– Пора, – сказал он. – На лодке отсюда до корабля плыть часа четыре, так что к полудню успеете. Волна небольшая, дойдете спокойно.
Степан поднялся первым, стряхивая с себя остатки сна и прислушиваясь к своему телу – нормально ли отдохнул.
– Мои сыновья вас на лодке доставят, – объяснил Лембит. – Вдвоем на весла сядут, быстро доберетесь. Идите кашу есть, моя хозяйка сегодня с самых петухов хлопочет. Довольна, что муж домой вернулся!
Хозяин Хявисте радостно засмеялся, и Степан вновь позавидовал ему. Хоть и ждут их впереди еще приключения и дальние страны манят к себе, но хорошо все же человеку, оказавшемуся у себя дома среди близких.
Василий спал один и теперь, проснувшись и усевшись, озадаченно крутил головой. Увидев, что голова прекрасной Сальме покоится на сене рядом с головой Альберта, удивленно крякнул.
– Однако, – заметил он, не удержавшись. – Ну и ненасытные женщины живут на этом хуторе! Или настоящих мужиков тут давно не видели?
Тоже увидевший сестру рядом с Альбертом, Лембит только улыбнулся.
– Когда еще такое раздолье ей по женской части будет, – сказал он миролюбиво. – Годами мается без мужика, а тут сразу пятеро подвалили. Нельзя же было бабе упускать такую возможность. Я так и знал, что она здесь: вот, даже платье ее захватил.
Лембит подал наверх платье сестры, и Лаврентий, стараясь хотя бы галантностью исправить невыгодное впечатление о себе, подал его проснувшейся Сальме. Та встала и, натянув платье на голое тело, вызывающе-дерзко огляделась. Лицо ее при этом было довольным, и выглядела она привлекательно – розовощекая со сна, с сеном, застрявшим в длинных распущенных волосах.
Она ловко спрыгнула с сеновала и одернула платье.
– Беги в дом, – сказал Лембит сестре, легонько хлопнув ее по попе. – Набаловалась всласть? Давай скорее, надо помочь с завтраком. Там только что хлебы в печку поставили.
День выдался солнечным, и настроение у всех было хорошим. На дворе еще больше похолодало, а по поскрипывающей тронутой инеем траве было понятно, что ночью прошел первый осенний заморозок.
О ночном происшествии больше не вспоминали. Степан, еще ночью хотевший поругаться с другом, теперь не таил на него зла. Лаврентий был совершенно прав, и в свете наступившего дня Степан это понимал. Действительно, на него под влиянием горячей женщины и ее ласк нашло наваждение, и он забыл о том, что должен хранить девственность для Девы Острова – так он теперь называл ее в своих мыслях. Противно было лишь воспоминание о том, как Лаврентий наслал на него чары, и он утратил мужскую силу. Думать об этом было неприятно, но разве у колдуна был иной выход в той ситуации? Как еще мог он уберечь друга от соблазна?
Василий с Альбертом сначала посмотрели друг на друга волком, а затем расхохотались и хлопнули друг друга по спине. А сразу после завтрака начали прощаться.
– Бывай здоров, – сказал сотник, обнимая Степана. – Удачи тебе, поморский капитан. Спасибо тебе за все, что было, и прости, если что не так.
– И тебе спасибо, боярский сын, – целуя сотника, ответил Степан. – И ты меня прости, коли обидел тебя чем-нибудь. Уж не знаю, свидимся ли мы с тобой. Ты – в Москву, к царю Ивану, а нам – в дальние моря-океаны.
– Свидитесь, – неожиданно скрипучим голосом произнес Лаврентий. – Еще как свидитесь. Я точно видел.
Василий пристально посмотрел на колдуна, а потом улыбнулся.
– Это хорошо, если ты видел, – сказал он задумчиво и тряхнул головой. – Если еще свидимся, то, значит, я в живых останусь. Я ведь в Москву иду…
На прощание Сальме расцеловала всех мужчин, в особенности нежно – Василия и Альберта. Степану же сказала:
– Когда найдешь свою красавицу на далеком острове и свой волшебный камень – возвращайся. Ты, красавец, мне и без девственности подойдешь. А ты, – она повернулась к Лаврентию, – сюда больше не ходи. А то я на твои чары свои чары наведу. Никакого от тебя проку женщине нету, только портишь все.
Василий в одолженном у Лембита крестьянском одеянии взял в руку посох и, отвесив последний поклон всем, двинулся в путь по дороге, которая должна была далеко впереди вывести его на тракт, ведущий в сторону Пскова. Его спина в старом армяке еще долго мелькала среди деревьев.
– Храни тебя Бог, – вздохнул капитан, крестя воздух в сторону уходящего сотника.
Все остальные стали грузиться в лодку.
Уже отплыв от берега на приличное расстояние и сидя в раскачивающейся на волне лодке, Степан видел ставший за эту ночь почти родным хутор Хявисте с домом окнами на море и стоящими там фигурами Лембита и его семьи.
Глава 5Фея острова
– Где вы были? Что случилось? Я чуть с ума не сошла! – кричала Ингрид, попеременно бросаясь на шею то к Степану, то к Лаврентию. На радостях она расцеловала даже баварских дворян, с которыми была вообще еще мало знакома.
