Вяземский был все еще в восторге, жаль, разумеется, что не его ранило, но опасность пережита, отмечен войной.
Пришлось, однако, спешиться. Милорадович со свитой мчались к Курганной высоте. И Вяземский наконец понял, что он снова в том же нелепом положении, как было утром. Он без лошади.
– Возьми мою запасную! – предложил Бибиков.
И беда миновала.
Но то была малая беда. Большая, покрыв все пространство Бородинского поля истошным надрывным ревом французских и русских пушек, накатывала на Щульманову батарею, ее потом назовут батареей Раевского, по имени командира корпуса.
Вяземский и Бибиков нагнали Милорадовича, и тот, глядя на атаку Курганной высоты, подозвал Бибикова:
– Скачи к принцу Вюртембергскому. Где – не знаю. Разыщи. Пусть едет ко мне.
Принца Бибиков нашел, но рев пушек был столь чудовищный, что приказ пришлось кричать чуть ли не в ухо.
– Где Милорадович?! – тоже кричал принц.
Объяснять словами было невозможно, Бибиков показал, в какую сторону ехать, и в то же мгновение ядро срезало руку адъютанту.
Падая с лошади, Бибиков успел поймать оторванную руку и показал принцу, куда тому следует поспешать.
Четвертая атака флешей
Наполеон привел в Россию армию, которая ничего другого не умела – только побеждать.
Почти двести орудий били по флешам и по деревеньке Семеновской. Ней повел пехоту, Мюрат конницу. И словно бы у русских никакого урона от смертоносного шквала, ответили огнем истребляющим. Но дивизии-то вели маршалы. Атака, безумная, в лоб, и в просветы между редантами хлынули не батальоны, не полки – нечто сомкнутое, неотвратимое. И вот уже французы в тылу. Все пушкари заколоты.
К Наполеону помчались гонцы Нея и Мюрата.
– Реданты взяты!
– Дело сделано! – Наполеон впервые за сражение улыбнулся. – Русская армия обречена.
Но обреченных уже вел в атаку сам Багратион. Остатки сводно-гренадерских батальонов графа Воронцова, остатки 27-й дивизии Неверовского, поредевшая 2-я кирасирская дивизия, шесть полков 4-го кавалерийского корпуса Сиверса. Жидковат герой-француз против русского кирасира.
Вырубили в коннице неаполитанского короля просеки, и Мюрат увидел себя в окружении. Спешился, бросил коня, спрятался в середине каре отступающей пехоты.
К Наполеону, перешедшему из Шевардинского редута в овраг, прискакал его же ординарец, посланный с похвалою к маршалу Нею. Ошеломил: русские отбили укрепления, Мюрат едва избежал плена.
И тотчас появился адъютант неаполитанского короля:
– Наступать без подкреплений невозможно.
Наполеон подошел к Бертье, взял под руку. Теперь они вместе ходили туда-сюда. Наполеон говорил коротко и слушал, слушал.
Луи Александр Бертье – князь невшательский, князь ваграмский, герцог валанженский, маршал Франции и вечный начальник штаба – хранил спокойствие. Это был воин, может быть, самый мудрейший в своем столетии. Воевал за независимость США и уже там был начальником штаба. Начальник штаба национальной гвардии Версаля, начальник штаба при подавлении мятежа в Вандее, военный министр и снова начальник штаба армии Наполеона.
– Бертье, мы должны продолжать, как начали… – В голосе покорителя Европы нет приказа, нет даже убеждения в своей правоте, но это пока что не вопрос.
– Лобовые атаки кровопролитны, сир. Мы начали, и мы должны сломить их именно ударами в лоб. Сломить русских сегодня – сломить навсегда. Еще только девять утра, сир. Мы заставим Кутузова стянуть на левый фланг все, что у него есть, и ударим в центре.
– Бертье! Но даже Мюрат просит помощи.
– Гвардию не следует пускать в дело. Ни молодую, ни тем более старую. Мюрат чересчур впечатлителен. У него и у Нея превосходство в числе и пока что превосходство в пушках, но русские уравнивают огневую мощь.
– У нас двести орудий? Бертье! Соберите четыреста. Четыреста!
Прискакал адъютант маршала Нея.
– Сир! Русские наступают!
Наполеон стоял перед офицером и молчал. Молчание становилось чудовищным, но молчал.
Вскинул голову, взглядом позвал Бертье и, постоявши перед ними, так ничего и не сказал.
Только через четверть часа, будто очнувшись, послал ординарца за молодой гвардией. Еще через четверть часа послал другого: вернул молодую гвардию на место.
Бертье напомнил о дивизии Фриана – резерве корпуса Даву.
– Совершенно справедливо, Бертье! Фриан и 4-й кавалерийский корпус Латур-Мобура – достаточно!
Французы снова шли в атаку, но двумстам их орудиям отвечали двести орудий Кутузова.
На Бородинском поле в который раз было доказано: люди сильнее пушек. Пушки палили, а люди делали свое дело.
Генералы Дюфур и Фриан, прокравшись оврагами, явились перед Семеновской.
Сумские и Мариупольские гусары, Курляндские и Оренбургские драгуны отбивали атаку за атакой, но Фриан взял Семеновскую.
В это же самое время дивизия Раву во второй раз захватила центральный редант. Ударила кавалерия Латур-Мобура – и флеши у французов.
