шей частью соизволил на эти просьбы; на некоторые, однако, отвечал уклончиво.
Согласно с подобными представлениями, повторявшимися и на последующих сеймах, действительно производились разные изменения и дополнения в первом Статуте. Новая исправленная его редакция окончательно была утверждена на Виленском сейме 1556 года и сделалась известна под именем второго Литовского Статута.
Надобно отдать справедливость сему второму Статуту в том отношении, что упорядочение судопроизводства в нем сделало значительный шаг вперед. Теперь в каждом повете для отправления суда установлены должности земского судьи, подсудка и писаря; поветовая шляхта, собравшись под председательством воеводы, или шляхта, собравшись под председательством воеводы или каштеляна, выбирала кандидатами на каждую таковую должность четырех человек из своей среды (но не тех, которые уже занимали какие-либо урядовые должности); а из этих 12 человек король уже назначал настоящего судью, подсудка и писаря. Последний обязан был вести свое дело на русском языке и русским письмом; он мог брать себе помощников или «подписков». Вознаграждение писарю назначено от разных дел по одному грошу, редко по два. Судье за пересуд два гроша, подсудку третий. Вообще судебные поборы значительно уменьшены и точнее определены. Пристав, называвшийся прежде древнерусским словом «децкий», теперь переименован по польскому образцу возным. Ему определено за поездку с позывными листами брать «по грошу с мили в одну сторону, а что назад поедет, за то ничего не брати». Земские книги должны храниться в надежной скрыне за тремя замками, от которых ключи должны быть один у судьи, другой у подсудка, третий у писаря. Это, собственно, суд земский. Рядом с ним продолжал существовать суд замковый или градский, то есть суд воеводы, старосты или державца. Сей последний суд ведал самые важные уголовные дела, а именно: наезд на шляхетские дома, поджоги, разбои по дорогам, изнасилование шляхетских девиц и женщин, вороство, убийство и т. п. Помощником себе для суда воевода, староста или замковый державца должен был выбирать доброго шляхтича, оседлого в том повете. Кроме означенных двух судов во втором Статуте является еще третий суд, подкоморский. В каждом повете установлен подкормий, который ведает преимущественно тяжебные дела пограничные или межевые и наблюдает за постановкою межевых знаков или насыпкою пограничных курганов между разными владениями. Для помощи себе в каждом повете подкормий выбирает одного или двух коморников из оседлой поветовой шляхты. Важное нововведение сравнительно с первым представляет второй Статут относительно шляхетских сеймиков, которые, по образцу польских, установлены теперь в каждом повете и которые выбирают не только земских судей, но также и земских послов или шляхетских представителей для главного (вального) сейма, числом по два{21}.
Второй отдел Литовского Статута посвящен «Земской обороне». Этот устав подтверждает обязанность всех сословий отправлять военную службу в случае внешней войны. Но созывать земское ополчение и назначать денежные сборы на военные издержки (сербщину) имеет право только великий или «вальный» сейм, составленный из светских и духовных панов-рады, земских урядников, панов «хорутовных» и земских поветовых послов. Только в случае неприятельского вторжения или крайней опасности великий князь Литовский может без сейма разослать листы, созывавшие ополчение, а в отсутствие великого князя то же могут сделать паны-рады и великий гетман. Основанием для военной повинности служило количество владеемой населенной Земли, равно наследной, лично выслуженной и купленной.
Сейм каждый раз определял, сколько «пахолков» с известного количества следовало выставить на добром коне, ценностью не менее восьми коп грошей литовских, в цветном кафтане («сукня»), панцире, шлеме, при мече или сабле, щите и копье со значком («прапорцем»). Всякий шляхтич, имеющий землю, обязан лично идти на войну с своими людьми; духовнее лица, вдовы и малолетние сироты выставляли с своих имений ратных людей под начальством какого-либо шляхтича, заступавшего их место. Менее имущие, особенно мещане, несли пешую службу, вооруженные ручницею (ружье) или рогатиной. Ополчение собиралось по поветам в хоругви. Для сего в каждом повете были назначены хорунжие. Собравши свои хоругви, они делали им подробную опись, переписывали коней с обозначением их клейма (тавра) в реестре, после чего отводили свои отряды к каштелянам, которые начальствовали ополчением всего повета, или к заменявшим их маршалкам; затем поветовые ополчения собирались по воеводствам. Наконец, все ополчение двигалось к назначенным заранее пунктам и поступало под начальство великого гетмана, который производил ему смотр, делал ему опись посредством своих писарей и распределял его по своему усмотрению. Только за болезнью позволяется шляхтичу не ехать самому на войну, а послать вместо себя совершеннолетнего сына. Уклонение от военной службы по незаконной причине обыкновенно наказывается отобранием имения. Гетманским писарям при описи рати дозволяется брать за труды по полугрошу с коня. Хорунжим запрещено утаивать людей, не явившихся в ополчение, или без ведома гетманского отпускать их домой после общего смотра и описи, под страхом потерять свой уряд и имение. Строго запрещается во время похода производить грабежи и насилия жителям. Проступки ратных людей подлежат гетманской юрисдикции или прямо суду государя, если он сам находится при войске.
