окладчиков, задачей которых было наблюдать, чтобы податные тягости ложились возможно равномерно на богатых и бедных, т. е. смотря по достатку, для чего и составлялись так наз. «окладные книги».
Косвенные доходы Московского государства состояли из разных налогов и пошлин, число которых с течением времени все более умножалось? Главными из них остались, как и в предыдущий период, торговые пошлины, взимаемые при всяком передвижении, складе и продаже товаров, т. е. мыть и тамга, которые приобрели весьма разнообразные формы и очень усложнились, а потому служили большим бременем и затруднением для торговли, особенно вследствие всякого рода придирок и вымогательств со стороны их сборщиков или откупщиков, так как эти сборы обыкновенно, по татарскому образцу, отдавались на откуп. Рядом с откупом в данный период водворяется также другой способ взимания таможенных пошлин: посредством выборных от земства людей, которые по данной ими присяге или целованию креста носят общее название «целовальников» или людей «верных» (по оказываемому им доверию). Таможенные головы выбирались из высших статей, т. е. из гостинной и суконной сотен, а простые целовальники из меньших статей или из черных сотен. Так как количество пошлин, имеющих поступать в казну в том или другом городе, большей частью определялось заранее и выборные сборщики собственным имуществом отвечали за исправное их поступление, то служба в таможенных головах и целовальниках была нелегкая и подчас разорительная. В свою очередь они старались возмещать свои труды и убытки вымогательствами с торговых людей.
Тот же англичанин Флетчер в конце XVI века сообщает следующее расписание казенных таможенных пошлин по главным городам Московского государства: город Москва вносил ежегодно 12 000 руб., Смоленск 8000, Псков 12 000, Великий Новгород 6000, Старая Руса (известная особенно соляным промыслом) 18 000, Торжок и Тверь 1500, Ярославль 1200, Кострома 1800, Нижний 7000, Казань 11 000, Вологда 2000. Все эти суммы поступали в приказ, называвшийся Большим Приходом. Туда же шли сборы с публичных бань и питейной торговли, т. е. с кабаков, или «кружечных дворов», так как приготовление и продажа пива, меда и водки составляли исключительно право казны, были правительственной регалией. Кружечные дворы и сборы также ведались посредством выборных или верных голов и целовальников; причем за недоборы отвечали сами выбравшие их общины. В Большой Приход доставлялись из других приказов и судебные пошлины. По словам того же иноземца, в гражданской тяжбе всякий, проигравший ее, платил казенной пошлины 10 руб. со всей суммы иска. Разбойный приказ доставлял сюда половину имущества осужденных преступников. (Другая половина делилась между судьями и обвинителями). Разрядный приказ передавал туда же остатки от сумм, назначенных на содержание войска, но неистраченных в мирное время, когда часть ратных людей распускалась по домам. Таким образом, итог косвенных налогов и пошлин, стекавшихся в Большой Приход, по Флетчеру, простирался до 800 000 руб. Следовательно, Дворцовый приказ, Четверти и Большой Приход, по его вычислению, вместе собирали ежегодно чистого доходу 1 430 000 руб., который они передавали в Кремлевское дворцовое казнохранилище, состоявшее под ведением главного царского казначея.
Сверх означенных доходов большую прибыль получал царь от дорогих мехов, которые в виде ясака собирались с пермских и сибирских инородцев. Меха эти отчасти продавались, отчасти менялись на привозные иноземные товары, как европейские, так и восточные, т. е. турецкие, персидские, бухарские, армянские и пр. Флетчер говорит, что «в прошлом году (по-видимому, 1588) из Сибири в царскую казну получалось с лишком 18 800 (470 соро-ков) соболей, 200 куниц и 180 чернобурых лисиц». К этому доходу надобно прибавить еще значительные суммы, составлявшиеся из частных имуществ, отбираемых на государя в случае опалы, и из других чрезвычайных поборов, взимаемых единовременно с архиереев, монастырей, чиновников и т. д. по поводу какой-либо особой нужды, не говоря уже о военном времени.
Московские государи, начиная еще с Ивана Калиты, отличались вообще хозяйственной расчетливостью, бережливостью и наклонностью ко всякого рода приобретениям, а потому в течение времени при Московском дворе скопились большие богатства и множество разных сокровищ. Особенно при этом дворе ценились и усердно приобретались золото, серебро, драгоценные камни, жемчуг, парча и разноцветные сукна. Иностранцы с удивлением рассказывают о множестве хранившейся в дворцовых кладовых дорогой утвари, т. е. золотых кубках и чашах, массивной серебряной посуде, царских одеждах, унизанных жемчугом и дорогими камнями. Во время таких торжеств, как прием и угощение иноземных послов, из царских кладовых раздавались богатые одежды вельможам и стольникам, а по окончании пира они отбирались назад; причем строго взыскивалось за всякую порчу. В случаях неприятельского вторжения сокровища царские обыкновенно увозились далее на север, в Ярославль или на Белоозеро.
