Лошадь Кидане, Адуя, галопом скачет из Дебарка в Дабат, из Дабата в Гондэр, из Гондэра в Азезло, в Ворету и в Годжам, белый всплеск на разбомбленном, разоренном ландшафте. Слухи начинаются с секретного письма, отправленного Кидане священникам, в письме сообщается, что лошадь — знак скорого прибытия императора. Из сорванных церковных дверей новость распространяется по всем рынкам и домам, набирает силу истины: едет император. Император никогда нас не покидал. Он появится перед нами и объявит, что победа близка. Жители деревень каждое утро выходят из своих лачуг и пещер поискать взглядом на горизонте белую лошадь. Пастухи и фермеры показывают на мерцание солнца и перья тумана как на доказательство божественной помощи. Собираются толпы, перешептываются, взволнованно ждут появления императора.
Хирут проводит рукой по сплетенной в косички гриве Адуи. В лошадиный волос вплетены красные бархатные нити, на которых болтаются янтарные камушки. Они улавливают утренние лучи, когда животное трясет головой, они пускают теплые зайчики на новую форму Хирут, подражая созвездиям ярких звезд. Хирут оглядывает себя и в очередной раз удивляется тому, что видит. Она одета как боец из Кебур Забанги[78], боец элитной императорской армии. Ее мундир и брюки были вручены ей Астер с необычным для той радушием, они сидят на ней как влитые. Винтовка, которую Аклилу взял у убитого итальянца, висит у нее на плече, чистая и отполированная. Она готова присоединиться к процессии, которая представит Минима жителям деревень, собравшимся в долине Ченнек, окруженной горами Сымен; известие о скором приезде императора распространилось за два дня с помощью скороходов и барабанов, небеса вибрируют от ритмичных хлопков исступленных рук.
Она прикасается к своей груди, ощущает биение сердца, которое бешено колотится под мундиром цвета хаки. Последние дни она жила, трясясь от страха, не могла уснуть, она так боялась не выполнить свой долг, что маршировала всю ночь, пока Астер спала. Она тренировала походку с высоким подъемом ноги, как у императорской гвардии, пока ноги у нее не начали болеть. С каждым шагом она угловато размахивала руками. Она научилась резко поворачивать голову в одном направлении, потом в другом, повторяла это снова и снова перед суровой и безжалостной Астер, пока та наконец удовлетворенно не кивнула. Астер не отходила от нее с самого начала этой миссии, она вся отдалась обучению Хирут правильному протоколу и манерам, и даже Аклилу и Сеифу приходили по вечерам посмотреть, зачарованные тем количеством мелочей, которые она должна была выучить.
И все это для одного человека? сказал Аклилу. Но разве он не такой же человек, как мы? прошептал он в какой-то момент, но гневный взгляд Астер заставил его замолчать.
Утреннюю тишину взрывает восторженное улюлюканье. Адуя натягивает поводья, громко ржет, пытается вырваться из крепкой хватки Хирут, которая ждет, когда появятся Аклилу и Сеифу, когда барабанщики и певцы займут свои места, когда начнется марш на вершину холма, чтобы она могла провести императора, держа его красный зонтик, защищая от солнца, которому далеко до этого человека.
Вот все, что возможно, думает Кидане, ошеломленно глядя на Минима, который прямо и высоко сидит на Адуе. Ему приходится напоминать себе, что перед ним не император. Кидане низко кланяется ему и поднимает голову к небу. Он закрывает глаза от сверкания утреннего солнца. На мгновение ему кажется, что он видит очертания лица мертвого сына, парящие где-то за пределами его видения, облако, исчезающее под напором раннего ветерка. Он хочет протянуть руку и сказать ему: Сын мой, мой Тесфайе, я не знал, что это возможно. Я не знал, что мы можем переходить эту узкую тропу между живыми и мертвыми. Я не понимал, что мы можем вызывать человека туда, где раньше было просто пустое пространство. Тесфайе, лидже, мы можем заделать эту брешь между мертвым и божественным, найти способ сделать их одним целым.
На вершине холма, где у него за спиной терпеливо ждут Аклилу, Сеифу и Астер, Кидане хочет протянуть руки, взять в ладони лицо мальчика и просить у него прощения: Я не знал, шепчет он. Кидане берет винтовку и держит ее перед собой. Он салютует Царю Царей. Он выкрикивает все имена императора, чувствуя, как земля трясется под ним, когда жители деревни в долине внизу подаются вперед, чтобы лучше видеть. Он вполголоса говорит призраку своего сына: Я все это время думал, что потерял тебя, что воссоздать тебя невозможно ни в какой форме. Я все это время думал, что для меня нет надежды. Затем Кидане поворачивается, чтобы распахнуть руки высоко на вершине холма, и этим жестом он собирает вместе всех своих людей и удерживает в одном объятии.
Он здесь, наше солнце, наш император, говорит он им.
Кидане смотрит на поле, видит, как падают на колени жители. Император едет на белом коне, которого ведет его женщина-гвардеец. Кидане оценивает ее форму, ее гордую выправку, ее яростный вызов — и видит свое искупление.
