— А с вами-то что? — я решил, что вот сейчас, когда начальник сам заговорил об этом, мой вопрос будет вполне уместен.
— В имение Бразовских съездил, — мрачно хмыкнул он.
— И что там? — осторожно спросил я.
— Там? — Лахвостев отстраненно огляделся. — Там такое…
И тут майора прорвало. Говорил он неторопливо, сдерживая чувства, заостряя внимание исключительно на фактах. Профессиональная привычка, видимо. Но выговориться ему явно было необходимо. Что ж, я был не против. Там более, история, рассказанная майором Лахвостевым, оказалась прямо-таки захватывающей.
…Иосиф Павлович Бразовский, глава небогатой дворянской семьи, имел, как ему представлялось, все основания жаловаться на судьбу. При том, что сам он являлся одаренным четвертого разряда, оба его сына, и от законной супруги, и от крестьянки, одаренностью не отличались вообще никакой. Дочь, правда, к своим девятнадцати годам уже имела третий разряд, но дочь — это дочь. Уже два года, как она вышла замуж, отчий дом покинула и, как выяснил Лахвостев, считала это своей жизненной удачей. А как жить семье? Вот и решил Бразовский-старший, что раз уж не срослось у сыновей с одаренностью, то заменить ее можно и нужно деньгами. А что, возможностей деньги открывают множество, удовольствия обеспечивают практически любые, да и вообще, кто говорит, что не в деньгах счастье, тот просто не пробовал. Пока сыновья подрастали, Иосиф Павлович пытался извлекать побольше доходов из поместья, но эти усилия особого успеха не приносили, вот и отправил он обоих на государеву службу. Только вот служить, по замыслу старшего Бразовского, они должны были не царю, а своему кошельку.
Воспользовавшись паузой, сделанной Лахвостевым, чтобы глотнуть чаю, я вставил свое ценное мнение:
— А ведь если с источниками обогащения Бразовского в армии нам очень многое известно, то как и на чем имел поживу Буткевич в губной страже, мы не знаем ничего…
— Не думаю, чтобы там была такая уж большая пожива, — отмахнулся Семен Андреевич. — Иначе Буткевич не перешел бы в армию.
Похоже, начальник мой был прав. Во всяком случае, это тоже нужно будет выяснять. Тем временем Лахвостев продолжил рассказывать, и я, упустив какую-то неясную мысль, мельком проскочившую в моем сознании, переключился на внимание к излагаемому.
…Известиям о гибели сыновей (Лахвостев рассказал что бывший капитан Бразовский был убит в Парголовской битве) Бразовский-старший ожидаемо не обрадовался, а прибытие Лахвостева, коего он посчитал виновником своего горя, Бразовского, если сказать предельно мягко, разозлило. И не придумал Иосиф Бразовский ничего умнее, как напасть на майора Лахвостева с целью его убийства.
— Знаете, Алексей Филиппович, — Лахвостев первый раз за это время улыбнулся по-настоящему, — я поначалу полагал, что взял бы старший Бразовский хоть немного времени подумать, он бы, скорее всего, действовал исподтишка, но ему гнев глаза застил, он и кинулся на меня с кулаками… Сам-то здоровенный как медведь, нашему Бразовскому да Буткевичу было в кого пойти статью, так что тяжко мне пришлось поначалу. А как начал он мануалом удары наносить, тут и у меня нашлось чем ответить. В общем, после нашей встречи род Бразовских по мужской линии пресекся. Если, конечно, не осталось у старшего Бразовского иных байстрюков, кроме Буткевича. Эх, мне бы сразу обратить внимание, что уж больно легко и быстро я его победил…Уже когда в Усть-Невский вернулся, недомогание сильное ощутил, а потом все хуже и хуже становилось, до госпиталя еле добрался. Доктора сказали, наведенная общая диффертурная патология. Еще бы час-другой промедлил с моим к ним обращением, и все, перешла бы она в состояние так называемой «отсроченной смерти» и спасти бы меня не смогли.
Лахвостев умолк, тяжело отдышался, глотнул уже заметно остывшего чаю и продолжил:
— То есть или сначала Бразовский-старший навел на меня эту гадость, а потом с кулаками кинулся, или пока мы с ним магической силой мерялись. Обманул меня, чего уж там… Доктора говорят, до полного выздоровления от полугода до двух лет пройдет. Видите, Алексей Филиппович, как оно сложилось — маньяка надо искать и ловить, а мы с вами оба полукалеки. Но деваться нам некуда… И уж простите, но как на ноги встанете, основная тяжесть на вас и ляжет. А сейчас, прошу извинить, пойду я. Время позднее, пора и мне, и вам отдыхать.
Нет, ну ничего себе! Начальник-то мой не просто так, а боевой магией врага поразил! Что ж, есть теперь у кого на сей счет проконсультироваться, уже неплохо. А с тем, что маньяка искать придется мне, я уже смирился. То ли предвидение подсказало, то ли умом понимал, что к тому идет, но морально к такому повороту я уже был готов.
Глава 20. Дела лечебные и не только
— Что, все правда так плохо? — недоверчиво спросил я.
— Очень плохо! — Лида тряхнула головушкой. — Да что говорить-то, вот вас самих, Алексей Филиппович, помните как перевязали?
