Фаворит со всей свойственной ему ловкостью узнал, когда именно княгиня со своим кавалером собирается поехать в маскарад, и заранее уведомил об этом государя. Ни на какую отличительную подробность костюма княгини он на этот раз указать не мог, но для точного опознания таинственной маски указал на присутствие подле нее ее неизменного спутника Бетанкура.
— Разве это уж так обязательно? — сдвинув брови, спросил государь. — Разве она всегда и всюду так открыто показывается с ним?
— Не всюду, ваше величество, но в маскарады он всегда сопровождает ее.
По красивому и мужественному лицу императора проскользнула гневная тень. Он не мог примириться с мыслью, что кто-нибудь мог достичь удачи там, где он потерпел фиаско.
В маскарад государь приехал вместе с фаворитом, и навстречу к нему тотчас двинулось несколько, видимо, поджидавших его масок.
Всегда приветливо и охотно откликавшийся на интересную маскарадную интригу император на этот раз уклонился от всякой маскарадной беседы. Он пристально разглядывал толпу, отыскивая в ней княгиню Несвицкую и ее неизбежного спутника.
Он увидел их в амбразуре большого итальянского окна, выходившего на площадь и глубокой нишею врезавшегося между большими мраморными колоннами. Они сидели рядом, и Бетанкур, близко наклонившись к своей собеседнице, задрапированной тяжелыми складками широкого домино, смеясь, рассказывал ей что-то, но она слушала его почти невнимательно.
Это не ускользнуло от пристального взора императора, и он, обращаясь к своему адъютанту, довольным тоном заметил:
— Романом здесь не пахнет!
Тот раболепно усмехнулся. Со времени серьезной беседы государя с великим князем Михаилом Павловичем фаворит реже стал встречаться с милостивой, обращенной лично к нему, шуткой императора.
В эту минуту перед проходившим императором почтительно вытянулся во фронт Несвицкий, шедший ему навстречу с какою-то маской, громко и визгливо хохотавшей.
— И этот тут? — заметил государь. — С кем это он?..
— Тоже со своей обычной подругой… с особой, хорошо знакомой всей гвардии…
— Неужели у моей гвардии такие дурные знакомства? — пожал плечами государь.
Говоря это, он прямо направился к сидевшей в нише итальянского окна парочке и, подойдя к ней, остановился.
— Бетанкур, ты мне уступишь свою маску? — обратился к быстро поднявшемуся при его приближении флигель-адъютанту.
Тот почтительно откланялся и готовился стушеваться.
— Мне кажется, что о подобной «уступке» надо было бы спросить меня? — смело и громко заметила княгиня Несвицкая, равно недовольная и неожиданным заявлением императора, и беспрекословным подчинением Бетанкура.
— А ты протестуешь, маска, против такой перемены? — улыбнулся государь.
Но не успела Софья Карловна что-либо ответить на это, как Бетанкур почтительно стушевался, низко преклонив голову перед государем; фаворит тоже вовремя исчез, и княгиня поневоле осталась с глазу на глаз с императором.
— Теперь ты не откажешься дать мне руку, прелестная маска? — близко нагибаясь к ней произнес Николай Павлович.
— Моего согласия никто не спросил! — недовольным тоном возразила княгиня, — ни вы, ваше величество, ни мой не в меру покорный кавалер!
— И ты, маска, сдаешься, как побежденная?
— Что сейчас произошло — не победа, государь!..
— Ты непременно хочешь идти наперекор всем маскарадным законам?..
— Я ни одному из своих решений никогда не изменяю! — ответила Софья Карловна, гордо откидывая назад свою грациозную головку.
— И, что бы я ни сказал тебе, ты на все ответишь мне тем же, чем ответила в первый раз?
— Я уже имела честь сказать вам, ваше величество, что ни одному из принятых мною решений я еще никогда не изменила!
— Чем бы ни пришлось вам, княгиня, поплатиться за такое смелое решение? — изменяя тон, произнес император.
— Я так мало значу, государь, и мое решение так мало может интересовать лиц мне посторонних, что мне странно было бы бояться чьей бы то ни было мести! Сколько бы ни прошло времени и какие грозы ни стряслись бы над моей обреченной головой, я от того, что порешила, не отступлюсь!
Прошла минута молчания.
Государь, пройдя под руку с княгиней весь длинный зал с хорами, вышел в следующий квадратный зал и, придвинув покойное кресло своей даме, сам поместился рядом с нею, на банкетке.
— Я тоже согласен отрешиться от маскарадного инкогнито, княгиня! — начал он.
— Как тогда, в день первой маскарадной встречи, государь? — смело рассмеялась она.
— А вы помните эту первую встречу? Вы, если память не изменяет мне, сказали тогда, что у вас исключительно дурная память.
— На всякое правило есть свое исключение!.. От иных воспоминаний при всем искреннем желании бывает трудно избавиться!.. Это, если я не ошибаюсь, в медицине называется «навязчивыми идеями».
Глаза императора сверкнули сердитым огнем, но он овладел собой, улыбнулся и продолжал:
— Я буду терпелив сегодня, княгиня! Я буду до конца терпелив!.. Причина моего терпения кроется в том, что этот разговор будет последним между нами, за ним будет произнесено последнее, решающее, окончательное слово!
