Очень многое в жизни императора Николая II объясняет его вера в Бога, простая и глубокая. Это, по сути дела, своеобразный ключ к пониманию его душевных состояний и поступков. Мир верующему человеку представляется иным, чем приверженному атеистическому мировоззрению. Здесь своя шкала ценностей и особое мироощущение, основанное на глубоком чувстве, не поддающемся простому рациональному объяснению. Бог олицетворял для Николая Александровича Высшую Правду, знание которой только и делает жизнь истинной, в чем он уверился еще в юности. В 1894 году, еще цесаревичем, писал матери: «Во всем волен Бог один, он делает все для нашего блага и нужно с молитвой покориться Его святой воле! Это верно, но иногда чрезвычайно тяжело!»
Тему веры последний император часто затрагивал в письмах, но только самым близким людям. Вот, например, характерное в этом смысле утверждение из его послания матери, датируемого летом 1898 года: «Я с покорностью и уверенностью смотрю в будущее, известное только Господу Богу. Он всегда все устраивает для нашего блага, хотя иногда Его испытания и кажутся нам тяжелыми; поэтому надо с верою повторять: «Да будет воля Твоя».
Вера наполняла жизнь царя глубоким содержанием, помогала переживать многочисленные невзгоды, а все житейское часто приобретало для него характер малозначительных эпизодов, не задевших глубоко душу. Она освобождала от внешнего гнета, от рабства земных обстоятельств.
Русский философ Г.П. Федоров очень метко назвал Николая II «православным романтиком». По словам хорошо знавшего царя протопресвитера (священника) армии Г.И. Щавельского, «государь принадлежал к числу тех счастливых натур, которые веруют, не мудрствуя и не увлекаясь, без экзальтации, как и без сомнения. Религия дала ему то, что он более всего искал, – успокоение. И он дорожил этим и пользовался религией как чудодейственным бальзамом, который подкрепляет душу в трудные минуты и всегда будит в ней светлые надежды».
Спокойное отношение к окружающей действительности не означало, что император был безразличен к судьбе России. Государь всегда чувствовал и был в этом уверен, что любые резкие изменения в течении общественной жизни чреваты непредсказуемыми последствиями, способными оказаться губительными для страны. Все годы своего правления он стремился к тому, чтобы нововведения утверждались постепенно, при непременном соблюдении и учете государственных традиций и прошлого опыта.
Последнего самодержца нельзя, в отличие, скажем, от К.П. Победоносцева, назвать «апостолом застоя», но он, конечно же, не был инспиратором реформаторских устремлений в правящих кругах. Когда же убеждался, что та или иная мера необходима, то мог спокойно уступить и поддержать то, что еще совсем недавно считал неприемлемым. При этом оставаясь в тени, монарх служил опорой деятелям и течениям, выступавшим на авансцене политики.
Так было, например, с проводившимися в 90‑х годах экономическими преобразованиями, связанными с именем министра финансов С.Ю.Витте. Эта рассчитанная на перспективу политика индустриальной модернизации народного хозяйства была весьма враждебно встречена в различных кругах общества, а министр-реформатор превратился в объект ожесточенных нападок. И, несмотря на это, избранный курс не был изменен исключительно благодаря царскому покровительству, хотя все последующие лавры преобразователя достались целиком С.Ю. Витте.
То же самое произошло и позднее, когда П.А. Столыпин начал осуществлять программу аграрного переустройства, став мишенью разнузданного поношения со всех сторон правых, левых, монархистов, либералов, радикалов. Только опора на волю монарха позволяла премьеру выстоять и осуществлять намеченные меры.
Очевидна роль Николая II и при учреждении Государственной Думы. Под напором драматических событий 1905 года возникла необходимость изыскать приемлемую форму созыва народного представительства. Император первоначально поддерживал идею о законосовещательном органе при верховной власти. Осенью, по мере усиления смуты, этот проект претерпел существенные изменения. Была принята концепция законодательного собрания, что и нашло отражение в царском Манифесте от 17 октября. Это не отвечало личным воззрениям монарха, но он, во имя умиротворения страны принял то, что многим казалось необходимым.
Прошло полгода, и собрался первый российский парламент. Возникновение этого учреждения, деятельность которого была вне юрисдикции царя, меняло вековой уклад политической жизни России. Народился новый центр власти, что Николай II решительно не одобрял и чему противился до последней возможности. Но вот все свершилось. И что же император?
В дневнике Николая II за 27 апреля 1906 года читаем: «Знаменательный день приема Гос. Совета и Госуд. Думы и начала официального существования последней. Мамá приехала в 8 час. из Гатчины и отправилась с нами морем в Петербург (из Петергофа. – А.Б.). Погода была летняя и штиль. На «Петергофе» пошли к крепости и оттуда на нем к Зимнему. Завтракали в 11 ½. В час и ¾ начался выход в Георгиевскую залу. После молебна я прочел приветственное слово. Государственный совет справа, а Дума – слева от престола. Вернулись тем же порядком в Малахитовую. В 3 часа сели на паровой катер и перейдя на «Александрию», пошли обратно. Приехали домой в 4 ½. Занимался долго, но с облегченным сердцем, после благополучного окончания бывшего торжества. Вечером покатались».