Очевидно, отказываясь в пользу сейма от непосредственного и абсолютного распоряжения всеми военными средствами великого княжества Литовского, по образцу Польши, Ягеллоны наносили неисправимый вред внешней государственной безопасности. Сила государственной обороны зависела главным образом от исправности крупных земледельцев или магнатов, которые выставляли, конечно, самые большие военные отряды (или «почти», как они называются в Статуте) и которые имели в своем распоряжении еще многих мелких шляхтичей, сидевших на их землях или находившихся в числе их дворовой челяди. Следовательно, в то время, когда в Европе заводились постоянные армии и крепла верховная государственная власть, в Литве и Польше, наоборот, продолжались и развивались порядки отживших феодальных ополчений и упадала сила верховной власти. Постоянное войско составляли только наемные солдаты («жолнеры» и «драбы», упоминаемые в Статуте). Оно распределялось преимущественно в пограничных пунктах, но было далеко недостаточно, чтобы обезопасить пределы государства, особенно с той стороны, откуда грозила опасность частых и внезапных вторжений, то есть со стороны южных степей.
До какой степени Юго-западная Русь страдала в те времена от набегов Крымских или Перекопских татар, какое огромное количество пленных выводили они и какова была судьба этих пленников, о том яркими красками свидетельствуют помянутые выше записки Михалона.
«Хотя перекопцы», — говорит он, — «имеют обильно плодящиеся стада, а рабов только из пленных, однако, последними они богаче, так что снабжают ими и другая земли. Корабли, часто приходящие к ним с другой стороны моря и из Азии, привозят им оружие, одежды и лошадей, а отходят от них нагруженные рабами. Все их рынки знамениты только этим товаром, который у них всегда под руками и для продажи, и для залога, и для подарка, и всякий из них, хотя бы не имеющий раба, но владеющий конем, обещает кредиторам своим по контракту заплатить в известный срок за платье, оружие и живых коней живыми же, но не конями, а людьми, и притом нашей крови. И эти обещания верно исполняются, как будто наши люди находятся у них всегда на задворьях в загоне. Один еврей меняла, сидя у ворот Тавриды (под крепостью Перекопом) и видя бесчисленное множество привозимых туда пленников наших, спрашивал у нас, остаются ли еще люди в наших странах или нет, и откуда такое их множество. Так всегда имеют они в запасе рабов не только для торговли с другими народами, но и для потехи своей дома и для удовлетворения своей злости. Наиболее сильные из сих несчастных часто, если не делаются кастратами, лишаются ушей и ноздрей, клеймятся на лбу и на щеках, и, связанные или скованные, мучаются днем на работе, ночью в заключении; жизнь их поддерживается небольшим количеством пищи из гнилой падали, покрытой червями, отвратительной даже для собак. Только женщины, которые понежнее и покрасивее, содержатся иначе; которыя из них умеют петь и играть, те должны увеселять на пирах. Для продажи выводят рабов на площадь гуськом, как будто журавли в полете, целыми десятками и прикованных друг к другу около шеи, и продают такими десятками с аукциона; причем громко кричат, что это рабы самые новые, простые, нехитрые, только что привезенные из народа Королевского, а не Московскаго. (Московское племя полагается у них более дешевым как коварное и обманчивое.) Этот товар ценится в Тавриде с большим знанием и покупается дорого иностранными купцами для продажи еще высшей ценою более отдаленным и более темным народам, каковы сарацины, персы, индийцы, арабы, сирийцы и ассирийцы. Несмотря на чрезвычайную осторожность покупателей, тщательно осматривающих все физические качества рабов, ловкие продавцы нередко их обманывают. Мальчиков и девушек они сначала откармливают, одевают в шелк, белят и румянят, чтобы продавать их подороже. Красивые девушки нашей крови покупаются на вес золота, и иногда тут же на месте перепродаются с барышом. Это бывает во всех городах полуострова, особенно в Кафе. Там целыя толпы сих несчастных невольников отводятся с рынка прямо на корабли. Она лежит на месте, удобном для морской торговли; это не город, а ненасытная и беззаконная пучина, поглощающая нашу кровь».
Древние литовцы, по замечанию того же Михалона, отличались мужеством и воинской деятельностью; а теперь предаются роскоши и праздности. Вместо того чтобы самим идти в неприятельские земли, или оберегать свои пределы, или упражняться в воинском искусстве, обязанные военною службою молодые шляхтичи литовские сидят в корчмах, пьянствуют, и, весьма склонные ко взаимным ссорам, убивают друг друга, а военное дело и защиту отечества предоставляют татарам (поселенным при Витовте), беглым людям из Московии и вообще наемным отрядам. Перекопскому хану государств