Счастью девушки не было пределов. Все время, пока Степан с Лаврентием не возвращались, Ингрид держалась молодцом. Она старалась выглядеть веселой и строго обрывала Ипата, когда тот на третий день начал заводить разговоры о том, что начальники могут не вернуться и что же тогда делать?
– Они вернутся, – отвечала она твердо. – Просто задерживаются. Мало ли что могло случиться. Может быть, русский воевода захотел подольше с ними поговорить.
Но на самом деле страх и отчаяние закрадывались в ее сердце. Каждый час ожидания отзывался томительной болью от сознания того, что ее друзья могут оказаться в опасности или даже погибнуть. Действительно, что станет делать Ингрид, если друзья не возвратятся? Останется на корабле в компании Ипата и прочих?
Но теперь она бурно ликовала и была не в силах сдержать рвущиеся из нее эмоции. Слишком долго она сдерживалась, чтобы выглядеть строгой и непреклонной. Не хотела показать страха, терзавшего ее…
Когда Лаврентий, взяв на себя роль главного рассказчика, повествовал о том, что произошло, все слушали молча. Столпившись на корме, люди переживали каждую перипетию – кто бурно, а кто вяло. Ингрид прижимала ладони к пылающим от волнения щекам, а глаза ее блестели, словно она готова была вот-вот разрыдаться.
– Ведь, кроме вас, у меня больше никого нет, – пожаловалась она Степану и Лаврентию, в который раз уже обнимая обоих и чуть не плача от радости.
Известие о том, что не удастся послужить на море отечеству, была принята экипажем спокойно. Большая часть команды теперь уже не была русской, так что тоска по родине не беспокоила этих людей. А русские тоже довольно равнодушно отнеслись к тому, что придется уходить и в открытом море искать свою удачу и свою судьбу. Степан и раньше знал, что море обладает такой притягивающей силой: оно манит человека, зовет его все дальше и дальше в неведомые края.
– Куда же теперь? – за всех собравшихся спросил Ипат. – Коли Москве наша служба неугодна, то, стало быть, мы теперь – люди вольные?
– В Новый Свет, – ответил Степан решительно. – Там новый мир, там просторы.
– А доведешь? – неуверенно спросил Агафон. – До Нового Света, чай, далеко?
– За морями, за океанами, – добавил Демид. – Эх, не видать мне больше родного дома!
О родном доме Демид страдал с самого начала, но теперь всем вдруг в его голосе показалось, что говорит он о родном доме скорее по инерции. Его тоже постепенно затянула жажда морских странствий и приключений.
– Много ты дома не видел! – весело сказал почти совсем поправившийся Фрол, стоявший с завязанной рукой в сторонке. – Охота тебе всю жизнь за женину юбку держаться! А в Новом Свете мы тебя на принцессе женим!
Все засмеялись. Больше других радовались баварцы – Франц и Альберт. Само собой так все сложилось, что они теперь попадут туда, куда с самого начала стремились. Вот так удача!
– Но сначала – на греческий остров, – твердо заявил поморский капитан. – Я обещал умиравшему греку. Помните Димитрия Кордиоса? Так вот: сначала нужно исполнить обещанное и найти его сестру. Так что сперва – греческий остров, а сразу уж затем – в Новый Свет.
И, оглядев собравшихся, скомандовал:
– По мачтам! Поднять паруса!
Плавание началось весело. У команды было приподнятое настроение: закончились дни ожидания неизвестно чего, и впереди лежали новые дороги и новые возможности. Ветер дальних странствий дул в паруса.
Стоя на капитанском мостике, Степан полной грудью вдыхал свежий ветер Варяжского моря и глядел на то, как ловко члены его команды научились исполнять его команды. Да и сам он уже ощущал в себе силы стать настоящим капитаном. Раньше такого не было. Не случайно Агафон задал свой вопрос: а доведешь? Еще месяц назад Степан замешкался бы с ответом…
Скрипели канаты, гудели паруса, и бриг, чуть раскачиваясь на крутой осенней волне, шел по ветру.
Свободный от работы Фрол, выбравшись на палубу, пробовал научиться играть на своей любимой балалайке левой рукой…
Мрачен был только Лаврентий. Его что-то мучило с того момента, как он ступил на палубу «Святой Девы». Сначала Лаврентий ничего не сообщал, а лишь ходил по кораблю, словно принюхиваясь. По лицу его Степан видел, что нечто тревожит колдуна. Но не торопил его, потому что знал – не пришло еще время расспрашивать, пока Лаврентий сам не разобрался со своими предчувствиями.
– Не нравится мне, – наконец, сказал колдун. – Здесь что-то случилось. То, что случилось – нехорошее. И оно не прекратилось…
Пояснять свои слова колдун отказался. Лишь его лицо час от часу становилось все тревожнее. Он внимательно присматривался к членам команды, заглядывал в глаза, касался как бы невзначай рукой. Люди тоже заметили неладное в поведении Лаврентия, стали его испуганно сторониться. Кому охота стать объектом внимания колдуна?
– Ингрид, – изрек Лаврентий в конце концов, приблизившись к Степану так, чтобы никто больше не мог его слышать. – С Ингрид что-то не в порядке. Она боится нам рассказать.
– Что рассказать? – не понял Степан. – Уж от Ингрид-то мы с тобой ведь не ожидаем подвоха, так?