Хирут не может охватить взглядом всю толпу разом. Они повсюду — на окружающих холмах, на крутых склонах, они рассеялись по другим плато. Их тихие молитвы то звучат, то смолкают равномерными волнами, усиливающийся глухой рокот голосов в ожидании становится все напряженнее, и все это время от времени пронзают взрывы криков. Аклилу и Сеифу рядом с ней, они выглядят впечатляюще в своей форменной одежде, заполненные патронташи красуются на груди. На Кидане его головной убор и накидка, на лице свирепое выражение. Рядом с ним Астер кивает собравшимся, на ней форма с пистолетом в кобуре на поясе. Они окружают Минима, они его охрана, и когда Кидане отходит в сторону, давая возможность императору выехать вперед, толпа охает.
Потом на долину опускается тишина.
Они хотят, чтобы мы верили, будто наш император оставил нас, говорит Кидане. Они хотят, чтобы мы верили, будто они убили всех наших воинов.
Утренний свет ровно падает на его лицо, обнажая яростную энергию его глаз.
Они хотят, чтобы мы оставили надежду и отдали им нашу землю. Они хотят думать, будто вы, которые остались, старики и крепкие телом женщины, не можете противостоять их армиям без нашей помощи.
Кидане поворачивается и широким жестом словно привлекает Хирут к себе. Посмотрите, кто здесь, чтобы сражаться вместе с вами. Обратите внимание на его охрану, этих женщин, которые к тому же воины, солдаты, дочери нашей императрицы Таиту, которая когда-то вела сорокатысячную армию против этих ференджи, когда они в первый раз вторглись в нашу страну сорок лет назад. Неужели вы забыли вашего благословенного вождя, дочери Эфиопии?
Хирут кидает мимолетный взгляд на Минима и приструнивает лошадь. Миниму неловко, стыдно, его голова опущена. Поднимите, говорит она, поднимите голову.
Миним делает вдох, его глаза закрыты, но он выпрямляет спину. Он поднимает подбородок, откашливается, а когда снова открывает глаза, Хирут обнаруживает, что смотрит на императора, и ей приходится уронить голову и отвернуться, чтобы избежать его царственного взгляда.
Хирут, говорит Кидане голосом, который разносится по всей долине. Покажите им, кто охраняет императора. Пусть они увидят, что женщина будет вести в бой и сражаться, как и все остальные.
Хирут выходит вперед, отказываясь встречаться взглядом с Кидане. Она смотрит в долину и говорит вполголоса, Я солдат, благословенная дочь Эфиопии, гордый телохранитель Царя Царей. Она снимает винтовку с плеча и поднимает над собой.
В тот день не ужас, а радость сотрясает деревья. Не ядовитый дождь, а невыносимое благоговение заставляет кричать подданных императора. Когда император поднимает руку, чтобы благословить своих возлюбленных подданных, они выкрикивают его многочисленные имена: Джан Хой, Аббатачин, Хайле Селассие, рас Тэфэри Мэконнын. Они переплавляют звуки в ритм радостной молитвы под взглядом Минима в образе Царя Царей. Хирут, безмолвная и потрясенная, возвращается на свое место рядом с ним, она чувствует, как переполняется ее грудь, она покорена этим проявлением преданности и страсти.
Было так, скажет она позднее, будто они любят и меня.
Глава 12
Карло снова наполняет свою чашу вином и устраивается на кушетке, тупая боль поднимается по его позвоночнику в голову. На кровати разбросаны новые карты, на которых показаны недавно построенные или строящиеся дороги. На коробке рядом с ним лежит расписание поездов, а на нем — ждущая его немедленного внимания тревожная телеграмма, в которой его просят подтвердить слухи о возвращении в Эфиопию Хайле Селассие, о возвращении на те самые холмы, где разбит лагерь Карло.
Тебе принести кофе? спрашивает Фифи через дорожку, которая разделяет их палатки.
С того места, где он сидит, хорошо видно ее и ее служанку — они пьют кофе перед ее палаткой.
Он качает головой и подается назад на тот случай, если и она его видит. Спасибо, не надо, говорит он, продолжая наблюдать за ними.
Они представляют собой неожиданную пару: Фифи, яркая и роскошная красавица, и эта угрюмая женщина в бесформенном хлопковом платье с тряпкой на голове. На ее лице та лоснящаяся гладкая патина черной кожи, которая появляется, когда человек слишком много времени проводит под солнцем, морщины почти не видны. Возраст ее, как и у многих местных, определить трудно, только глаза, настороженные и усталые, выдают ее годы. Он смотрит на телеграмму. Рим озаботился этой крестьянской выдумкой о возвращении императора. Только недавно появилась его фотография в его английской резиденции в Бате. Эти слухи не имеют под собой никаких оснований. А вот что действительно случилось и на что следует обратить внимание, так это сообщение о нескольких нападениях на строительные площадки близ Азезо. Железнодорожные пути, ведущие в Аддис-Абебу, снова были разрушены, причем далеко на севере — близ Аксума. И все это происходило на общем довольно спокойном фоне — никаких бунтов ни в одном из этих районов. Эта страна полна призраков, а его просят вести с ними войну.