Совершенной неожиданностью было для меня то, что сообщили ирибцы. Будто Даниял-бек договорился с Шамилем, что, если последний не удержится на Гунибе, то со своим семейством переедет к нему в Ириб, имеющий достаточно вооружения и отменных храбрецов. Хотя в литературе и документах такого утверждения я не нашел, однако такой обмен мнениями между имамом и его видным наибом вполне мог состояться, хотя бы потому, что в свите Шамиля находилась жена сына, Кази-Магомеда, дочь Даниял-бека – прекрасная Каримат.
И, если этого не случилось, то в этом повинны царские солдаты, плотным кольцом окружившие Гуниб-даг. Шамиль мог вырваться и проложить дорогу со своими 400 последними воинами к Ирибской крепости, однако не стал этого делать, понимая, что на Гунибе завершается его четвертьвековая борьба.
Даниял-бек не дождался своего патрона в Ирибе и ясно видел, что надежды на какой-либо успех таяли, как снег на летнем солнце. Он так же, как и многие наибы, пришел к той же мысли, что и имам. Поэтому 25 августа 1959 г. мы видим коменданта Ириба среди войск Александра Барятинского.
Не будем его судить с высоты прошедших с того времени 140 лет. Ведь и Шамиль сложил оружие. На этом месте можно было бы поставить точку, но я этого не делаю по следующей причине.
Ирибцы имеют самые приблизительные, а зачастую неточные сведения о шамилевском наибе. Я решил, что будет справедливо, если с некоторыми подробностями расскажу о человеке, соорудившем одну из самых сильных дагестанских крепостей Шамиля в Ирибе.
Итак, кто же такой Даниял-Султан Элисуйский. С самого начала хочу обратить внимание читателя на обстоятельства, почему Шамиль поставил Даниял-бека наибом Ирибского участка.
Невзирая на отдаленность Тлейсеруха и Элисуйского княжества, между ними издавна существовали тесные связи.
Доцент ДГУ Тимур Айтберов и профессор ДГПУ Закари Нахибашев сообщают, что в Елису (Элису) образовался квартал, населенный аварцами-переселенцами – в основном из аула Чох.
Их язык, наряду с цахурским, стал языком общения в этом крае, верхушка Елису приглашала к себе ученых из нынешнего Гунибского и Чародинского районов. Алимы вели учебный курс на аварском языке.
В свою очередь, дети знатных елисуйцев посылались в Ириб с тем, чтобы они получили бы физическую и духовную закалку.
«Когда Даниял-бек перешел к Шамилю, – сообщают ученые, – большое количество наиболее религиозных, смелых и преданных своим традициям елисуйцев переселились в чародинские горы. В Ирибе они построили Мухаджарский лагерь».
«Переселившись в суровые горы Ириба, – добавляют Айтберов и Нахибашев, – он (Даниял-бек. – Б. Г.) провел там более 10 лет практически на хлебе и воде, сражаясь за веру и свободу»[68].
Отец его Ахмед-хан-Султан добровольно принял царское подданство. В 1831 году он умер, и наследство его досталось сыну. Даниял-бек также оставался верным царскому правительству и свою преданность показал не однажды. Еще при Кази-Магомеде некоторые восставшие аулы Элисуйского султанства три раза посылали вакилей к Даниял-беку, приглашая перейти на свою сторону, но тщетно. Вместе с войсками завоевателей он участвовал в подавлении восстаний.
Из его биографии мы могли бы сообщить и такие факты. В июне 1839 года Даниял-бек покорил жителей Рутула, чем обезопасил тылы царских войск, занятых строительством Ахтынской крепости и осадой Шамиля в Ахульго. Еще через три года Даниял-бек оказал помощь генералу Аргутинскому-Долгорукову. Вот как это случилось.
Наиб Шамиля Гаджи-Ягя хотел закрепиться перед Кази-Кумухом. Туда же заторопился Аргутинский, но артиллерия и плохая дорога тормозили продвижение солдат. Выход из ущелья, по которому они шли, могли занять горцы. Вот тут-то помощь царским войскам оказал Даниял-бек. Об этом событии Аргутинский-Долгоруков докладывал генералу Головину следующее: «Получив сведения, что неприятель показался у выхода из ущелья, я послал Елисуйского султана с 200 человек кавалерии, а сам с сотней пешей милиции и двумя батальонами Тифлисских и Менгрельских егерей выступил… Елисуйский султан, настигнув неприятельский аванпост из 40 человек… гнал оный до самого селения Шовкра, более половины положил на месте и одного взял в плен для языка…»
Многолетние усилия царского правительства не только не привели к покорению края, а, наоборот, усилили движение горцев. Завоеватели решили изменить тактику. Например, генерал-майор Ладынский предлагал следующее: поскольку карательные экспедиции не имеют успеха, надо занять и укрепиться на плоскостном Дагестане – восставшие не могут долго жить без хлеба, который дает эта часть Дагестана. После того как эта задача будет выполнена, необходимо сделать еще шаг: «Следует действовать на привлечение горцев к покорности и разъединению их.
