ГЛАВА IIIПЕРЕД СОРБОННОЙ
На другой день Серафима Ивановна, убедившись, что скромны, то есть плохи, гостиницы не всегда бывают самы дёшевы, приискала на той же набережной квартирку в три комнаты с кухней и перешла на эту квартирку с Мишей и Анисьей.
— Я думаю, — сказала она Мише, — что до поступления в Сорбонну тебе надобно будет взять несколько приватных уроков, нынче же съездим к графу Реньо и попросим его рекомендовать нам учителей.
Миша, понимая приличия лучше своей тётки, заметил ей, что им нельзя оставаться на такой гадкой квартире, что их посетят, вероятно, и граф Реньо, и другие вельможи и что как же принять их в комнатах, где так сильно пахнет кухней.
— Ну, не взыщут! Эти французы сами не очень тороваты: шилом бреются да дымом греются. — Мы сюда не деньги транжирить приехали: и то, легко ли, от Тулы почти тысячу рублей истратили. Теперь можно и поэкономнее пожить.
Комиссионер, посланный с запиской Серафимы Ивановны к графу Шато Реньо, возвратился со словесным ответом, что графа нет в Париже, что после бомбардировки Алжира и победы, одержанной им над пиратами (в июле 1688 года), он приезжал в Париж всего на две недели и получил от короля чин вице-адмирала и приказание отплыть со своей эскадрой в Америку.
— Первый блин комом! — сказала Серафима Ивановна. — Ну а не знаете ли вы, — прибавила она, обращаясь к комиссионеру, — каких-нибудь учителей подешевле?..
Комиссионер назвал ей Гаспара, очень учёного, сказал он, учителя философии, теологии, обсерватории и прочих естественных наук.
— Ну а как ему цена?
— По дружбе со мной, он с вас возьмёт не дорого, — отвечал комиссионер.
Кроме того, Серафима Ивановна вычитала в газете имя профессора Антона Даниеля, объявляющего, что он преподаёт историю по новому методу, открытому дядей его, знаменитым историографом Франции, Гавриилом Дэниелем. Серафима Ивановна велела комиссионеру зайти, кстати, и к этому профессору.
Гаспар явился через полчаса после ухода комиссионера и сразу полюбился Серафиме Ивановне своим простым, непринуждённым обращением.
— Что вы возьмёте с меня за обучение моего племянника? — спросила она у Гаспара, прежде чем спросить, чему он намерен обучать племянника.
— Изволите ли видеть, сударыня, — Гаспар был гасконец и иногда путался в буквах v, f, b, d и t, употребляя одну вместо другой, — с других я беру по четыре ливра за полтора часа, а с вас, так как вы рекомендованы мне комиссионером, которого я обыкновенно употребляю для своих обширных комиссий, я готов взять половину[62]. Только уж вы не поскупитесь дать на водку нашему комиссионеру.
— За этим мы не постоим, — отвечала Серафима Ивановна, — а по два ливра за полтора часа — это, воля ваша, слишком дорого. Возьмите для начала по одному ливру, а там мы увидим. Вы, я вижу, славный малый, и мы сойдёмся, прибавим что-нибудь...
— Никак нельзя, мадам, уверяю вас честью, что для вас только я беру эту цену. Ну извольте, впрочем, пять су я вам ещё скину, а больше, право, не могу уступить ни лиарда.
— Что за пять су! Уж для ровного счета назначим по полтора ливра. Это составит по ливру в час.
— Ну уж так и быть, но честью клянусь вам, для вас только...
Миша во время этих торгов чуть не плакал, внутренне обещая себе пополнить из собственной кассы всё, что его тётка выторгует у гасконца.
— Чему ж вы будете учить моего племянника?
— Чему прикажете.
— Истории, например?
— Да ведь для истории вы послали за каким-то Дэниелем, по газете?..
— Тот, может быть, ещё задорожится очень; может быть, мы с ним и не сойдёмся в цене... Ну географии, арифметике, философии... ведь вы, говорят, всё знаете?..
— Всё, решительно всё!..
— А что это за естественная наука, о которой говорил мне комиссионер?
— Естественная наука?.. — повторил Гаспар. — Как бы вам сказать... о ней, извольте видеть, даже не совсем прилично говорить на первое знакомство с такой прелестной дамой...
— А-а-а!!! Ну так Мише ещё рано учиться ей. А обсерватория ваша очень нужна в Сорбонне?
— Сорбонна, — смею вам доложить, — никуда не годное заведение, а обсерватория везде нужна, она изобретена в Саксонии, на берегах реки Миссисипи...
— Этой реки я что-то не знаю, — прервала Серафима Ивановна, хорошо помнившая уроки географии у мадам Мариво, — вот реку Миссисипи я знаю, только та не в Саксонии, а в Северной Америке, открыта она испанцами в тысяча пятьсот сорок...
— Та не в Саксонии, а эта в Саксонии, — возразил Гаспар обиженным тоном.
— Ну а чему учит обсерватория эта?
— Как чему? Известно, искусному плаванию по морю или по чему угодно, — не запнувшись, отвечал Гасконец.
— Да ведь мой племянник не будет служить в морской службе, у него, и то, родной дядя захворал от мореплавания.
