19 сентября из отряда в Дешлагар были возвращены две роты. Остальные роты продолжали совершать карательные операции.
Вот, пожалуй, и все, что мне удалось найти о Дешлагаре времени Кавказской войны.
Теперь мне следует объяснить местоположение Самурского полка. Он располагался в живописной местности под названием Дешлагар, что близ таких населенных пунктов, как Губден и Мюрего.
Составители книги «Страна здоровья Дагестан» Цебенко (1929 г.) сообщали: «Эта местность не оставляет ждать ничего лучшего: леса, ледяная родниковая вода, стекающая с горных вершин, ковер садов, чудный вид на море».
После того, как в Дешлагаре построили укрепление, рядом возникла слобода, где жили отставники, их семьи, маркитанты, почтово-транспортные и конторские служащие. По свидетельству Е. И. Козубского, в Дешлагаре кроме казарм, имелось в слободе 70 домов, в которых проживали 140 мужчин и 104 женщины – в основном русские и евреи.
Из строений выделялись оружейная мастерская, лазарет, швальня, 2-классовая школа, православная церковь, костел и продовольственный магазин. По понедельникам в Дешлагаре происходили базары, куда для купли-продажи являлись жители Губдена, Мюрего и других населенных пунктов.
Размеренную жизнь в этом уголке Дагестана нарушали только два-три события – это полковые учения, православные праздники и, как я выше отметил – еженедельные базары.
При первом взгляде на место картирования полка возникала мысль об уюте, достатке и благополучии. Дорожки были покрыты песком, вокруг солдатских палаток разводились цветы и среди них во множестве розы. Солдатам время от времени показывали спектакли, читали газеты, с ними проводили необходимые беседы.
И все-таки, в этом райском уголке в июле 1906 г. произошло одно из крупных восстаний солдат на Кавказе. Причинами явились рукоприкладство со стороны офицеров, плохая пища, за малейшее неповиновение – карцер, муштра и т. д. и т. п. Ко всему этому, солдаты получали весточки от родных с сообщением о голоде, о штрафах, избиениях, а то и расстрелах.
На первых порах восстали до 900 солдат и унтер-офицеров. Они арестовали офицеров, в том числе командира полка Лемкуля. В стычке были убиты несколько офицеров. Солдаты два дня митинговали. Захватили оружие, раздали патроны, винные лавки в слободе закрыли, во все стороны послали разъезды.
В руках восставших оказались: укрепление Дешлагар, почта, телеграф, оружейный склад, гауптвахта, казармы.
Наступил вечер, потом – ночь. Она прошла в большой тревоге, не только от того, придут каратели или нет, а главным образом из-за того, что какое-то сомнение одолевало восставших.
Стало заметно, как солдаты поодиночке, а то и группами исчезали, уходили из Дешлагара.
С утра 18 июня снова собрался митинг, у восставших уже той горячности, что 17-го не было. Из 900 солдат и унтеров осталось меньше 100. Эти люди посоветовали Самойленко: «Заберем полковые деньги и уйдем». Надо думать, что уйти хотели в горы и дебри Дагестана и там вести жизнь абреков. Но Самойленко воспротивился: «Такой поступок с нашей стороны дает повод для агитации против революционеров». Уговоры Нижницкого и других унтеров возымели свое действие. Учебная команда, которая в 1-й час восстания готова была по приказу Лемкуля перебить взбунтовавшихся, сейчас решила снять «позор» – для этого она стала арестовывать главарей бунта.
Видя такой оборот, Самойленко стрелять в солдат не осмелился, хотя в этом на какое-то время, может быть, был выход. Самойленко решил покончить с собой, но только ранил. Его помощники – Голубятников, Нога, Дьяченко, Яковенко оказались под арестом. Послали делегатов к полковнику Кузнецову с просьбой «установить порядок». Тот спросил: «Верно ли, братцы, возвращаетесь к покорности и готовы повиноваться?»
«Верно, верно!» – заторопились ответить солдаты. Тогда Кузнецов отправил с нарочным записку в Мюрего, приглашая офицеров вернуться в укрепление. После этого строем пошли в сторону Петровска. За версту от Дешлагара увидели карательный отряд генерала Бауэра. Он с издевкой произнес: «Ну, храбрецы самурцы, сделали Вы подвиг больше даже, чем следовало. Теперь, думаю, найдется тот храбрец, кто стрелял в командира полка и выйдет вперед!» Никто не вышел. Тогда офицеры по приказу Бауэра вывели из строя 60 человек. Вернулись в Дешлагар. Арестованных заперли в камеру. Заработал военно-полевой суд. Судили 233 солдат и унтеров. Самойленко, Голубятникова, Нога, Яковенко и Чугунова – к расстрелу, Кавка, Карпухина, Шапошникова, Строненко, Чалого и Кулагина – к каторжным работам. 149 человек определили в дисциплинарные батальоны.
Все завидовали Петрову и Байсикину, сумевшим убежать в дешлагарские леса. Поиски этих солдат ни к чему не привели.
Очевидец событий Николай Васильевич Ситковский дальнейшие события так вспоминал: «Когда пятеро смертников находились в тюрьме, им носили передачу Гигечева, мать девушки Тоси, которая была невестою Голубятникова, помогала и Женя Самигул, сестры Анна и Антонина Штемпень».
