Радивил вступил в Ливонию и занял литовскими гарнизонами заложенные замки; но на помощь против русских литовцы не двигались.
В Ливонию снова вторглись русские под начальством князей Шуйского, Серебряного, Мстиславского и Курбского. Взяв Мариенбург, они распространили свои опустошения до самого моря. Положение Ливонии сделалось критическим. Наемные немецкие отряды, не получая жалованья, бунтовали и нередко сами сдавали крепости русским; в некоторых местах крестьяне поднимали мятеж против своих немецких господ, которые не умели защитить их от неприятеля. Воеводы из Дерпта двинулись с пушками на замок Феллин, считавшийся весьма сильною крепостью в Ливонии; там пребывал старый магистр Фирстенберг. Ландмаршал Филипп Бель думал остановить это движение и около Эрмеса неосторожно вступил в битву с превосходными русскими силами; он был разбит и взят в плен. Это был опытный, храбрый рыцарь; в плену он держал себя с таким достоинством и вел такие умные речи, что бояре оказывали ему большое уважение; бедствия, постигшие орден, он прямо объяснял отступлением от старой веры и распущенностью нравов. Отправив его в Москву, бояре просили царя быть к нему милостивым. Но когда он в глаза царю стал сурово выговаривать за несправедливую и кровопийственную войну, разгневанный Иоанн велел отрубить ему голову. После победы под Эрмесом воеводы осадили замок Феллин; более трех недель они громили его из пушек, но толстые стены, глубокие рвы и обилие всяких запасов не подавали надежды на овладение замком. Вдруг немецкие наемники заволновались и вступили в переговоры с русскими воеводами. Тщетно престарелый магистр умолял их продолжать оборону и роздал им все свои сокровища: наемники предварительно разграбили их и, выговорив себе свободное отступление со всем имуществом, впустили русских. Но те, видя, что удаляющиеся немцы обременены всякого рода ценными вещами, напали на них и отняли добычу. Многие из этих наемников потом попали в руки Кетлера, который велел их перевешать. Привезенный в Москву Фирстенберг был милостиво принят царем и получил себе в кормление ярославский городок Любим, где спокойно доживал свой век. Хотя после взятия Фел-лина русские потерпели неудачу под Вейсенштейном, или Белым Камнем (главным городом провинции Эрвии), который они тщетно осаждали в течение нескольких недель, однако поход 1560 года привел Ливонию в такое расстроенное состояние, что она уже не могла продолжать борьбу собственными средствами. Вслед затем совершилось ее распадение и прекратилось самое существование Ливонского ордена.
Первым из ливонских владетелей покинул страну епископ эзельский Менигхаузен. Он продал датскому королю Фридриху II за 30 000 талеров свое епископство, т. е. Эзель с соседнею частью Эстонии и свой Пильтенский округ в Курляндии, хотя не имел никакого права уступать эти земли без согласия ордена и своего капитула. Он удалился в родную Вестфалию, там перешел в протестантство и вступил в брак, а король Фридрих передал эти земли своему младшему брату Магнусу взамен его прав на герцогство Голштинское. Весною 1560 года Магнус высадился с датскими отрядами на острове Эзеле в городе Аренсбурге. Тогда и ревельский епископ Врангель, после введения в Ревеле реформации находившийся в стесненном положении, последовал совету Менигхаузена, т. е. продал Магнусу свои владетельные права и удалился в ту же родную Вестфалию. Но город Ревель и большинство эстонского рыцарства тянули более к соседней Швеции, чем к Дании: с шведами их связывали общая теперь религия, сходство нравов и торговые сношения; от Швеции они скорее всего могли ожидать помощи против Московского завоевания. Поэтому они не склонились на убеждения Магнуса, а вскоре по смерти Густава Вазы вступили в переговоры с его преемником Эрихом XIV. Эти переговоры окончились тем, что Ревель, а вместе с ним провинции Гаррия и Эрвия отложились от ордена и поддались шведскому королю в июне 1561 года. Тщетно Готгард Кетлер противодействовал сему подданству и старался удержать единство Ливонии, чтобы в целости передать ее под владычество польско-литовского короля, с которым он уже вел деятельные переговоры. Видя распадение орденских земель, этот ловкий человек более всего позаботился о собственных интересах. В то время как северная часть Ливонии тянулась к шведам, южная и большая половина ее обнаруживала влечение примкнуть к великому княжеству Литовскому, с которым связывали ее близкое соседство и выгодная торговля.
