Альберт не стал обнажать оружия вовсе – его кулак описал дугу, и от удара в правое ухо Ипат присел на полусогнутых ногах. Другой удар пришелся в левое ухо, после чего одноглазый канонир упал на колени, тряся головой и бессмысленно глядя в палубу. Его язык вывалился наружу…
– Был ты слепой, – сказал Альберт, возвышаясь над поверженным бунтовщиком, – а будешь еще и глухой, – и захохотал. Только потом вытащил из ножен саблю и, подняв ее кверху, обвел взглядом столпившихся матросов.
– Ну, – сказал он. – Кто тут еще желает противиться приказам капитана?
Агафон попытался сесть. По голове его текла кровь, заливала лицо. Хоть Франц бил не острием, а плашмя, но зато изо всей силы, так что лезвие сабли рассекло кожу на голове Агафона.
Сгрудившаяся было толпа отшатнулась. М-Твали посверкал белками своих огромных глаз, но сдержался: связываться с двумя вооруженными баварцами никому не хотелось.
– По местам! – грозно крикнул Степан. – На мачты, кому сказано!
Едва зародившийся бунт был подавлен в самом начале, и капитан понял – теперь и без Василия ему есть на кого опереться. Лишь бы корабль хоть как-то дошел до берега! Лишь бы выжить теперь и спасти всех этих людей!
Но как раз в этот момент судно вдруг дало крен. Сначала оно как будто просело, палуба поехала под ногами. Затем бриг вроде бы выровнялся, но в следующее мгновение снова качнулся вправо и сильно накренился.
– Вода! Вода заливает трюм! – послышались крики снизу, и на палубу выскочили несколько человек.
Степан с Лаврентием бросились вниз. Едва спустившись по лесенке в трюм, они поняли, что дело обстоит куда хуже, чем они ожидали. Дыра в борту, видимо, настолько расширилась, что вода хлестала беспрепятственно. Уровень ее поднялся в коридоре, разделявшем кубрики, почти до колена.
Оставаться внизу дальше было бессмысленно: заделать дыру все равно невозможно, тем более что она постоянно расширялась – ее продолжали раздирать корни злополучного «цветка», не прекращавшего свою разрушительную работу.
Из-за крена люди боялись лезть на мачты и теперь, испуганные, толпились на палубе. Они ожидали команд от капитана, но какие распоряжения мог отдать Степан в ту минуту. Он с ужасом подумал о том, что спустя недолгое время все они попросту окажутся в ледяной воде. А уж о том, что в ней долго не проживешь, помор знал куда лучше других…
– Ни до какого Ревеля мы не дойдем, – обернувшись к Лаврентию, сказал капитан. – Похоже, что Хаген победил.
Ингрид, уже не таясь, прижалась к Лаврентию и обхватила его обеими руками. Ее расширившиеся глаза выдавали охватившее девушку отчаяние. Впрочем, в своем отчаянии она была не одинока…
– Это все из-за меня, – шептала она, как заклинание. – Это все я виновата!
– При чем тут ты? – сказал колдун, обнимая Ингрид и второй рукой гладя ее по голове. – Это Хаген виноват, а не ты.
Наступил вечер, стало быстро темнеть. Уже не видно было море вокруг, на небе появились блеклые северные звезды. Ветер сделался тише, приближалась ночь. Ночь, которая могла стать последней в жизни экипажа погибающего корабля.
Трюм наполнялся водой, и по мере этого судно теряло ход, все сильнее кренясь вправо.
– Пушки – на левый борт, – скомандовал Степан.
Люди засуетились, бросились исполнять приказ. Наверное, большинство из них, как сам капитан, понимали бессмысленность этого действия. Чего они добьются, перетащив пушки на левый борт? Они на некоторое время выровняют посадку брига, но что толку? Еще некоторое время, и «Святая Дева» попросту пойдет ко дну…
Тем не менее лучше любое занятие, чем пассивное ожидание смерти. Пушки загрохотали по накренившейся палубе, и скоро бриг стал идти ровнее. Однако судно осело уже сильно и теперь стало «клевать», зарываясь носом в волны.
– Сколько мы еще продержимся на плаву? – спросил Франц, приблизившись вместе с братом к Степану.