За Красной горой вырыли глубокую яму, а рядом установили 5 столбов. Арестованных туда доставили в черной карете. У горки они вышли из экипажа, и остаток дороги шли пешком. Охрана двигалась по бокам – два ряда солдат и казаки. Подпоручик Собейский огласил приговор, после этого начал говорить Голубятников, но из-за шума барабанов народ услышал только одно слово «Боритель». Три раза давали команду «пли»! О. Голубятников, привязанный к столбу, все еще стоял. Только после четвертого залпа, он повис. Подъехал офицер на лошади и саблей разрезал веревку, убитые свалились в яму. Это случилось 1 августа 1906 года в 4 часа дня.
… Во времена советской власти в восставших самурцах мы видели героев, предвестников революции. Теперь иной взгляд. Солдаты переступили устав, закон, за что и поплатились.
До сих пор сохранились казармы и другие сооружения дешлагарской крепости. На окраине Сергокалы одиноко стоит неказистый памятник, установленный в память о тех, кто поднял оружие против законной власти в июле 1906 года.
В наше время в дешлагарской долине летом отдыхают дети, проводятся республиканские слеты туристов-краеведов.
Мстислав – Всеволод?
На границе земель аркасцев и нижнеказанищенцев расположено глубокое ущелье. По его дну бежит говорливая безымянная речка. На ее берегу имеется пещера, в которую сбегаются вырубленные на камнях ступени.
Когда я с местными жителями свернул к горам, мы остановились на правом берегу речки и присели на мягкую траву, сулившую обильный корм к зиме. По рассказам аркасцев на противоположном берегу вот-вот должны были зазвенеть голоса доярок с казанищенской молочно-товарной фермы. К тому месту, где находились мы, также должны были подойти и юноши из Аркаса.
И тогда, объяснили мне, – пойдут молодецкие рассказы об укрощенных ими медведях, о легендарной скале, куда они, рискуя жизнью, лазают за медом диких пчел, и о многом другом. Та и другая сторона перекликаются, шутят, смеются, однако любовь никак не может завязаться, так как каньон строптивой речки разделяет их.
Добирался я до этого безлюдного уголка по другой причине. Спутники обратили мое внимание на высеченную на скале надпись: «Сотник Самурского полка Мстислав. 1857 г.». Мне захотелось, не откладывая ни на день, ни на час, узнать все о Мстиславе. Кто он, откуда и как сложилась его судьба. Я спрашивал себя: как быть? Свидетелей не осталось, а горы молчали. Однако я не унывал. Печатные буквы на скале до сих пор носят следы и тепло рук Мстислава. Думал ли он, что и через 150 лет после него к этой скале, как мы сегодня, придут люди и, молча, станут разглядывать то, что он начертал, и будут стараться угадать, что же здесь происходило в столь давние времена. На этом месте повествования я сделаю необходимую для меня оговорку.
Почему-то ни у меня, ни у моих товарищей я не заметил ни обиды, ни зла, ни какой-либо иной неприятной ассоциации к царскому офицеру, хотя, как учили меня в школе, и, как я сам учил детей в XIX веке «Мстислав» приходил колонизировать Дагестан. В то же время, спрашивал я себя, не перед твоей ли могилой, стоя на коленях Эффенди Капиев произносил свои крылатые слова о великом русском языке? Героя Эффенди звали Всеволодом.
Однако никто не знает, где его могила, да и сам поэт утаил ее. Если это не плод его воображения, хочу думать, что речь, скорее всего, шла о «Скале Мстислава». Дело в том, что Э. Капиев с моим братом Абакаром Гаджиевым и их учителем Михаилом Чебдаром бывал в этом уголке, когда «верхом – пешком» названная тройка в 30-е годы путешествовала по Дагестану.
А почему и нет? Не могла в глубине гор в ту пору сохраниться могила «неверного». Это понимает и Эффенди, поэтому оговаривается: «Отвалившийся каменный крест лежал тут же». Эффенди Капиев, который всегда до мелочей пунктуален, на этот раз не назвал ни место событий, не указал и крепость, лишь обозначив, что «сохранилась… почерневшая от времени зубчатая стена…»
Думаю, что Эффенди, находясь в этих местах, не мог не обратить внимания на надпись, высеченную на шероховатой ее стене. Она заметна и незаметна издалека и на первых порах озадачивает необычным для моего края именем и неблизкой от нашего времени датой.
И вот, будучи на войне Капиев, думается, вспомнил определенный «отрезок» поездки по Дагестану и воображением художника нарисовал и крепость, и замшелые стены ее, и могилу со свалившимся оземь крестом. Наверное, старославянское имя «Мстислав» забылось, по крайней мере, в известных дневниках поэта я не нашел такого обозначения. Вместо него он и ввел в свою исповедь не менее древнее имя – Всеволод.
Вы спросите, а как же быть с датой? Ведь у поэта точно указано 16 августа 1842 год, но никак не 1857? Мне кажется, я не далек от истины, если
попытаюсь рассудить следующим образом. Эффенди в мною названное путешествие с другом и учителем ушел в З0-е годы. Ему как художнику нужна была не всякая дата, а именно «круглая». Вот прислушайтесь, что он говорит: «Сто лет тому назад, ровно сто лет назад, этот русский умный юноша погиб здесь в жестокой борьбе».