А вот в комнате Шрека нам повезло больше. Тот был явный неряха: на его кровати возвышался скомканный из покрывала горб. Пощупав его, я поняла, что под покрывалом что-то лежит.
Славик, стоявший на шухере, зашептал:
– Аккуратнее, вдруг там его ночной горшок. В одной книге…
– Да тихо ты! Смотри, это же моя сумка.
Действительно, под покрывалом я нашла свою молочного оттенка сумку, которую у меня изъяли еще в самолете. Честно говоря, я даже не спрашивала про нее, потому что в сумке были документы Миши. И было понятно, что похитители ими прельстились. Телефон, ясное дело, тоже не попросишь.
А кроме документов… Самым ценным в этой сумке была она сама. Но шмотки не главное, и потерю брендовой вещи я бы как-то пережила. Благо в тот злополучный вечер в сумку мы засунули Розу, все остальное я достала. Так что многого не лишилась. Хотя не факт, что и то многое, что у меня еще осталось в отеле, я хоть когда-то смогу увидеть… Такие мысли не способствовали оптимизму.
– Они ее хорошенько перетрясли, – отогнала я от себя грустные думы, потрясая головой. – Наверное, думали, что Миша передал мне какую-то мифическую карту. Вот гады, даже подкладку разрезали. Ой, а это что?
Славик в два прыжка голодной саранчи оказался возле меня и разочарованно протянул:
– Фигня. Ключи от номера с брелоком.
– Да, но это же не мои ключи. Вроде у Миши был такой брелок. Ну точно.
Я ткнула Славику под нос надпись «Я люблю Кижи». Такие были только у Сомова, и приятель тоже озадачился:
– Как его ключи оказались у тебя в сумочке?
И тут я вспомнила, как сидела на корточках возле Миши, он силился что-то мне сказать, потом началась суматоха вокруг. Скорее всего, он сунул эти ключи мне в карман ветровки. А я потом машинально вытряхнула все из карманов в свою сумку. Потом началась вся эта суматоха, и его номер уже не закрывали. Ключей никто не хватился. Но зачем он озаботился тем, чтобы сунуть что-то мне в карман?
– То есть он выпрыгнул из окна с ключами? – подумал вслух Славик. – Странный способ покончить жизнь самоубийством. Или это символизм? Ну, типа, я закрываю свою жизнь на ключ…
– Слушай, я только сейчас подумала. Он же твердил: ключи, сердце. Никакой не ключ от сердца, как я подумала вначале. Наверное, что-то связано с этим сердцем на ключах. Не зря он сунул его мне.
Славик повертел деревянное сердечко в руках и пожал плечами.
– Никаких таинственных знаков на нем нет. Обычная деревяшка. И вообще, эта идея папы номер три с ключами – полный бред. Я предлагал современные карточки, но тот твердил, что старинного вида ключи – это фишка отеля.
Пока Славик ворчал, послышались приближающиеся голоса: видимо, Шрек и мелкий направлялись в дом, заметив наше отсутствие.
Недолго думая, я быстро придала кровати прежний вид, даже ключи закинула назад. Только сердечко оторвала от брелка, разогнув колечко. На цыпочках мы покинули комнату, закрыли за собой дверь и быстро помчались вверх по лестнице.
Когда через десять минут мелкий постучал в нашу комнату, я милостиво крикнула: «Можно». Он попытался открыть дверь, но получилось сделать только небольшую щелку. В нее он и протиснулся бочком, выкатив глаза от изумления. И было от чего. Время мы со Славиком провели с пользой: сделали перестановку, выдвинув кровать почти что к двери, а остальную мебель выстроив по комнате в хаотическом беспорядке.
– Что это?
– У Славика обострение. В такие моменты он любит делать перестановки. Ему кажется, что он подчиняет себе пространство.
– Однако…
– Я не возражаю, пусть чем-то занимается. После этого он забивается в шкаф и подолгу не подает признаков жизни. Но иногда посреди ночи может страшно закричать.
– О!
– А перестановка очень даже ничего. Креативненько, да?
– Ну… Так живут душевнобольные люди. Если вам удобно…
– И попрошу вас принести мне беруши. Знаете, не люблю просыпаться среди ночи. Раз уж я вынуждена делить комнату со Славиком.
Когда мелкий кивнул и, пригласив нас пить кофе, скрылся, я победоносно улыбнулась:
– Вот так. Теперь, если в один прекрасный момент они не сразу смогут открыть дверь, то просто решат, что буйный Славик снова сделал баррикаду. А я сплю в берушах.
Славик уставился на меня с восхищением, но тут же поник:
– Чтобы сбежать, нам нужно понять, как снять ворота с сигнализации. А пока они не выпускают нас дальше двора, даже разведать обстановку и то проблематично.
После ужина я немного помучила мелкого рассказами о рационе, которого придерживался Миша в отеле, и пообещала к завтрашнему дню вспомнить все в деталях о его поездке в Грецию.
– А сейчас мне надо освежиться, – величественно заявила я и присоединилась к Славику. Тот уже давно валялся в мелкой части бассейна, возле ступенек, и блаженно потягивал молочный коктейль.
По тому, как на него поглядывала наша гречанка, я поняла, что дело сдвинулось с мертвой точки.
Мелкий позвал Шрека в кабинет, и теперь я видела, как они спорят через стекло. Розочка, которой очень нравилась Греция, гоняла какой-то мелкий предмет по лужайке, то подбрасывая его вверх, то протаскивая в зубах. Ей явно хотелось поиграть в «апорт», и она все ближе подбиралась к бассейну.