Помнил я, честно говоря, только ощущения от двух перевязок моей раны — непосредственно на месте, где меня достал осколок шведской бомбы, и потом в полевом лазарете. Лучше бы, конечно, те ощущения забыть, но это, боюсь, получится у меня не сегодня и не завтра, если вообще когда-нибудь получится. Как те повязки выглядели, не помнил вообще напрочь. Вот примерно так ей и ответил.
— Оно и к лучшему, что не помните, — с чувством сказала Лида. — А я вот помню, вас сюда привезли когда, я как раз дежурная была. Ужас ведь! Корпии мало и та какая-то лежалая, бинт постиран из рук вон плохо, и того пожалели — два раза только и обмотали, а сверху какой-то тухлой ветошью! И это в полевом лазарете вас так перевязали, а уж какую вам на месте повязку наложили, мне и представить боязно! Я, может, потому вас и не признала, что такая ужасная повязка была!
Вспомнив, какие аккуратные и чистые повязки накладывала мне Лида, когда ухаживала за мной в первый раз, помогая доктору Штейнгафту, я подумал, что на таком фоне любая повязка, наложенная в полевых условиях, будет смотреться ужасно. Впрочем, если здесь все еще стирают бинты…
С чего у нас вообще зашел разговор о повязках с перевязками? На днях в госпиталь привезли раненых, не то чтобы так прямо уж много, но и не мало. Шведы попробовали-таки снова двинуть на Усть-Невский, им начали объяснять, что прохода и проезда нет, объяснений этих они не поняли или, скорее, не захотели понять. Большой битвы, однако, не получилось — до шведов, видимо, все-таки дошло, что их не пропустят, а генерал-полковник Романов посчитал, надо полагать, что потери в такой битве стали бы для армии излишними. Тем не менее раненых у нас в госпитале прибавилось, и Лида активно возмущалась тем, с какими небрежно наложенными и грязными повязками они поступили.
По ее словам, связано такое безобразие как с нехваткой самого перевязочного материала, бинтов и корпии то есть, так и с непониманием важности соблюдения чистоты (про стерильность я вообще молчу, здесь, похоже, и слова такого не слышали) при перевязках. Причем если в полевых лазаретах еще что-то соображали и повязки вроде той, с которой меня сюда привезли, делались только от нехватки бинтов, то солдатики запросто могли и заткнуть рану ветошью, и перевязать чем угодно, что только под руку подвернется.
Что же касалось медикаментов, используемых при перевязках, все было не так грустно, но, к сожалению, только в теории. Все-таки наличие в этом мире магии приносит не только благо, но и зло. В обсуждавшемся нами случае благом следовало считать наличие таких действенных целебных артефактов, как ингибиторы Парацельса и витализаторы Попова-Бурмайстера, а злом — практически полное отсутствие привычных мне в прошлой жизни кровоостанавливающих, обеззараживающих и заживляющих средств наружного применения. При этом витализаторы выдавались в войска в мизерных количествах и под строгий отчет, а потому лекаря жутко боялись их потерять и использовали крайне неохотно. Ну а что вы хотите, корпус витализатора сделан из серебра, вот начальство и не торопится вводить подчиненных в соблазн. Ингибиторы сравнительно дешевы, но свойства свои сохраняют очень недолго. То есть нужно их много, а сделать запасы не никак не получается.
В общем, хорошо, что мы с Лидой на эту тему побеседовали. А то, знаете, была у меня мысль изобрести тут индивидуальный перевязочный пакет… Нет, он бы вполне нормально работал, но при мизерном производстве марли и отсутствии дешевых непромокаемых материалов изделие получилось бы непомерно дорогим и закупать его для армии никто бы не стал. В общем, сама идея рабочая, но вот о ее воплощении в жизнь говорить можно будет не сегодня и не завтра. Заодно мне наука — прежде чем рваться в бой с очередным прогрессорством, изучить текущее положение дел. Однако же, пусть и не припомню я сейчас, в чем разница между асептикой и антисептикой, [1] но вводить тут и то, и другое определенно необходимо…
С инкантированием штуцеров все шло проще, дело-то уже привычное. Собрав целую бригаду артефакторов, как тех солдатиков, что давал мне в помощь подполковник Малеев, так и специалистов, которых привел Иван Матвеевич, мы с Дикушкиным разделили между ними работу. Не скажу, что далось нам распределение обязанностей без труда — солдатикам, искренне не понимавшим, что эти штафирки вообще могут соображать в стрельбе, и тем самым «штафиркам», у которых на лицах было написано «ребята, ваше дело в шведов палить, а артефакты наполнять мы и сами умеем», пришлось выслушать от меня немало хлестких образных характеристик как себя лично, так и своего заведомо неправильного подхода к общей работе. Гражданские от такого обхождения слегка обалдели с непривычки, но, видя, как авторитетнейший для них Дикушкин лишь хитренько улыбается, смирились и включились в работу. Вымотало все это меня очень сильно, но теперь я со спокойной душой мог передать дело Ивану Матвеевичу, напомнив, что он всегда может обращаться ко мне в случае каких-либо затруднений, как в работе, так и в отношениях с особо непонятливыми подчиненными. Подчиненные прониклись.