ткой ограничить распространение местничества. Затем в течение всего XVI века мы не видим никаких серьезных мер к его ограничению: верховная власть, очевидно, находила пока небезвыгодными для себя счеты породой и службой, возбуждавшие столько соперничества и розни между знатными фамилиями. И это явление все более и более укоренялось в боярской среде. Сам Грозный царь довольно мягко относился к местническим спорам и счетам; он или сам разбирал их, или назначал нескольких бояр и дьяков для обстоятельного разбора этих счетов. Иногда он разводил месячников, признанных равными по своему отечеству (по своей породе), т. е. одного из них отставлял от назначенной должности, и тем прекращал жалобу челобитчика на то, что ему ниже такого-то быть невместно. А за челобитье, признанное неправильным, назначал пеню с челобитчика в пользу его противника. Иногда для прекращения или предупреждения споров какая-либо временная служба объявлялась безместной («служить без мест, а когда служба минет, тогда и счет будет дан»). Учреждение опричнины, как бы направленной против старых боярских притязаний, нисколько не уменьшило местнических споров. Напротив, со времени ее число спорных дел о местах значительно увеличилось, может быть, именно потому, что опричнина не могла не внести некоторой путаницы в родовые счеты.
Так как местнические споры вращались главным образом в сфере родословия, то, естественно, для каждой боярской фамилии ее родословное древо получило большое значение. Пример многих знатных фамилий, ведших свое происхождение, с одной стороны, от князей, перешедших в Москву из Литвы или Западной Руси, с другой — от выезжих из орд мурз и царевичей, заразительно влиял на боярскую аристократию нетитулованную, т. е. не причислявшую себя к потомкам Владимира Великого. В ее среде возникло явное стремление выводить своих предков от каких-либо знатных иноземных выходцев. Во главе этого стремления, впрочем, стояла великокняжеская династия с ее легендарным происхождением от пришлых варяжских князей.
В XVI веке, вероятно, под влиянием Софьи Фоминичны и приезжих с ней греко-итальянцев, при Московском дворе легенда о варяжском происхождении династии пошла еще далее. Варяжских предков начали производить от Пруса, якобы родственника или брата Октавию Августу, и таким образом связывали Московское царство с Римской империей. Известно, что наши старые книжники называли Москву Третьим Римом, наследницей второго Рима и Византии. Иван Грозный в особенности усвоил себе эту легенду и открыто хвастался своим иноземным происхождением от мифического Пруса. На родство своих предков с императором Октавием Августом он даже ссылался в официальных грамотах; так впервые встречаем эту ссылку в грамоте 1556 года к польскому королю Сигизмунду Августу. Под влиянием такого стремления многие чисто русские боярские семьи повели свои родословные от более или менее знатных иноземных выходцев. Попав в официальные бумаги того времени, эти легендарные родоначальники потом получили право генеалогического гражданства. Вот почему едва ли не большинство старых боярских (некняжеских) фамилий оказалось иноземного происхождения. Между прочим, вероятно по примеру Грозного, некоторые боярские роды начали выводить своих предков именно «из Прус» или «из немцев»; таковы Романовы-Юрьевы-Захарьины, Шереметевы, Морозовы, Шеины, Салтыковы, Воейковы и др.
Пышность и великолепие, которыми стали окружать себя самодержавные Московские государи, начиная с Ивана III, естественно, выдвинули на первый план службу по преимуществу придворную, которая сделалась теперь главным средством возвышения и предметом особого почета со стороны старого служилого сословия. Служба сия получила строгие формы и многочисленные подразделения или ступени, представлявшие довольно сложную иерархическую лестницу. Верхние ступени этой лестницы занимали помянутые члены государевой думы, т. е. бояре и окольничие, думные дворяне и думные дьяки. За ними следовали чины собственно придворные, или ведавшие государевым дворцом и разными, связанными с ним хозяйственными учреждениями, или находившиеся при особе государя для личных его услуг и для стражи. Таковы: дворецкий, ключник, казначей, оружничий, шатерничий, конюший, ясельничий, ловчий, сокольничий, печатник, кравчий, стольники, чашники, постельничий, спальники, стряпчие, рынды, жильцы. Чины эти и значение их большей частью мы видели уже в предыдущую эпоху. Теперь же их число и значение расширилось, и кроме того встречаем новые: таковыми является «оружничий» как начальник Оружничей, или государевой оружейной палаты, «шатерничий», ведавший походными палатками государя, «ясельничий» или помощник конюшего, «кравчий», прислуживавший государю во время стола; «постельничий» и «спальники» смотрели за царской опоче-вальней и ночевали в соседних с ней комнатах; «стряпчие» смотрели за платьем и бельем государя и помогали ему одеваться; «рынды», выбиравшиеся из красивых боярских сыновей, соответствовали западноевропейским пажам и оруженосцам; они служили украшением царской свиты, а также возили за государем его оружие во время походов, причем имели своих помощников или поддатней. В разрядных книгах обыкновенно встречается следующее их распределение: «с большим саадаком» такой-то рында, а поддатень у него такой-то; «с писанным саадаком» то же самое; с третьим (нохтармяным) саадаком то же. Затем особый рында «с копьем» и у него поддатни; с другим копьем то же, «с рогатиною» тоже особый рында с поддатнями. «Жильцами» Назывались отборные дети боярские, составлявшие внутреннюю дворцовую стражу и военную свиту государя при его поездках. В число их записывались иногда и сыновья знатных фамилий, так как жилецкий чин представлял первую придворную ступень для получения дальнейших и потом высших должностей, а последние были доступны только людям родословным.