Флеши пали, Семеновская взята, едва-едва держится Раевский.
– Мы их рассекли! – воскликнул Наполеон, все еще полулежа на медвежьей шкуре на склоне оврага. – Осталось загнать зверя на правый фланг и утопить в Колоче.
Подтверждая победу, Ней прислал императору пленных офицеров, взятых на редантах. Их построили по ранжиру. Рота гренадеров, бывшая в сражении, тоже построилась.
Наполеон обошел пленных, спросил:
– Как с вами обошлись?
– Нас не обижали, – сказал старший по званию.
Из строя вышел старый гренадер, указал на отвечавшего:
– Сир, это я его взял.
– Как твое имя? Что сделал твой капитан?
– Мой капитан первым вошел на третий редант.
Капитан стоял во главе роты.
– Назначаю тебя командиром батальона! – сказал Наполеон капитану. – Всем офицерам роты – кресты. Крест гренадеру, пленившему русского офицера. Умеют русские сдаваться. Умеют! Капитан, веди роту на поле чести.
– Да здравствует император! – грянула рота.
Наполеон-то победил, но русские об этом не догадывались.
Гренадерские полки Киевский, Астраханский, Сибирский, с генералом Бороздиным 1-м впереди пошли в штыковую, выметая французов со всех трех редутов. Никто не подбирал, какому полку идти умереть, но своё вернуть. А ведь это были: Киевский – символ древней Руси и единства Москвы и Киева, Астраханский – символ татарских царств, ставших навеки единой державой с русскими, Сибирский – величайшая на земле земля, и Московский – символ России.
Командир Астраханского полка генерал Буксгевден получил три ранения, но вел солдат и успел подняться на батарею. Здесь и умер.
Ранили генерал-майора принца Карла Макленбургского, командира Московского полка, любимца солдат, ранили полковника Шатилова…
Умер на руках солдат тяжело раненный полковник Кантакузен.
Гренадеры, мстя за командиров, били и гнали французов без пощады даже к раненым. В синюю пехоту врубилась подоспевшая конница Сиверса: Новороссийский драгунский полк, Ахтырский гусарский, Литовский уланский.
Было девять часов тридцать минут.
– Пошли! И к Семеновской пошли! – радостно закричал Паисий, показывая на редуты.
– Слава! Слава! – тихонько сказал Кутузов адъютанту.
За это «пошли» заплатил жизнью генерал-майор Тучков 4-й. Бригада Александра Алексеевича была остановлена перед ручьем Огником, против второго редута.
– Ребята, вперед! – Генералу было тридцать пять, ровесник государя.
Воздух от ядер и лопающихся гранат стал чугунным.
– Ребята, что же вы?! Вперед!
Солдаты не шли.
– Стоите? Стойте! Я один пойду! – Тучков выхватил у знаменосца стяг, перешел ручей, шагал, как на параде.
Картечью пересекло грудь. Ядра тучей взрыли землю под ногами генерала. Упал. И земля, кипящая от ядер – французы стреляли прицельно, – погребла предводителя. Не нашли.
Бригада очнулась, рванулась.
Александр Муравьев, намучившись бесполезным стоянием за спиною главнокомандующего, выехал чуть вперед, да не загораживая обзора: может быть, увидит, может быть, пошлет с приказом.
Когда волна бегущей пехоты покатилась от флешей, Кутузов метнулся взглядом по обер-офицерам и послал полковника с приказом Милорадовичу отправить на помощь Багратиону 23-ю дивизию генерал-лейтенанта Алексея Николаевича Бахметьева.
Муравьев видел, что Кутузов, перед тем как послать полковника, скользнул и по нему взглядом. Пока у главнокомандующего есть полковники, подпоручику нечего ждать приказаний.
Но приказание вдруг последовало:
– Господа! Что же вы стоите толпой. Эти ядра вам предназначены.
Ядра и впрямь были уже не одиночные, пролетали над головами, катились по земле, не долетев.
Муравьев 1-й нашел Николая, и они отъехали от Кутузова саженей на двадцать, встали за куст бузины. Защита хлипкая, но катящееся ядро остановит.
Николай был бледен.
– Французы разорвали армию надвое.
– Не умничай! – прикрикнул на младшего старший. – Мы – русские!
Гнев брата выглядел нелепо, но зато всё стало по его. Флеши были возвращены.
А ядра летели гуще, но миловали и Кутузова, и его Главную квартиру.
На взмыленной лошади с левого фланга примчался полковник князь Кудашев – зять Кутузова. Доложил: Наполеон собрал против Багратиона огромное число пушек, огонь нестерпимый. Войска вынуждены отойти. Начальник штаба граф Сен-При ранен.
Кутузов вот уже целый час держал при себе, запретив отлучаться, начальника артиллерии 1-й армии Кутайсова и начальников штаба 1-й армии Ермолова. Ермолов наконец-то понадобился.
– Алексей Петрович! – Кутузов словно бы просил об одолжении. – Примете командование штабом 2-й армии. Распорядитесь артиллерией, надобно лишить французов превосходства.
Отправляясь исполнить приказание, Ермолов объявил Кутайсову, чтобы тот передал из резерва на левый фланг три конных артиллерийских роты.
– Я сам поведу эти роты! – обрадовался граф. Он жаждал дела.
– Кутайсов, друг! Ты – командующий артиллерии.