Его бойцы переместились глубже в горы. Карло Фучелли строит странную новую тюрьму, его лагерь распух от избытка артиллерии и подкреплений. Рядом с ним разбил лагерь Кидане. Его люди продолжат сражаться с той же стойкостью, что и всегда, но им необходимо оружие, им необходима твоя помощь, они недоумевают? где вы, ваше величество, Хайле Селассие, Тэфэри, где вы?
А он вот где: нагнулся над своим радиоприемником, из которого радио «Лондон» сообщает о резне в Аддис-Абебе. А еще он вот где: присел на корточки в облаках дыма и криках, готовясь дать отпор наступающему врагу. Он одновременно и там, в его горящем городе, пробирается между разрушенных домов и массовых захоронений, оставленных этими мясниками. В Бате, в своем доме, который называется Фейрфилд, император Хайле Селассие не нуждается в помощи, чтобы вообразить уничтоженные огнем хижины и здания, деревья, расщепленные бомбами, поля теффа и сорго, отравленные и выжженные газовыми пара́ми. Но он никак не может представить себе, что итальянцы делают с человеческими существами, с его народом, его подданными, с детьми поколения, рожденного, чтобы поднять его страну. Вскоре его императрица, его дети и его советники соберутся вокруг этого радиоприемника, будут наклонять к нему головы и слушать, словно их тела могут впитать каждую шипящую подробность. Но он, император, Джан Хой, Хайле Селассие, Тэфэри Мэконнын, хочет одного: встать и перебраться в другое место, пересечь океан и войти в свой порт, пробраться по нагорьям и рассказать людям, что он вернулся, чтобы сражаться. А он вместо этого сидит здесь, где нет солнца, где все, что дышит, выживает в тени.
Глава 17
Подготовка Минима набирает ход: Кидане учит его стоять и сидеть, ходить и поворачиваться. Он прижимает локти Минима к бокам, выставляет его ладони вперед и соединяет большие и указательные пальцы, чтобы получалось некое подобие треугольника. Астер внимательно наблюдает, вносит поправки, кланяется Миниму и ждет его сигнала — разрешения поднять голову. Вместе супруги поддерживают его подбородок, оттягивают назад плечи, пресекают его взгляды украдкой назад — на Хирут. Они контролируют его улыбки, учат его правильным манерам обращения с молодыми подданными и ранеными солдатами, снова и снова напоминают ему, как нужно вести себя с солдатами, крестьянами, со знатью.
Вы наш отец, говорят они ему. Страна полна вашими детьми. Вы — солнце, и мы живем в свете вашей благодати. Не забывайте этого, не приуменьшайте себя. Вы должны быть нашей единственной надеждой.
Он начинает ходить прямее, делать более размеренные и ровные шаги. Он расправляет плечи, поднимает подбородок, учится моргать так, будто всегда стоял под палящим солнцем. Миним теперь просыпается по утрам и с важным видом ждет, когда Хирут принесет ему кофе. Он поворачивает голову, когда она приближается, и кивком доводит до нее свое одобрение. Они начинают двигаться вместе: один — на поводке безмолвных указаний другого, второй — следуя малозаметным условным знакам первого, показывающим, в каком направлении они должны двигаться. Им не требуется никаких слов для взаимопонимания, никаких звуков, чтобы дать понять, чего желает тот, кто впереди, от того, кто его охраняет.
По мере поступления сообщений о новых репрессиях и телах, оставленных разлагаться на итальянских виселицах, Хирут и остальные мужчины и женщины перебираются выше в горы, тренируются по ночам. Они кидают ножи на бегу, целясь врагу в горло. Хирут держит в руках свою винтовку, скача на лошади Кидане. Она закидывает за спину руку с копьем, когда Адуя несется по полю, а когда Аклилу бросается к ней, чтобы сбросить на землю, она выкидывает ногу с ювелирной точностью рядом с его челюстью, отчего он удивленно вскрикивает. Они продолжают заниматься ночь за ночью, ночь за ночью, пока Хирут не чувствует, что страх отпустил ее. Рутина притупляет страх. Она настолько привыкает к упражнениям по метанию ножа с разворота, что иногда ловит себя на повторении правильных движений и при свете дня: когда собирает топливо для костра, когда идет за водой, когда подает кофе и приносит императору еду. Ее тело приспосабливается к новым требованиям, ее ум обучается новой преданности, и происходит это почти естественным образом, и в конечном счете ей уже ничего не стоит представить фигуру врага, которая спотыкается на бегу и падает на землю. Она новая и незапятнанная, она не боится крови и не знает страха. Она представляет себе лицо Кидане, освещенное лучом света в темноте. Она воображает его в плену у сотни изворотливых теней. Она взвешивает нож в умелой руке, слыша его мольбы об освобождении. Она всаживает нож по кривой в его горло, а когда он поднимается благодаря чуду, благодаря ее неточности в броске, благодаря недостаточной силе, Хирут, отбросив колебания, вонзает нож еще, и еще, и еще, горя жаждой идеальной мести.