Наибольшую роскошь и великолепие развивал Московский двор в дни церковных торжеств, а также при приеме иноземных послов и во время их угощения за царским столом. Тогда все придворные чины, одетые в богатое платье, наполняли царский дворец, занимая места согласно с своим званием и своей породой. Иностранцы в своих записках не без удивления рассказывают о многолюдстве и роскоши Московского двора, особенно о дорогой утвари и золотых сосудах, в изобилии появлявшихся за царским столом. Но, любя при случае блеснуть своим великолепием, Московский двор отличался также расчетливостью и экономией. После царского пира обыкновенно дорогая утварь и посуда тщательно убирались в дворцовые кладовые; туда же прятались и нарядные парчовые кафтаны, раздававшиеся на время торжества стольникам, чашникам, жильцам и т. п.
Вышедшие из древней княжеской дружины все означенные придворные чины вполне сохраняли свою принадлежность к военному служилому сословию, и каждый из них всегда готов был выступить в поле по назначению или по росписи, утвержденной государем: бояре в качестве воевод, а прочие чины в качестве их помощников и второстепенных начальников или просто как военная свита государя, если он сам участвовал в походе. В таком случае он обыкновенно становился во главе своего дворового полка (гвардейского корпуса), который состоял преимущественно из детей боярских, испомещенных в Московском уезде.
Начавшееся при Иване III чрезвычайное расширение пределов Московского государства требовало большой военной силы, как для внешней обороны сих пределов, так и для внутреннего сплочения областей, вошедших в состав сего государства, и притом для сплочения их в духе самодержавия. Поэтому московские государи прилагают особые старания об увеличении своего военнослужилого сословия и его материальном обеспечении. Мы видели, что уже в предыдущую, татарскую, эпоху, за недостатком денежных средств, кроме пожалования вотчин как вознаграждения за военную службу, великие князья начали раздавать поместья, т. е. земельные участки во временное пользование. Вотчинник, или помещик, должен был выступать в поле на добром коне, в исправных доспехах и с известным числом вооруженных слуг, сообразным с количеством владеемой земли. Вотчины переходили по наследству к детям и вообще родственникам владельца; он мог их продать или обменять. Но поместья, как участки обложенные, так сказать, военной повинностью, давались только людям, лично отправлявшим службу; в случае старости или болезни помещика они отбирались и отдавались другим лицам; иногда передавались его сыновьям по их челобитью, но только таким, которые уже способны были к отправлению службы. Отсюда, естественно, для увеличения своих ратных сил московское правительство старалось умножать количество государевых земель, чтобы было из чего широкой рукой раздавать поместья военнослужилым людям. Поэтому великие князья, присоединяя к Москве уделы, прежде всего отбирали на себя значительную часть земель из владений удельно-княжеских, боярских и церковных. Так мы видели, что Иван III при сдаче Новгорода Великого выговорил себе половину всех волостей владычных и монастырских и все волости Торжковские: отобранные земли потом он роздал служилым людям. Кроме того, великие князья и цари московские умножали свои земли покупкой, конфискацией (за какое-либо преступление), а также стеснением, наследственных вотчинных прав, ограничивая их, например, только мужеским потомством или самым близким родством, за неимением которого вотчины отбирались на государя. С теми же целями московское правительство старалось стеснять умножение церковного землевладения. Так, Иван IV в 1551 году запретил епископам и монастырям приобретать села и деревни без доклада государю, а в 1580 году совсем запретил духовенству приобретать по завещанию недвижимые имущества. Наконец, завоевание в его время обширных областей на востоке России и постепенное занятие земель на юге давали государству богатый источник для испомещения служилых людей.
Таким образом, в Московском государстве развилась целая поместная система, тесно связанная с развитием того военнослужилого сословия, которое известно было тогда под именем «детей боярских» и отчасти «дворян» и которое со времени Ивана III сделалось главной опорой московского государственного порядка. Каждый сын помещика, достигший 18-летнего возраста, верстался, т. е. записывался, на государеву службу и получал право на поместный оклад. При раздаче этих окладов, или «испомещении», дети боярские делились на три «статьи»: большая, средняя и меньшая. Сооб