Все так и покатились со смеху.
Что прибыли, друзья, пред вами запираться? —
продолжал пиит.
Я все перескажу: Буянов, мой сосед,
Имение проживший в восемь лет
С цыганами, с блядьми, в трактирах с плясунами,
Пришел ко мне вчера с небритыми усами,
Растрепанный, в пуху, в картузе с козырьком,
Пришел, – и понесло повсюду кабаком.
Слушатели настраивались на игривое, и получили жданное.
«Сосед, – он мне сказал, – что делаешь ты дома?
Я славных рысаков подтибрил у Пахома;
На Масленой тебя я лихо прокачу».
Потом, с улыбкою ударив по плечу,
«Мой друг, – прибавил он, – послушай, есть находка,
Не девка – золото; из всей Москвы красотка.
Шестнадцать только лет, бровь черная дугой,
И в ремесло пошла лишь нынешней зимой…»
Поэма о веселом доме, да с дракою, оказалась легкой, жизненной, но Шаликов угадал: Шишкову, Ширинскому-Шихматову, Шаховскому досталось на орехи.
Две гостьи дюжие смеялись, рассуждали,
И Стерна Нового как диво величали.
Прямой талант везде защитников найдет!
«Новый Стерн» – комедия Шаховского, главного неприятеля Карамзина и московских сочинителей.
– «Прямой талант везде защитников найдет!» – закричал солидный Нелединский-Мелецкий, и назавтра вся Москва повторяла, похохатывая: «Прямой талант везде защитников найдет!» Ай да Пушкин!
Определение судьбы
Не хотелось братьям Перовским покидать Москву в такие счастливые дни. Они тряслись в возке, а Москва обмирала, потрясенная богатством и великолепием очередной карусели. Карусель 25 июня 1811 года оказалась последней в России.
Уже в Петербурге братьям стало известно: золотой медали во второй карусели удостоился еще один граф Апраксин, среди победителей называли князя Волконского, Шепелева, молодого Демидова. Главный Приз от дам – красный шарф, по которому вышито «Отважность в юности – залог доблести зрелых лет» достался Александру Всеволодовичу Всеволожскому.
В Петербурге жизнь, такая размеренная в старой столице, ухнула в водопад, понесла.
Уже на другой день по приезде братья представлялись генерал-лейтенанту князю Петру Михайловичу Волконскому, управляющему квартирмейстерской частью Свиты Его Императорского Величества. Столь большой начальник принял Перовских ласково.
– Я рад вашему выбору, – сказал генерал, улыбнувшись отдельно Льву и Василию. – Квартирмейстерская служба, особенно в юные годы, – это верный способ развить все даровитое, что есть в человеке. Колонновожатые – мозг армии. Вы, я знаю, ученики Николая Николаевича Муравьева, и у меня нет беспокойства за экзамен. С богом, господа!
Экзамен держали в тот же день, а уже на следующий были у портного. Им полагалась форма рядовых гвардейской артиллерии без петлиц. Мундир и панталоны темно-зеленые, черные погоны с красной опушкой, краги с золотистыми пуговицами. Кивер пешей артиллерии, орла заменяла гренада о трех огнях. Серые шинели, драгунские чепраки на лошадь, тоже темно-зеленые, с черной плисовой обкладкой и красной выпушкой.
В мундирах представились матушке и сестрам, а потом их пожелал видеть благодетель.
Граф прибаливал, но скорее всего ему не понравилось, как говорил с ним, обсуждая программу будущего лицея, статс-секретарь императора Михаил Михайлович Сперанский. Разногласий по делу у них, масонов, не было. Граф оскорбился требовательными нотками в голосе всемогущего чиновника: Сперанский год тому назад добился создания Государственного Совета. Царь царствовал его умом.
Сыновья стояли перед Алексеем Кирилловичем, а тот, просияв – такие красавцы! – нарочито поскучнел, пожевал губами и наконец сказал голосом ворчливым и почти раздраженно:
– Велика радость быть рядовыми в двадцать-то лет!
– Колонновожатые – мозг армии! – по-солдатски грянул Василий, и граф, медленно подняв руку, прикрыл ухо.
– В русской армии мозги к эполетам не приложимы. Впрочем, и в других армиях – то же самое, разве что у Наполеона иначе. А ваш-то старший братец – туда же! Умом своим собирается облагодетельствовать вооруженные силы, не сообразив, что командиры вооруженных сил – выученики Аракчеева… – Махнул ручкою: – Переоблачайтесь, и к столу.
Стол, однако, был праздничный, и Алексей Кириллович позабыл о своей хАндре. Разговор зашел о московской карусели. Рассказывать взялся Лев, говорил волнуясь, но подробно.
– Наши туркменские кони, я в этом убежден, стали украшением кадрили! А Василий своей казацкой сноровкой привел в восторг всех дам Москвы.