— Ну так вместо обсерватории я могу показать ему что-нибудь другое: например, фехтование. Только надо купить рапиры, маски и перчатки.
— А дорого всё это обойдётся?
— Меньше двухсот ливров за всё не возьмут; надо купить настоящие солингенские[63] рапиры; но для вас, извольте, я, по случаю, куплю за сто пятьдесят ливров... не жалейте полутораста ливров, сударыня, зато ваш племянник, смею ручаться, будет через год фехтовать лучше всех в Париже.
— Дорогонько, — сказала Серафима Ивановна, — но нечего делать. Вот вам шесть луидоров, завтра в одиннадцать часов буду ожидать вас на первый урок...
К вечеру явился и с большой грацией представился Даниель, молодой человек лет двадцати семи, тоже сразу понравившийся Серафиме Ивановне.
Он запросил по два ливра в час с тем, чтобы, во-первых, учить не меньше трёх часов в день, а во-вторых, чтобы Серафима Ивановна купила у него руководство к истории, стоящее двенадцать ливров.
— На три часа в день я согласна, — отвечала Серафима Ивановна, — только я дам вам за них не шесть, а три ливра, этого довольно для такого молодого человека, как вы. А насчёт руководства, то вы запросили за него слишком дорого, я и то полтораста ливров на рапиры дала, уступите хоть что-нибудь.
— Вы этого знаменитого руководства ни в одной книжной лавке дешевле чем за пятнадцать ливров не достанете, сударыня, и если я прошу с вас только двенадцать, то это единственно оттого, что мой дядя дал мне сто экземпляров на комиссию. Угодно вам взять их все? Я вам, пожалуй, сделаю уступку в пятнадцать процентов.
— Куда ж мне сто экземпляров? — спросила Серафима Ивановна.
— Вы можете повезти их в Московию и сбыть там с большой выгодой; там их у вас с руками оторвут, это руководство не что иное, как введение к иностранной истории, которую собирается написать мой знаменитый дядя.
«А что, в самом деле, — подумала Серафима Ивановна, — мысль хорошая: пятнадцать процентов не безделица, ведь это, значит, мне экземпляр с небольшим по десяти ливров обойдётся, а я могу по пяти рублей...»
— Извольте, — сказала она вслух, — приносите мне ваши сто экземпляров, вот вам десять луидоров задатка, завтра получите остальные тридцать... Только за уроки-то, пожалуйста, уступите: назначим по четыре ливра в день.
Не ожидавший такого скорого и такого выгодного сбыта своему товару, Даниель, уложив в карман задаток, согласился на четыре ливра в день, хотя прибавил, чтоб не выказать своей радости, ни с кого в мире он никогда так дёшево не брал.
С своей стороны Серафима Ивановна была тоже очень рада своему приобретению и попросила Даниеля, если у него есть лишнее время, немножко побеседовать и, кстати, отужинать с ней.
За ужином, за которым русское хлебосольство не поскупилось на лишний стакан вина, Даниель сделался очень разговорчив.
— Скажите мне, пожалуйста, сударыня, — спросил он, — все ли знатные дамы в России так прекрасны, так образованны и так любезны, как вы?
Серафима Ивановна не вдруг спохватилась, что отвечать на такой неожиданный комплимент.
— Да, — сказала она, — у нас воспитанием не пренебрегают, а всё-таки же здесь люди несравненно воспитаннее, чем в России. Уж я не говорю о вас, а вот давеча был у меня Гаспар, тоже очень приятный человек... разумеется, не то, что вы...
Даниель запил комплимент стаканом бургонского, учтиво поклонился своей собеседнице и примолвил:
Ваше здоровье, сударыня.
— Благодарю... а знакомы вы с этим Гаспаром?
— Не имею удовольствия, сударыня... — Кто он такой?
Язык Даниеля начинал заметно тяжелеть.
— Он, — отвечала Серафима Ивановна, — очень учёный человек: знает и мореплавание, и фехтование, и теологию; хотите я вас познакомлю с ним? Приходите завтра часу в двенадцатом, он будет здесь.
— Утром или ночью? — спросил Даниель.
— Разумеется, утром, кто ж по ночам фехтует?
— С удовольствием приду... приду фехтовать, когда вам только будет угодно...
— Что мне странно, — продолжала Серафима Ивановна, — что здешние учителя вовсе не похожи на учителей. Гаспар, например, больше похож на кавалерийского полковника, чем на педагога, а вы настоящий маркиз.
Даниель ещё раз поклонился и выпил оставшуюся в бутылке четверть стакана.
— Аниська, а Аниська! — закричала Серафима Ивановна. — Спроси-ка у хозяина ещё бутылку ришбура. Иль не видишь, что бутылка пустая?.. Ну, поворачивайся у меня! Туда же! Еле двигается, точно кикимора какая!..
— Какой ваш язык гармонический! — сказал Даниель. — Это ваша камеристка?.. Право, прекрасная девка! Вы говорите по-французски, барышня?
— Начинаю, — отвечала Анисья.
— Полноте, — прервала Серафима Ивановна, — какие вы, право, французы, даже с горничными готовы любезничать и всякую дрянь называть мадемуазель. Ну где виданы учителя с такими учтивыми, изящными манерами? Я говорю, маркиз...