Иностранцы, писавшие в XVI столетии о России, которую они видели собственными глазами (отчасти Герберштейн, а более Поссевин и Флетчер) слишком темными красками рисуют хозяйственную и финансовую деятельность московских государей, говоря о какой-то их ненасытной алчности, о системе постоянного угнетения и разорения подданных, об изобретении новых налогов и выжимании соков из народа ради собственного обогащения. Такой взгляд, может быть, и то отчасти, оправдывался тиранским характером второй половины царствования Ивана Грозного; но вообще он несправедлив, и объясняется тем, что иностранцы мало понимали и значение московского самодержавия, и характер исторически сложившихся гражданских отношений древней Руси; они смотрели на нее с своей западноевропейской точки зрения и забывали, что эта Русь только что освободилась от варварского ига, которое в течение двух веков угнетало ее и уединяло от европейского образованного мира. Одновременно с постепенным освобождением шла на Руси тяжелая работа над созданием единого, прочного государства, созданием, которое требовало всех народных сил и средств и потому было впереди всех других общественных нужд и желаний. Сплачиваясь внутри, это государство продолжало вести неустанную борьбу с сильными и враждебными соседями. Государи московские, естественно, с особым рвением старались увеличить свою казну, свои доходы (государева казна в те времена не различалась от казны государственной), ибо они постоянно должны были заботиться об улучшении и развитии своих военных сил и средств. Понятно, что расходы на войско не только поглощали большую часть доходов, но иногда и превышали их, так что приходилось изыскивать новые источники для их покрытия{78}.
Выше мы видели, что основную часть русского войска в данную эпоху составляло сословие землевладельческое или собственно помещичье, так наз. дворяне и дети боярские, обязанные пожизненно ратною службою. Они должны были выходить в поле по первому требованию на коне в полном вооружении и в сопровождении такого числа хорошо вооруженных людей, которое определялось количеством владеемой ими земли (по одному коп-нику с каждых 100 четвертей) или, как тогда выражались, «людно, конно и оружно». Дворяне и боярские дети, сообразно своим поместьям, были расписаны по городам, и эти отделы назывались «десятнями»; областные наместники вели списки зачисленных на службу или «верстанных» помещиков и их сыновей, подлежащих верстанию (так наз. «новики»). А все списки обязанного военной службой помещичьего сословия и его ведомство сосредоточивались в Разряде, т. е. в Разрядном приказе. По этим спискам число дворян и детей боярских, получавших государево жалованье и обязанных по первому требованию выступить в поле, в XVI веке простиралось от 80 до 100 000, как говорят о том некоторые иностранные известия. Но каждый помещик приводил с собой по нескольку своих вооруженных людей, и, если он являлся только сам-третей, т. е. если взять средним числом на каждого по два сносно вооруженных человека, то все количество московской конницы, в случае нужды выводимой в поле, определится приблизительно в 300 000 человек. Нелегко было в короткое время собрать (мобилизовать) это войско. Обыкновенно, когда угрожала война или нашествие неприятельское, из московских Четвертных приказов рассылались повестки к областным наместникам, воеводам, городовым прикащикам, губным старостам и дьякам; они в свою очередь собирали помещиков и высылали их к известному дню на такую-то границу или вообще в назначенные места. Тут писцы, присланные из Разряда, по спискам проверяли собравшихся и отмечали тех, которые оказывались в «нетях», т. е. неявившимися. Последним грозило строгое взыскание и даже отобранные поместья. Собравшиеся всадники распределялись по полкам. По окончании похода они распускались по домам, за исключением тех, которые назначались в гарнизоны пограничных городов и в полевую сторожу (на южных степных украйнах). Кроме того, время от времени производились общие смотры, на которые собирали дворян и детей боярских; причем переписывали их с людьми, конями и со всем их вооружением, чтобы знать, в каком количестве и в какой исправности они готовы выступить в поле. Военнослужилое сословие вооружалось и отправляло походы на свой счет; поэтому помещики, обыкновенно, в обозе (в кошу) имели особого коня или, смотря по состоянию и количеству прислуги, несколько коней с вьюком, т. е. нагруженных съестными припасами и разными походными принадлежностями. Хотя дворяне и дети боярские затем и получали поместья, чтобы быть в состоянии отправлять царскую службу, однако кроме земли им в подмогу назначалось и денежное жалованье; смотря по его количеству, они распределялись на известные статьи.
В сем отношении имеем любопытный памятник от пятидесятых годов XVI столетия. Это так называемая «Книга боярская» 1556 года, или собственно перепись (хотя и не вполне сохранившаяся) дворян и детей боярских, по преимуществу собиравшихся на смотр под Серпуховом с обозначением их кормлений, вотчин и поместий, а также их вооружения, количества людей и следующего им денежного оклада, на основании которого они разделены, по-видимому, на 25 статей. Из названной книги видно, что полное русское вооружение того времени составляли: стальной искусной работы шелом (с остр