Надо действовать через ближайших начальников внутри гор деньгами, но не вдруг, а постепенно… Принуждением и силою властям того нельзя достигнуть, что можно завершить любовью и доверенностью народа того края, где кто начальствует. Тогда им откроется верный способ найти посреди тех же народов людей, через которых… не иначе как деньгами, можно действовать на поселение раздора не только между различными племенами, но и самими военачальниками Шамиля, и даже породить кровную месть, заставя между собою драться, и тем ослаблять их. Потом более непокорных можно наказать, вернее, употребляя для сего не одни наши войска, но татарскую милицию и даже тех горцев, которые враждебны будут с нами».
Ладынский не открывает Америки. Ему и другим царским военачальникам предшествовал многовековой опыт английских, французских и других колонизаторов, в арсенале которых можно было найти и не такие приемы. Мы не стали бы особенно останавливаться так подробно на высказываниях генерала, если бы не одно обстоятельство. Он сетует, что, «к несчастью, из настоящих начальников мало таких, которые бы до сего достигали».
Генерал-майор из «настоящих начальников» выбор остановил на Даниял-беке. С ним был вполне согласен военный министр России Чернышев. Он также считал, что «Султан Даниял-бек – один из надежнейших для таковых поручений…» И уж «после него я считаю полезным в сем отношении Ахмед-хана Мехтулинского…»
Но у Даниял-бека к этому времени назревают свои планы. В 1840 году царское правительство решило Элисуйское султанство как участок подчинить Белоканскому уезду Грузино-Имеретинской губернии. Этот акт сильно ущемил Даниял-бека. В прошении на имя Чернышева он ходатайствовал оставить все в прежнем положении и, кроме того, утвердить его самого в княжеском достоинстве.
Между тем военная обстановка в горах изменилась коренным образом. 1843 год можно назвать годом Шамиля. Почти весь Дагестан оказался в руках горцев, а самая большая крепость царских войск Темир-Хан-Шура была заблокированной в течение целого месяца. Успехи народно-освободительного движения, вероятно, заставили трезво оценить положение и Даниял-бека. Он понимал, что в прежней роли сторонника колонизаторов он мог лишиться не только своих владений, но и собственной головы. И он сделал неожиданный для своих господ ход.
«Вчера я получил сведения от моих лазутчиков, что генерал-майор султан Элисуйский Даниял торжественно присягнул в мечети и принял сторону Шамиля и заставил присягнуть при этом и своих подданных, – доносил 6 июня 1844 года генерал-майор Шварц своему начальству. – Я не мог еще допустить мысли, – восклицал генерал, – чтобы султан… генерал русской службы мог решиться к вероломству…»
Кавказское начальство по этому поводу забило тревогу. Одни сожалели, что в свое время не упрятали Даниял-бека если не в Сибирь, то хотя бы в глубинные районы России. Другие предполагали как-нибудь примириться с ним и вернуть его, так как «если что случится с Шамилем, то Даниял-бек-Султан сделался бы начальником всех неприязненных нам племен и в некоторых отношениях был бы для нас еще опаснее». Но Даниял-бек очень скоро стал изменять и горцам, и их вождю. Переходя к соплеменникам, он на всякий случай увез в горы и сына княгини Нох-бике, жены хана Мехтулинского, малолетнего Ибрагим-хана. Шамиль приказал в конце марта 1845 года вернуть мальчика несчастной матери. Воспользовавшись случаем, Даниял-бек тайно передал через своего человека Нох-бике, что он раскаивается в совершенном и желал бы знать, будет ли прощен, если вернется назад.
Сам Шамиль никогда не питал симпатий к Даниял-беку. Но, учитывая его добровольный переход на сторону движения, некоторое его влияние на жителей Элисуйского султанства и знания в военном искусстве, приобретенные у русских, назначил его наибом. В нескольких небольших сражениях Даниял-бек показал себя настоящим бойцом. Но время от времени к имаму поступали сведения о его непонятных действиях. Такой доклад был сделан, к примеру, Шамилю согратлинцами в 1843 году. Пытаясь оправдаться, Даниял-бек немедленно обратился к жителям этого аула. В письме, в частности, говорилось: «… Когда до меня дошел слух о том, что вы наговариваете на меня, я был поражен. Разве вы не знаете, что я, оставив свои владения, бежал к братьям. Могу ли я после всего этого добиваться старого…»
Шамиль опасался измены со стороны нового наиба, потому согласился, чтобы сын Кази-Магомед взял в жены дочь Даниял-бека – Каримат. На новой службе Даниял-бек быстро понял, что пока жив Шамиль, ему ни
султанства, ни прежних владений никогда не получить. Только переход снова на сторону русских, возможно, вернул бы ему прежнее положение и владения. Сделать это было не так легко, как ему казалось вначале. В случае новой измены не только дочь Каримат и вся семья бека могли бы быть подвергнуты преследованию со стороны имама, но и каждый встречный горец мог убить Даниял-бека как врага.
И султан Элисуйский ведет двойную игру. В 1854 году он с сыном Шамиля Кази-Магомедом совершает военный поход в Грузию. Там в плен к ним попадают две княгини. Было решено обменять их на сына Шамиля Джамалутдина. Из переговоров посредник Громов вынес следующее впечатление: «Носится слух, что Даниял-Султана Шамиль ласкает лишь по родству с ним, а на деле весьма мало обнаруживает к нему доверия».