Софья Карловна, сложив руки на коленях, промолвила:
— Я слушаю вас, государь!
— Для начала позвольте мне рассказать вам сказку. Вы любите сказки, княгиня?
— Я обожала их в детстве, государь!
— Вернемся же к годам вашего детства. Но ведь дети любят страшные сказки!..
— Я страшного ничего не признаю, ваше величество!
— Вы так храбры?
— Cloire obliqe, государь!.. Я — дочь генерала Лешерна!..
Император, как будто не расслышав слов княгини, продолжал начатый разговор.
— Позволите начать? — спросил он.
Софья Карловна ответила молчаливым наклонением головы.
— Я попрошу вас слушать внимательно, потому что мне мало того, чтобы вы выслушали меня; мне еще нужно ваше искреннее высказанное мнение по поводу моей сказки.
— Сказка с комментариями? Это интересно!..
— Сказка-загадка, сказка-вопрос, если вы хотите!
— Все интереснее и интереснее!..
— Что же, начать? — с улыбкой произнес государь, близко склоняясь к грациозной маске.
— Пожалуйста! Я жду!..
— Начну я с обычной присказки… В некотором царстве…
— Не в вашем государстве, ваше величество?..
— Да, не в моем, прелестная и шаловливая маска, а в другом, далеком, таком далеком, что до него и идти не дойдешь, и плыть не доплывешь, жила-была молодая царевна. Красива та царевна была на диво, и умна была, и талантлива, и даже добра была по-своему. Но одна только беда была: создана она была вся изо льда и снега!.. И самой ей холодно было, и подле нее всем было холодно!.. Пришло время, выдали царевну замуж за молодого королевича. Он тоже был не из последних королевичей, и его другие царевны порой любили и увлекались им, но растопить свою ледяную супругу он не мог, и подле него она оставалась такою же холодной, как прежде. И видела ледяная царевна, как кругом нее другие живут, и ласки чужие видела, и речи чужие любовные слышала, а сама все по-прежнему холодной оставалась, и другим подле нее все так же холодно было!..
— Зачем же не шли они греться куда-нибудь дальше, если уж им так холодно подле нее было? — произнесла княгиня.
— Не перебивайте меня! Сказка тем только и хороша, что из нее слова не выкинешь.
— Я слушаю!.. Вы остановились на том, что подле вашей ледяной царевны всем скучно было.
— Не скучно, княгиня, а холодно!..
— Прошу продолжать, ваше величество!..
— И вот однажды с царевной повстречался рыцарь… Он был храбрый рыцарь и к победам привык, и за морем всюду и царевны чужие, и царицы его любили, но он на их любовь не отвечал, а как подошел он и как увидал ледяную царевну, так и полюбил ее до безумия!.. И наяву о ней стал думать, и во сне ее видеть стал, и однажды через своего оруженосца открыл ей свое сердце. Он думал, что его рыцарское звание отвоюет ему сердце царевны; он надеялся, что лучами его славы растопится ее ледяное сердце!.. Он замок свой рыцарский к ее ногам положить хотел, он ко двору королевскому хотел ее приблизить… А она, вся холодная, вся ледяная, ни на что не поддавалась, и кругом нее по-прежнему было мертво и холодно от смертельной ледяной стужи!.. Думал рыцарь, что она супруга своего так горячо любит, и мирился с этим…
— Даже законного мужа позволял ей любить? Какой великодушный был рыцарь!
— Вы опять перебиваете меня, княгиня!..
— Простите, ваше величество, не буду!.. Ваша сказка делается очень интересной! Вы остановились на том, что ледяная царевна и при дворе королевском скучала, и на всех скуку наводила.
— Холод, княгиня, холод, а не скуку!
— И холод, и скука — это при всех дворах одинаково!.. В царских палатах нет и не может быть ни живой радости, ни живого веселья, ни живой любви и страсти!.. Там все это заменено этикетом… Но я опять помешала вам… Продолжайте, государь… Я давеча ошиблась, вы не на том остановились… Вы довели сказку до того момента, когда ваш великодушный рыцарь разрешил ледяной царевне своего законного мужа полюбить… И что же, полюбила она его или нет?
— Нет! — пожал плечами государь. — Нет, княгиня, она его не полюбила, потому, собственно, что она вся изо льда и снега создана была и вообще полюбить она не могла!.. Увивались около ледяной царевны и другие рыцари и оруженосцы, добивались и они ее любви, хотели и они добраться до ее ледяного сердца, но все ни с чем отходили!.. Да и куда им было! Уж чего тому великому рыцарю достигнуть не удавалось, о том им, мелким и ничтожным, и мечтать было нечего.
— Ну, и чем же кончилась ваша сказка? — спросила княгиня, когда государь умолк, откинувшись спиною на мрамор колонны, к которой была приставлена банкетка.
— Она еще не кончилась, княгиня. Моя сказка еще ждет конца, и вот об этом-то конце я и хотел спросить вашего мнения.
— Моего мнения?.. А что же я могу сказать вам, государь? Ведь я ни вашей ледяной царевны не знаю, ни храброго и самонадеянного рыцаря никогда не видела! О чем же именно вы хотите спросить меня?