– С чем это играет Розочка?
– Эта разбойница тащит все, что плохо лежит.
В этот момент Розочка добежала до бассейна, держа в зубах свою штуковину, и, тявкнув, выронила ее в воду.
– Это же сердечко Миши! – зашипела я, озираясь. – Сейчас эти упыри увидят и поймут, что мы лазили в комнате Шрека.
– А я тут при чем! Розочка, наверное, стащила из кармана, – оправдывался приятель, пытаясь поймать сердечко пальцами ноги. Я заслонила собой обзор, чтобы он проделал это незаметно.
Гречанка сделала круг возле бассейна и, забрав пустой стакан, пошла в дом. Я повернулась к приятелю и увидела, что Славик с обалдевшим видом взирал на части брелка, расплывавшиеся в разные стороны.
– Он от воды расклеился. Фуфло! А денег дерут за эти сувениры! Вот мы с мамой в Египте купили слоника… Ой, что-то из него отпочковалось! Не от слоника, а от сердечка…
Я не стала слушать очередную порцию баек из Египта, а ловко выхватила всплывшую на поверхность бумажку, рискующую размокнуть. И торжественно помахала ею перед носом Славика. Так фокусник являет публике кролика, выдернутого им из шляпы.
Бумажку я ловко засунула в лифчик, и мы поспешно покинули бассейн, завернувшись в халаты. Меня прямо трясло от нетерпения: вот он, ключ от всех загадок!
Уже в комнате мы решились рассмотреть свою добычу. И были разочарованы. Я ожидала записку, в которой Миша обвинял кого-то в своей смерти. Прямое указание на врага, так сказать. А на бумажке была какая-то недокарта.
– Очертания… вроде карта?
– А на ней куча точек. И что тут поймешь? Если бы где-то стоял жирный крест…
Славик тоже разочарованно покрутил в руках листок, рассмотрел его со всех сторон и вернул мне.
– В любом случае, раз Миша спрятал эту карту, значит, в ней что-то есть, – упрямилась я, хотя сама не понимала, как расшифровать эти многочисленные точечки.
Славик расстроенно махнул рукой. Он очень рассчитывал на сокровища.
– Дуй к своей подруге гречанке, я видела, у них под телевизором путеводители и карты лежали. Сделай вид, что тебе захотелось порисовать. Попроси карандашики, бумажки. Невзначай подложи себе карту под листок и тащи ее сюда. Исследуем Грецию.
Славик блестяще выполнил свою миссию и через двадцать минут притащил мне свои каракули. Напоминали они рисунки Карлсона, в частности, его бессмертную картину «Очень одинокий петух». Какой-то неопознанный зверек с непомерно раздутым пузом грустно глядел на меня косящим глазом, расположенным на лбу. Но главное – под каракулями была сложенная в несколько раз карта Греции с регионами.
– Мы прямо как герои какого-то приключенческого романа! Ух! У меня даже мурашки. Смотри, какие жирненькие. Одна даже в область паха побежала. О чем задумалась? – спросил Славик, глядя, как я не решаюсь открыть карту. А меня и впрямь охватила какая-то тоска.
– Какие из нас герои? У настоящего героя должна быть цель. А лучше две. И желательно одна глобальная, а другая – личная. И он должен к этой цели идти, преодолевая препятствия.
– Не вижу противоречий, – заявил Славик, забирая у меня карту и с деловитым видом наслюнивая палец.
Это меня разозлило:
– Твоя цель выкупить женщин из гарема Била – так себе, если честно. Хотя, справедливости ради, у меня и такой нет. А ты хотя бы ставишь общественное выше личного, что уже похвально.
– Ну, моя цель – это как бы два в одном. Я же говорил, что рассчитываю на небольшую ответную благодарность. А женщины там красивые, должно быть…
Я перебила Славика и неизвестно зачем ляпнула:
– Иногда мне кажется, что я вообще бессмысленно прожигаю жизнь.
Приятель сразу же осекся:
– Ладно. Понял. У нас сеанс психотерапии. Я что? Я же только за! От Учителя поднабрался знаний. Ложись.
– Куда?
– Ну вот на кровать хотя бы. И рассказывай, о чем ты мечтаешь.
Я плюхнулась на кровать и сложила руки, аки Ленин.
– Мечтаю жить в мире, где добро побеждает зло, а преступники всегда бывают наказаны. И чтобы все были счастливы. А еще я хочу любить и быть любимой. Банальное такое желание, но из песни слов не выкинешь.
– Ну вот, видишь, сколько у тебя целей! – оживился Славик, перекинув ногу за ногу, как Шерон Стоун в «Основном инстинкте».
– Да. Целей много. Только мои цели очень друг другу противоречат. Потому что если я выберу личную цель, то предам общественную.
– Что-то я не очень понял…
– Ладно! – я махнула рукой, потому что иначе придется долго объяснять Славику, что связаться с Дубровским – значит пойти против добра и справедливости. Правды ради, Дубровский мне такого и не предлагал. Ну, в смысле, связаться с ним. И вообще, всячески уклонялся от разговоров о будущем.
Я тяжело вздохнула:
– В общем, сконцентрируемся пока на общественных целях. Нам нужно восстановить справедливость и узнать, что случилось с Мишей. И наказать наших похитителей, кто бы они ни были. А то взяли моду – людей воровать.