В подобных записях, относящихся к каким-то переломным моментам царствования, поражает незлобивость царя и удивительное смирение, являющееся уделом лишь истинно верующих людей.
Несмотря на то что I и II Государственные Думы больше походили на антиправительственный митинг, чем на работу важного законодательного органа, и их пришлось распустить, Николай II никогда не проявлял желания раз и навсегда покончить с выборным представительством, к чему его много раз призывали записные блюстители чистоты самодержавия из рядов «профессиональных монархистов». В 1907 году были изменены избирательные правила, в результате чего в III Думе преобладали состоятельные и, естественно, более ответственные элементы общества, не склонные все кругом крушить и переиначивать.
6 января 1908 года в Большом Царскосельском дворце император принял 300 депутатов (группы правых и центра) и обратился к ним с речью, в которой изложил программу первоочередных задач и свое видение исторической судьбы России.
Среди прочего он сказал: «Помните, что Вы созваны Мною для разработки нужных России законов и содействия Мне в деле укрепления у нас порядка и правды. Из всех законопроектов, внесенных по Моим указаниям в Думу, Я считаю наиболее важным законопроект об улучшении земельного устройства крестьян и напоминаю о Своих неоднократных указаниях, что нарушение чьих-либо прав собственности никогда не получит моего одобрения; права собственности должны быть священны и обеспечены законом.
Я знаю, с какими мыслями и чувствами явились Вы ко Мне. Россия росла и крепла в течение тысячи лет горячей верой русских людей в Бога, преданностью своим царям и беспредельной любовью к своей Родине. Пока это чувство живо в сердце каждого русского человека, Россия будет счастлива, благоденствовать и укрепляться. Молю Бога, вместе с Вами, чтобы эти чувства постоянно жили в сердце русских людей и чтобы солнце счастья засияло над нашей могучей, родной землей».
В повседневной жизни, в свих привычках и наклонностях царь был простым и бесхитростным. Неприхотливость в одежде и еде его всегда отличали, как и почти полное безразличие к роскоши и комфорту.
Старался жить всегда по определенному распорядку: ложился спать и вставал в одно и то же время и практически ежедневно совершал продолжительные пешие прогулки, преодолевая многокилометровые расстояния. В молодости любил плавать на байдарке, затем увлекся теннисом и бильярдом.
Последние годы с удовольствием коротал свободное время за игрой в карты или домино. Всю жизнь любил охоту, которую считал настоящим мужским занятием, «освежающим душу». Выезжал на охоту часто и всегда с большой радостью. Хотя он курил и мог выпить рюмку, другую водки, но до конца своих дней отличался физической крепостью и лишь один раз серьезно болел: брюшным тифом в 1900 году.
Среди разнообразных обязанностей и занятий, особую тягу и любовь Николай Александрович питал к военному делу. Смотры, парады, учения никогда его не утомляли, и он мужественно и безропотно переносил случившиеся неудобства армейских буден на лагерных сборах или маневрах. Последний император был, что называется, прирожденным офицером; традиция офицерской среды и воинские уставы он неукоснительно соблюдал, чего требовал от других. Любой командир, запятнавший недостойным поведением мундир офицера, для него переставал существовать. По отношению к солдатам чувствовал себя покровителем-наставником и не чурался общаться с ними, а в пасхальные дни обязательно христосовался со служащими конвоя.
По старой имперской традиции Николай Александрович был шефом основных частей гвардии, и это звание унаследовал от своего отца. В семилетнем возрасте, в 1875 году, он был зачислен в лейб-гвардейский Эриванский полк и в том же году произведен в прапорщики, а через пять лет получил поручика. В день совершеннолетия, 6 мая 1884 года, как сказано в послужном списке, «произнес клятвенное обещание в лице наследника всероссийского престола в большой церкви императорского Зимнего дворца и при торжественном собрании, бывшем в Георгиевском зале, принял воинскую присягу под штандартом лейб-гвардии Атаманского имени его императорского величества полка, по случаю вступления в действительную службу».
В 1887 году последовало производство в штабс-капитаны, в 1891 году – в капитаны, и, наконец, 6 августа1892 года он получил звание полковника. На этом офицерское производство закончилось, и в чине полковника он оставался до конца, даже тогда, когда вынужден был отречься от престола.
Он имел множество наград и воинских званий чуть ли не всех государств Европы, а в годы Первой мировой войны удостоился высшего воинского звания Великобритании. «Вообрази, – писал он с чувством