– Призы, говорите, вручала Апраксина, Екатерина Владимировна? Супруга Степана Степановича? Грехи тяжкие! Генералы, губернаторы, а как дети. В победителях те же Апраксины, те же Демидовы. Кто много заплатил, тот и получил. – Граф прикрыл глаза. – Какая потрясающая воображение карусель была в лето 1766-е! Четыре колонны: славянская, индийская, римская, турецкая. Ваша-то, московская, разве что изощреннее. А тогда: турки – в чалмах, в красном, римляне – короткие золоченые доспехи, орлы, шлемы, славяне – в кольчугах, индийцы – пестрота и россыпи драгоценных каменьев. Славянская и Римская кадрили двигались от Летнего сада по Миллионной, а сам амфитеатр был против Зимнего дворца. Индийская и Турецкая строились на Малой Морской и вступали на площадь через ворота Старого Зимнего дворца. Римской, помню, командовал Алексей Орлов, Турецкой – Григорий. А начинал действие фельдмаршал Миних. Так вот, первый приз достался унтер-штальмейстеру Ребиндеру – не Орловым, слава богу! – второй – князю Шаховскому, третий – графу Штейнбоку, а среди дам огненною кометою пронеслась графиня Чернышёва, урожденная Голицына. В честь той великой карусели – я не преувеличиваю – медали отлили из чистого золота. На одной стороне императрица Екатерина Алексеевна, на другой – орел с венком… У меня медаль сия есть, ибо имел счастье быть в кадрили, ведомой самим Григорием Григорьевичем… В Горенках, должно быть, медаль… И выходит, я, стать, участник первой карусели, а вы – последней.
– Ваше сиятельство, почему же последней?! – удивился Лев.
– Господи, пронеси! Не пророчествую, но боюсь. Боюсь! Через месяц ли, через год – такая пойдет карусель, что не очутиться бы всем нам за горами Уральскими… Из Парижа пришло сообщение: на приеме в Тюильри Наполеон изволил два часа кричать на князя Куракина, будто перед ним нашкодивший мальчишка. А какими глупыми словами бросался: «У меня восемьсот тысяч солдат! Будь вы на высотах Монмартра со своей дикарской армией, я не уступлю вам ни пяди варшавской земли!.. Вы – подобие зайца, получившего заряд дроби в голову. Крутится на одном месте и не знает, куда ему бежать!.. Где ваши союзники? Где они? Против вас целый континент!» И это истинная правда: Европа под пятой у Наполеона… Что же до Англии, государь посылал в Лондон Казимира Любомирского добиться если не союза, так финансовой помощи. Отказ! Секретные переговоры со Швецией и Австрией столь же безрезультатны. Так что ваша учеба по квартирмейстерской части у Петра Михайловича Волконского пришлась ко времени, но лучше бы вам служить при какой-либо канцелярии во глубине России, как служит у Обрескова в Москве брат ваш Алексей… Кто его друзья-то? Кто голову ему дурит?! В армию рвется. Он, видите ли, – сын Отечества… – Поглядел на Василия, хмыкнул. – Ну ладно, у вас-то кто в товарищах?
– Иван Деллинсгаузен, Иван Рамбург, братья князья Голицыны, Александр и Михаил, граф Владимир Апраксин, – перечислял Лев.
– Апраксин? А по отчеству?
– Владимир Степанович.
– Сын Степана Степановича?.. Ну, хоть трое русских.
– Есть и другие! – встрял в разговор Василий. – Граф Александр Строганов, Василий Цветков. Он старший у нас. Ему двадцать шесть лет. Глазов, наши московские – братья Муравьевы, еще Артамон Муравьев.
– Зинковский Алексей, – подхватил Лев. – Правда, и немцы: Дитмарх, два брата Мейендорфы, Фаленберг, два брата Даненнберги…
– Николай Дурново! – вспомнил Василий.
– Ну, Дурново, слава богу, русские! – улыбнулся благодетель. – Дед вашего товарища – генерал-аншеф, отец гофмаршал, а прапрадедушка у царя Алексея Михайловича Оружейной палатой заведовал… Вас благословлю, а братец ваш – от добра ищет приключения на свою голову… – И снова помрачнел.
Учения в школе колонновожатых начались с шагистики, но Василий был в восторге.
– Наконец-то наша жизнь обрела смысл!
– Тянуть носок и печатать шаг?! – Лев смотрел на брата, как на маленького.
– А я тебе скажу – наша жизнь только теперь и начинается!
Аракчеевщина
Учеба день ото дня становилась интереснее. Все получили задание сделать модели: кому устья реки, кому острова, горы…
Братьям Перовским на двоих предложено было вылепить в масштабе Уральский хребет.
Учили читать и составлять карты. Показали, как обращаться с новейшим геодезическим инструментом Рейсига. Инструмент удивительный: определяет расстояние без измерения, но очень капризный. При ветре отказывает настройка.
Вскоре юнкеров отправили в Гатчину. Знакомились с артиллерией, приобретали навыки наводки, стрельбы и, разумеется, постигали тонкости вахтпарада.
Вдруг с инспекцией прибыл Председатель Департамента военных дел Государственного совета, генерал от артиллерии граф Алексей Андреевич Аракчеев.
Их подняли на заре. Сначала амуницию каждого дотошно осмотрели унтер-офицеры, потом командиры: поручик Згуромали, капитан Тарасов, подполковник Чуйкевич. Наконец повели на плац.
У Василия Перовского сердце рвалось из груди, когда он, шагая в строю, в шеренге первый с левого фланга, увидел великих князей Николая и Михаила, Аракчеева, своих больших командиров – управляющего квартирмейстерской частью князя Петра Михайловича Волконского, начальника чертежного топографического отдела подполковника Платона Ивановича Пенского, подполковников Эйхена, Толя, Черкасова.