К польскому королю тянул и его родственник архиепископ рижский Вильгельм Бранденбургский. Поэтому рыцарству и архиепископу не стоило большого труда склонить ливонские чины отдаться под верховное владычество Сигизмунда Августа. Вместе с тем орденские власти признали дальнейшее существование ордена невозможным и решили сложить с себя духовное звание. Последний Ливонский магистр пошел по стопам последнего прусского гроссмейстера: с согласия польского короля он обратил самую южную часть Ливонии в наследственное герцогство, поставив себя в вассальную зависимость от Польской короны. Осенью 1561 г. Готгард Кетлер принял титул герцога Курляндии и Семигалии, а Ливония соединена с великим княжеством Литовским. Тот же Кетлер пока остался королевским наместником в Ливонии. Герцог Магнус отказался в пользу Кетлера от Пильтенского округа, получив взамен эстонские замки Гапсаль и Леаль. Только город Рига не соглашался на новое подданство и пытался еще сохранить за собою значение вольного имперского города; но в следующем 1562 году рижане уступили настояниям Кетлера и поддались Сигизмунду Августу, причем выговорили себе условия самоуправления.
Таким образом, Ливонская земля распалась на пять владений: 1) север отошел к Швеции; 2) остров Эзель с прилегающим побережьем (провинция Вик) составил особое княжество герцога Магнуса; 3) средняя часть, или собственно Ливония, присоединилась к государству Польско-литовскому; 4) Курляндия и Семигалия обратились в вассальное герцогство; 5) северо-восточная часть или Юрьевская и Ругодивская области остались у Московского государя{39}.
Раздел Ливонии между соседними государствами ясно показал, в какой степени были правы советники Иоанна, не одобрявшие его слишком широких завоевательных замыслов с этой стороны. Ливонский орден оказался несостоятельным в борьбе с могущественным Московским государством; но было великою ошибкою считать его землю легкою добычею и стремиться к ее полному скорому захвату: вместо одного слабого ордена приходилось иметь дело с несколькими сильными претендентами на его наследство. Едва ли умные советники Иоанна не предвидели двух главных затруднений, долженствовавших воспрепятствовать быстрому и легкому завоеванию Ливонии. Во-первых, множество крепких городов и замков. Ливонию отнюдь нельзя было сравнивать с Казанским царством, где по взятии столицы оставалось только усмирять полудикие туземные народцы и взимать с них ясак. Здесь каждый город, каждый замок, имевший сколько-нибудь мужественного коменданта, приходилось добывать трудною и долгою осадою; а в осадном деле, где требовалась борьба с артиллерией, именно московская рать была наименее искусна. Поэтому после трехлетней войны, после страшных опустошений неприятельской земли, Москвитяне могли похвалиться приобретением не более одной четвертой ее части. Во-вторых, это (сравнительно с потраченными усилиями) небольшое приобретение, в соединении с дальнейшими притязаниями, приводило нас к одновременному столкновению с Швецией, Данией и Польско-литовским государством. На первых порах Москве удалось отклонить новую войну со шведами, которые обратились на датчан, желая отнять у них западную часть Эстонии; но борьба с главным наследником Ливонского ордена, т. е. с Польско-литовским королем, оказалась неизбежною.
С Польшей и Литвой, со времени боярщины, у нас не было ни войны, ни прочного мира, а только возобновлялись истекавшие перемирия. Всяким попыткам к заключению вечного мира мешали притязания Литвы на возвращение Смоленска, к которым обыкновенно присоединялись требования возвратить все приобретения, сделанные Иваном III, и даже уступить Псков и Новгород; а с московской стороны, в ответ на эти странные требования, выдвигали свои права на старые русские области: Полоцкую, Витебскую, Киевскую и Волынскую. После же 1547 года прибавился еще один повод к распрям: в переговорных грамотах королевская канцелярия продолжала именовать Иоанна только «великим князем» Московским и отказывала признать за ним новый его титул царский. Московское правительство с своей стороны именовало Сигизмунда-Августа только великим князем Литовским, отказываясь называть его в грамотах королем. В связи с пререканиями о титулах в это время, не без участия самого Иоанна, распространяется в Москве легенда о происхождении древнего Русского княжеского рода от Пруса, брата римского императора Октавия-Августа, чем Московский государь думал умножить свою славу и величие.
Последнее перемирие заключено было в 1556 году на шесть лет. Война Ливонская подала повод польскому королю к новым посольствам, имевшим целию отвратить московские притязания с этой стороны. Но правительство наше постоянно отвечало, что Ливония в древности принадлежала прародителям московских государей, что ливонские немцы давно обязались платить дань и что государь воюет их землю за их неисправление. Иоанн даже в своем титуле стал именовать себя государем Ливонския земли града Юрьева. Когда же Ливонский орден начал явно склоняться на сторону польского короля, намереваясь отдаться под его покровительство, т. е. в 1560 году, Иоанн, в то время овдовевший, попытался уладить свои отношения к Польше и Литве помощию родственного союза. Посол его Федор Сукин сделал от имени царя брачное предложение младшей сестре короля Екатерине. Король показал вид, что не прочь от этого брака, но потребовал предварительно прекращения Ливонской войны и заключения вечного мира с уступкою Смоленска, Пскова и Новгорода. При подобных требованиях, понятно, переговоры о брачном союзе окончились ничем. Когда же Ливонский орден прекратил свое существование, а король Польский завладел всей южной половиною Ливонии, тогда немедленно открылась и новая Русско-литовская