Теперь на столе перед ним были разбросаны десятки листов с набросками ее милого лица. Фаина то улыбалась, то принимала задумчивый вид, то смотрела на цветы с тем счастливым выражением, которое он очень старался передать. Но даже спустя множество попыток ему не удавалось ухватить тот самый блеск в ее глазах, который всегда восхищал его. Может быть, получится завтра.
Матвей медленно повернулся, собираясь встать и налить себе воды, и замер. Перед ним, одетая в простое белое платье, стояла Фаина. Слабый свет лампочек над кухонной столешницей отражался в изумрудах на ее запястье. Во взгляде, направленном на него, было столько любви, сколько он не видел никогда. А может, прошло слишком много времени с тех пор, как он смотрел ей в глаза.
– Прости, что заставила ждать, мой свет.
Мягкий звук ее голоса сбросил с него оцепенение. Он встал, едва не уронив стул. Его молитвы были услышаны?
– Скажи, что это не сон.
– Это не сон. Я принесла тебе дар, созданный мастерами Ирия…
Матвей не дал ей договорить, бросаясь вперед и прижимая к себе. Руки обвились вокруг ее талии, а губы нашли место на изгибе шеи над воротом платья. Ее кожа была такой же мягкой, как он помнил, и теплой. Ладони Фаины скользнули по его спине и сжали плечи. Она обнимала его так же крепко. Ее сердце стукнуло рядом с его, и он не удержался от улыбки. По этому ощущению после ее ухода он тосковал больше всего.
– Мне так не хватало тебя, душа моя. Я боялся, что пройдут годы, прежде чем ты вернешься.
– К счастью, не каждое чудо требует столько времени. Но в разлуке оно идет так медленно. Я начала чувствовать это с тех пор, как позволила сердцу биться, – сказала Фаина, качнув головой. – Правду говорят, счастливые часов не…
– Боже! – Матвей оторвался от нее, пораженный неожиданной мыслью. – Фая, я прервал церемонию?
Она растерянно моргнула и рассмеялась. Он взял ее лицо в ладони, гладя щеки и уголки улыбающихся губ и чувствуя, как с каждой секундой снова возвращается к жизни.
– Нет, все хорошо. Мне просто не терпелось показать тебе, что получилось.
Получилось. Точно. Дар мастеров Ирия ее супругу.
Фаина раскрыла ладонь, и Матвей увидел большую круглую брошь. Тончайшие золотые завитки сплетались в прекрасные кованые узоры и обрамляли большие и маленькие белые камни, похожие не то на кварц, не то на лунные. Это была поистине великолепная работа.
– Как красиво.
– Это частицы алатыря, – пояснила Фаина. – Первого в мире камня, основы всего сущего. Он символизирует вечность, воплощенную в круговороте жизни и смерти. Ни один живой человек за все время существования Бала любви не касался их. Ты готов принять мой дар?
– Да, – выдохнул он, понимая, что полное осознание величия этого дара наступит чуть позже. – Но где ты нашла эти камни?
– В самом древнем месте Ирия – тереме Марены, месте ее рождения. С тех пор как она исчезла, я никогда не бывала там – слишком много воспоминаний о боли и страхе скрывается в его стенах. И души обходят то место стороной, но чтут память духа смерти, стоявшего у истоков сотворения мира. Я расскажу тебе, какие украшения предлагали сотворить лучшие мастера, но позже. Теперь, если ты не возражаешь, пришла пора церемонии.
В глазах Фаины появилась древность Смерти, но улыбка была той же, любящей и ласковой, какую он видел каждый день. Матвей скептически посмотрел на свою домашнюю одежду, но по едва заметному движению ее головы догадался, что это не имело значения.
– Где бы ты хотел это сделать?
Он мог думать лишь об одном месте, которое они оба уже успели полюбить. Матвей взял ее за руку и провел через спальню на балкон.
– Наши цветы! – радостно воскликнула Фаина, когда он зажег гирлянды на стенах. – Как хорошо ты заботился о них.
Свет был достаточно ярким, чтобы не видеть улицу сквозь ночной мрак. Пластиковые окна заглушали шум вечерней Москвы, и, когда они встали напротив друг друга, Матвею показалось, что внешний мир попросту растворился.
