уры, которые кумыки видели только на темирханшуринском базаре: помидоры, огурцы, укроп, петрушку. В саду преобладала вишня. И нередко на базаре областного центра можно было увидеть девушек и женщин из ишкартинских слобод, одетых в белые косынки и передники и торгующих молоком, сметаной, овощами и фруктами.
Ишкартинцы об огурцах знали и раньше. С помидорами столкнулись впервые. Они, как и свинину, помидор считали гяурской пищей. Этим воспользовались поселенцы. Чтобы обезопасить свои огороды, они по краю сажали томаты. Покажется анекдотом, но можно было видеть, как местные дети при виде красных помидор, как от заразы, разбегались как можно дальше. Впоследствии один из жителей Ишкарты Далгат Темирбеков рассказал мне, что впервые откушал помидоров в 1920 году в Гунибе, когда с красными частями находился в осаде.
К этому времени служилых людей не осталось, казармы приобрел какой-то перс, а за стенами крепости ишкартинцы начали возводить сакли.
Все необходимое было рядом: доски, балки, двери, оконные рамы, камни. Скоро укрепление потеряло свой грозный вид, зато возник аул, который сперва называли Кала – «крепость», потом – Верхнее Ишкарты. В нем проживала бедная часть населения, а более богатые в полуверсте к северу построили – Нижнее Ишкарты.
Присутствие двух русских слобод накладывало определенный отпечаток на находящиеся впритык кумыкские аулы. Меня поражало то, что некоторые ишкартинцы имели русских жен. Кумыкские ребята почти все знали русский язык, дружили с приезжими девушками, те отвечали взаимностью. Они вместе гуляли, ходили в лес, гармошка звучала до поздней ночи. Соседи из Нижнего Ишкарты укоряли: «Как не боитесь бога!». А те отвечали в том смысле, что подпусти их к девушкам, они сами, забыв все на свете, начнут ухаживать за красавицами. Вон как глаза горят! Нужно заметить, однако, что дальше смеха, шуток, может быть поцелуев, дело не шло. Поэтому родители тех и других особого значения такому общению не придавали.
Благотворное влияние на местных жителей оказывало присутствие здесь нескольких довольно интересных семей. Они попали сюда из-за присутствия в Ишкартах Апшеронского полка и никакого отношения к поселениям не имели. Из Петракова близ Лодзи в Ишкарты прибыл Рубштейн, обшивавший офицеров полка. Его искусство в портняжном деле было так высоко, что ему, солдату, разрешили привезти семью из Польши. В 1877 году в Ишкартинской крепости у него родился мальчик Зисер, который перенял профессию отца, но в искусстве превзошел родителя. Зисер Рубштейн был наблюдательным человеком, увлекался чтением. К нему аульчане относились с симпатией, так как он привлекал не только знанием языка, но и тем, что делился секретами портняжной профессии, а уж лучше него сшить черкески и бешметы, не говоря о чисто «военной» одежде, никто не мог.
В середине XIX века Карл Кеснер из Баварии был приглашен капельмейстером в Апшеронский полк. Он знал и любил музыку, а на флейте и трубе играл мастерски. В Ишкартах у него родились трое детей – Франц, Адольф, Лидия. Первенец и дочь пошли по стопам отца. Франц в музыке постиг больших успехов, впоследствии был профессором Тифлисской консерватории по классу фортепиано, в его доме на Барятинском проспекте собирался музыкальный мир, где в качестве гостей бывали Шаляпин, Рахманинов и другие знаменитости. Лидия, как и Франц, была предана музыке. Окончила консерваторию, обучалась у композитора Глазунова, преподавала в Тифлисском музыкальном училище по классу пения. Лидию Карловну называли «кавказским соловьем» за ее меццо-сопрано. Так ее назвал знаменитый итальянский виолончелист Попр, приезжавший с концертом в Тифлис.
Адольф, в отличие от старшего брата и сестры, стал пивоваром, окончив для этого специальную школу в Мюнхене. В Темир-Хан-Шуре он купил завод на берегу Шура-озени у своего земляка – немца Газера. Пиво Кеснера славилось по всему Дагестану.
Живя в Ишкартах, семья Кеснеров устраивала «музыкальные вечера».
А. Дюма в Ишкартах
В 1858 году в Дагестане побывал знаменитый французский романист Александр Дюма. Его сопровождал художник Жан-Пьер Муане. Собираясь посетить Дербент, Дюма и его товарищ выехали из Темир-Хан-Шуры. Близ Карабудахкента они встретились с командиром 1-го Дагестанского конно-иррегулярного полка И. Р. Багратионом. Он уговорил французов повернуть обратно. «Мы увидим, – обещал Иван Романович, – восход солнца на Каспийском море, позавтракаем в крепости Ишкарты, куда мы придем со зверским аппетитом, и потом Вы увидите… я не хочу лишить Вас удовольствия от сюрприза»[38].
Заинтересованный Дюма с удовольствием возвратился в Темир-Хан-Шуру. На следующий день экипаж французов покатил в сторону Гимринского хребта. Выехали они очень рано. Проехали лес и вот, что они увидели. По другую сторону белели в первых лучах солнца казармы Ишкарты, которые можно было принять за беломраморные дворцы…
Дальше будет справедливо, если рассказ поведет сам романист: «Была половина восьмого утра. Комендант крепости, предупрежденный Романом Ивановичем, ожидал гостей. Тут же подали завтрак. После хорошей тряски аппетит у спутников разыгрался не на шутку.