Книга третья. Возвращения
Фото
Тюрьма: тесная деревянная коробка, окруженная колючей проволокой: без окон, без воздуха, без благодати света. Неподалеку, стоя между двух больших камней за короткой тропинкой, ведущей в небытие, Фучелли показывает на темную фигуру в небе, его рот открыт, на лице гримаса ликующей жестокости. Над его головой испуганная птица устремляется вверх, к солнцу. Зловещие фигуры soldati и ascari, изваянные темнотой, провожают взглядом летящую фигуру пленника, утяжеленную отчаянием. Два грузовика стоят по бокам сцены, словно два караульных поста, их лобовые стекла и покрышки заляпаны грязью, брезент с кузова снят, и в нем видны еще два человека, связанные веревкой и обездвиженные ужасом в ожидании полета.
Фото
Маленький мальчик с костлявыми плечами и большой головой дрожит на ярком солнце. Его губы растрескались, рот открыт, глаза смотрят бессмысленным взглядом с тощего и голодного лица. Тонкий палец поднят к лицу — жест, просящий терпения, времени, милости, надежды.
Фото
Женщина, опирающаяся на посох, ее парализованная нога волочится под длинным платьем. Ряд косичек, которые на конце разветвляются веером в густые темные кудряшки. На линии горла до самой челюсти декоративная татуировка. Синяки у глаз, у рта, около уха засохшая ниточка крови. Она что-то говорит, ее язык виден между зубов, облегает потерянное навсегда слово.
Фото
Молодой человек, обуянный яростью и гордостью, его нечесаные волосы свободно развеваются на ветру. Острые скулы, тонкий подбородок, узкие глаза без страха смотрят на фотографа. Указующий перст, обвинение, вечное проклятие.
Фото
Двое. Молодая женщина прижимает к груди старика. Ее изящные черты искажены страхом, лицо распухло от избиений. Рот перекосило от удара, кровь запеклась в волосах. Заляпанное кровью грязное платье. Старик: копия женщины в мужской ипостаси, лицо, зачерненное солнцем, черты окоченевшие, потрясенные, тонкий порез уходит по шее к затылку, кровь капает на его разорванную футболку, давно уже нечистую.
Альбом мертвых
Близнецы, связанные спиной друг к другу. Молодой человек в движении, черты размазаны, только распахнутый рот виден четко. Мальчишка, долговязый и широкоплечий, руки сцеплены в мольбе. Старуха, непокорная, неподвижная, подбородок поднят, глаза сверкают. Мужчина с избитым до неузнаваемости лицом, распухшим, изломанным. Супружеская пара: жена, цепляющаяся за мужа, лицом зарылась в его плечо, его разорванная рубашка обнажает длинную красную ножевую рану. Два молодых человека: буйные волосы густым покровом лежат на шее, они стоят лицом к лицу, держась за руки, глаза обращены только друг на друга. Молодой человек, суровый, как солдат, копна темных кудрей вокруг яростного и красивого лица. Молодой человек, отличник с виду, в очках, дрожит, трясет головой, отчего черты размазаны. Молодой человек, руки связаны на спине, плечи мучительно выступают, стройная шея вытянута вперед, губы раскрыты для плевка. Девочка. Молодая женщина. Монахиня. Двое попрошаек с дряблыми ртами. Три священника, длинные бороды, спокойные глаза. Девочка. Еще одна. Молодой человек, его брат, его отец, похожие лица, измененные побоями, одинаково распухшие. Девочка, согнутая страхом, ее голова, лицо, перекошенное болью и смятением. Девочка, женщина, молодой человек, старик, мужчина с женой, семья из трех человек, непокорный старик, брат и сестра, крепко держащиеся друг за друга, женщина с согнутой спиной, высокий, стройный мальчик. Слепец, матовые глаза. Еще близнецы, связанные спиной друг к другу.
Подпись: Ettore Navarra, soldato e fotografo
Подпись: Colonello Carlo Fucelli, Ricordi d’Africa[85]
Глава 1
Для этого не требуется ничего особенного — только покинуть толпу, отойти от почтового грузовика, и Этторе может вообразить себя дома за кухонным столом с отцом, они вдвоем склоняются над чистым листом бумаги, пока мать готовит, рука отца держит его руку, и обе их руки держат только что заточенный карандаш, сердце его быстро бьется, боится, что он сделает ошибку. Дай-ка я проверю твой почерк, figliolo, мой дорогой сын, как ты пишешь свой алфавит. Отец Этторе берет его за руку, ведет ею по бумаге, ставит по букве в каждую клетку, линии тонкие и прямые, кривые раздуты, как воздушные шарики. Представь себе, что форма земного шара повторяет форму мысли, Этторе. Пусть твоя рука течет, как вода течет по руслу реки. Не сдавайся. Ты научишься следовать за своими мыслями, ты будешь искать свои мысли в почерке, который должен быть ясным и всегда сильным.
Этторе смотрит на конверт. Все годы ожидания давят на него. Колени подгибаются. Он потеет, несмотря на прохладный ветерок. Он не может сосредоточиться, хотя и протирает глаза до боли. Он смотрит на свои руки, его ладонь открыта: это первое письмо, полученное им от отца с того дня, как он сел на «Клеопатру», отправляясь на войну. Все послания до этого приходили отфильтрованными в письмах матери: отец скучает по тебе, отец купил карту Эфиопии, отец говорит, что любит тебя, отец спрашивает, правда ли, что атаки возобновились, он произносит твое имя каждый день, перед тем как лечь спать.