Фаина взяла его правую руку и вложила в нее брошь, накрыв своей ладонью. Матвей поразился, ощутив внутри камней мягкое тепло. От пальцев по всему телу прокатилась странная дрожь, которая сосредоточилась у него в груди и наполнила сердце. Он не сдержал удивленного вздоха, чувствуя прилив сил, которого ему не дала даже мертвая вода.
Он поднял взгляд на Фаину, прекрасную в своем спокойствии. Она попросила повторять за ней, и его охватило чувство, что кроме нее его слушал кто-то еще, невидимый, но могущественный. Это было похоже на новое начало, которого он не страшился, но ждал.
– Я разделяю с тобой жизнь и последую за тобой в вечность. Я буду принадлежать тебе, пока в мире существует любовь, а после ты и я заново познаем ее вместе. Наши души – одно целое, и нет и не будет такой силы, что разделит их.
Возможно, такая церемония заслуживала лучшего места, чем квартира врача, но ни Матвею, ни Фаине не было дела до роскошных особняков или элегантных садов. Они ничего не значили, в то время как именно здесь сердце любившей и страдавшей Фаины ожило, Матвей обрел свою душу, а их любовь возродилась.
Они обменялись клятвами, и, когда Фаина отняла руку, он увидел, что брошь исчезла, оставив после себя теплое покалывание в груди.
– Она будет ждать тебя в день Бала, – пояснила она. Улыбка отражалась в ее зеленых глазах.
Матвей выглянул в приоткрытую балконную дверь. Все вещи были на своих местах. По лучам лунного света с неба в спальню не спустились ангелы. Не заиграла музыка, на кухонном столе не появилось угощений, а на их пальцах – колец.
Будто прочитав его мысли, Фаина сунула руку в складки платья.
– Ритуал завершен. Но жители Ирия были так добры, что подготовили для нас еще один подарок.
– Еще один? Кто же помог тебе найти мастеров?
– Твой первый отец, Игорь Рокотов. И женщина, которая растила меня, когда я была человеком. Марфа. Помнишь, я тебе рассказывала о ней? Ее предсказание сбылось, но совсем не так, как она ожидала. Жители деревни вспомнили меня в то же время, что и я тебя, и по Ирию быстро разлетелась новость, что отныне на Балу посланница смерти будет присутствовать с супругом. Ты не представляешь, как много людей изъявили желание помочь подготовить достойный дар для него.
Фаина достала два гладких кольца серебристого цвета, судя по размерам, одно для него, другое для себя. На первый взгляд они были совсем простыми, но Матвей заметил внутри каждого тонкую линию из алатыря.
Он не видел причин ждать и с готовностью протянул руку. Она надела ему кольцо на безымянный палец. То было немного теплым и подошло идеально.
Надев кольцо ей, Матвей сжал маленькую ладонь. Это был один из самых счастливых моментов в его жизни, и, как и предыдущие, он был связан с ней. Положив другую руку ей на грудь, где стучало сердце, он сказал:
– Теперь, надеюсь, я могу поцеловать жену.
Фаина не стала тратить время на ответ.
Их мягкий поцелуй быстро перерос в нечто большее. Несколько недель неожиданной разлуки стали испытанием для обоих, и прикосновения губ к губам было недостаточно. Прижимая ее к себе одной рукой, другой Матвей касался ее лица, волос и целовал нежную шею, заново переживая ощущения, которые все это время лишь вспоминал. Его глаза открывались и снова закрывались, потому что ему нужно было видеть Фаину и в то же время хотелось забыть, что кроме нее в мире было что-то еще. То, как она повторяла его имя, было лучше любой музыки, которую ему посчастливилось услышать на Балу.
Его руки опустились к поясу ее платья, и он был очень рад, что Фаина не выбрала нечто из восемнадцатого века, с обилием всегда сводящих его с ума застежек и лент. Он справился с ремешком, едва они переступили порог балкона, и мягкий шелк бесшумно соскользнул на пол, растаяв в воздухе.
– Как же ты прекрасна.
Он сел на кровать, с благоговением разглядывая обнаружившееся под платьем тонкое жемчужно-белое кружево, едва прикрывавшее шрамы и облегавшее ее талию и бедра как вторая кожа. Глаза Фаины блеснули, и она лукаво улыбнулась, встав между его коленей и пропуская пальцы сквозь его волосы.