Дальше, в сторону Караная, почетный эскорт увеличился до 500 человек. Дюма отметил, что их сопровождала целая бочка водки. Время от времени отпускалось по чарке горячительного.
Проехали мимо разрушенного в 1842 году и покинутого всеми аварского аула Каранай. Теперь Дюма и Калино пересели на лошадей. Тропа шла все вверх и вверх, и через час с лишним вся экспедиция остановилась перед невиданной панорамой, открывавшейся в сторону Кавказского хребта и Каспийского моря. Дюма сказал, что ничего подобного в своей жизни не видел. Потрясен был и Муане. «Я мог видеть, – писал романист, – на глубине семи тысяч футов подо мною жителей Гимры, копошившихся наподобие роя муравьев». В честь удачного восхождения дали залп из ружей. Начали спускаться. Обедали в Ишкартах. Там же остались ночевать».
Здесь мы опять хотим предоставить слово самому Дюма: «Когда мы пили чай, меня пригласили пойти в комнату, где, как сказали, находится особа, желающая меня видеть. Это был военный портной, пришедший снять мерку для полного офицерского платья»[39]. Мы точно знаем фамилию портного, хотя Дюма ее не назвал. Им был выходец из деревни Петраково близ Лодзи, впоследствии житель Темир-Хан-Шуры Рубштейн. В тот же вечер романист был принят в почетные члены Апшеронского полка. По этому поводу весь вечер гремела музыка, были устроены и танцы.
…На следующее утро, прибыв в Темир-Хан-Шуру, отведав завтрак в обществе Багратиона, гости уехали через Дженгутай, Гела, Карабудахкент в Дербент.
Азаровская балка
Не доезжая до Эрпели 3–4 км, дорога круто спускалась в балку. Здесь мюридами врасплох был застигнут эскадрон Азарова и весь зарублен. Убитых предали земле на западном кладбище Темир-Хан-Шуры, где сейчас устроен песчаный карьер. Над братской могилой возвели часовню.
Во время гражданской войны от всего этого ничего не осталось. В памяти людей сохранилось лишь название «Азаровой балки», напоминая о событиях времен Кавказской войны.
Хаджал-Махи
Старинное предание гласит, что некий Хаджа из Цудахара поставил близ Казикумухского Койсу дом. Вскоре здесь возник хутор, которому дали имя цудахарца.
Считалось, что Хаджалмахи не менее 450 лет, но еще 200 лет назад умерших здесь жителей отвозили в Цудахар. Видимо, хутор несколько столетий сохранял свою зависимость от аула, откуда пришел Хаджа.
В середине XIX века Хаджалмахи представлял собой небольшой населенный пункт, вокруг которого шумели сады.
Во время Кавказской войны, а точнее 21-го июля 1847 года, царские войска заложили у Хаджалмахи укрепление. По этому случаю генерал-адъютант Воронцов сообщал военному министру Чернышеву: «С другой стороны возведено укрепление у аула Хаджалмахи, что положило начало нашей линии по Казикумухскому Койсу, и, обеспечив прямое сообщение южного Дагестана с северным, заперли неприятелю главнейшие проходы в средний Дагестан…»
После этого мюриды Шамиля, отправляясь на плоскость, старались обходить Хаджалмахи. Все равно здесь происходили стычки. Во время сражения в августе 1854 года, например, царские войска потеряли убитыми более 30 человек, а нападавшие с большим трудом сумели унести через Казику-мухское Койсу «до 30 убитых своих товарищей и весьма много раненых»[40].
Через 20 лет после Кавказской войны Хаджалмахинское укрепление потеряло свое значение и, как писал в 1895 г. Е. И. Козубский, «Имеет быть продано с публичного торга».
В 60-е годы XIX в. было построено шоссе Темир-Хан-Шура – Гуниб. В километре от Хаджалмахи в сторону Куппа через Казикумухское Койсу сооружен в 1861 году мост из камня, называемый Ташкопуром.
Весь транспорт, следующий в Нагорный Дагестан, следует через Ташкопур.
Дешлагар
В 1846 г. царские войска особых успехов в Дагестане не имели. Составляя план военных операций на 1847 год, главнокомандующий князь Воронцов, кроме прочего, велел устроить штаб-квартиру Самурского полка в Дешлагаре.
Особых изменений в Дешлагаре до восстания 1877 года в Дагестане не было. А в названном году воинские части, идущие на подавление мятежников, проходили через упомянутое укрепление.
14-го сентября прекратилось сообщение между Дешлагаром и Темир-Хан-Шурой. Телеграф почему-то не работал. Вскоре выяснилось, что восставшие отвезли столбы и проволоку в ближайшие села, а почтовые станции предали огню.
В первой половине сентября 1877 г. для охранения Дешлагара была оставлена одна рота, а остальные войска в составе 6 рот, двух орудий и трех сотен конницы отправлены в сторону Каякента, где они нанесли поражение восставшим. Дешлагарцы взяли в плен 300 человек и 2 тыс. штук рогатого скота.