– Ты хочешь спросить, скоро ли конец? – горько усмехнулся поморский капитан. – Задолго до рассвета корабль пойдет ко дну. Зато есть и хорошее известие: в ледяной воде смерть наступает быстро, без мучений. Не успеешь досчитать до ста, и все. Это проверено…
Внезапно все ощутили сильный толчок, как будто корабль натолкнулся носом на какое-то препятствие. Тотчас же послышался скрежет бортовой обшивки о камни, и «Святая Дева» наклонилась влево так сильно, что стащенные туда пушки стали съезжать с палубы, грозя обрушить левый фальшборт.
Кругом стояла кромешная тьма. Единственный масляный фонарь на палубе брига не мог осветить пространство вокруг, его едва хватало на то, чтобы выхватывать из темноты бледные, перекошенные страхом лица…
«Мы сели на мель? Близко ли берег? – пронеслось в голове у Степана. – Да и не должно тут быть никакого берега. Судя по карте, до берега еще далеко, нам не дойти…»
Зажгли факелы, и кинувшиеся вдоль бортов люди осветили окружающее. В темноте корабль сам собой, без всякого управления, зашел в тихую бухту, защищенную от ветра, и сейчас застрял возле самого берега в крупных камнях. Волны тут не было, лишь легкая рябь шла по воде.
О таком можно было только мечтать! Да что там – и мечтать не следовало, потому что в положении брига на такую удачу не следовало рассчитывать. Войти ночью в бухту – сложная задача для любого капитана, а чтобы корабль сам зашел туда по случайности – такое бывает в одном случае на миллион.
Все ощущали одно и то же чувство. Все понимали: только что чудесным образом они, ожидавшие скорой смерти, оказались спасены! Они как бы родились заново! Им была вновь подарена жизнь!
Степан упал на колени, и вслед за ним на мокрую палубу опустились все остальные.
– Слава в вышних Богу, и на земле мир, в человецех благоволение! – возгласил поморский капитан, осеняя себя крестным знамением.
– Gloria in excelsis Deo et in terra pax hominibus bonae voluntatis, – громко вторил ему Альберт, сложивший молитвенно руки и протянувший их к невидимым, но милосердным небесам.
– Пресвятую, Пречистую, Преблагословенную, – в колеблющемся свете факелов, разгонявших ночную мглу, взывал Степан. – Славную Владычицу нашу Богородицу и Приснодеву Марию, со всеми святыми помянувши, сами себя, и друг друга, и весь живот наш Христу Богу предадим!
После благодарственных молитв все встали на ноги, а затем Степан не дал людям ни минуты передышки до самого рассвета. Осмотреть окрестности в темноте не удавалось, но ясно было, что берег совсем близко и нужно его найти.
Когда берег обнаружили на ощупь, капитан распорядился немедленно снять с брига все, что только можно, и перетащить на берег. Корабль застрял на камнях в мелководье, и волны в бухте сильной не было, но рисковать он не желал. Ветер может усилиться, вода может прибывать, и корабль снова снесет на глубину, где он непременно затонет. Значит, все имущество с корабля должно быть вытащено.
Люди заволновались. Они устали от собственного страха, были измучены и валились с ног. Сейчас им больше всего хотелось сбежать с брига на берег, зажечь костры и повалиться спать. Но позволить им это означало бы рисковать всем имуществом корабля. Степан был тверд и даже раздал несколько затрещин тем членам команды, которые медлили с исполнением приказа. Правда, таких оказалось немного: недавний эпизод с Ипатом и Агафоном был убедителен.
А перетаскивать нужно было очень многое. Несколько человек встали редкой цепочкой по пояс в воде, освещая путь от брига до берега. Остальные принялись за тяжелый труд.
– Сначала – пушки, – распорядился Степан. – Затем пороховой запас, да будьте осторожны, чтоб не замочить по дороге.
Разгрузка закончилась лишь на рассвете, когда с востока на небе появилась тонкая светло-розовая линия. Только тогда все оказалось складированным на каменистом берегу.
Развели костры, наспех собрав из прибрежных кустов валежник и клочья сухой травы. Едва огонь разгорелся, мокрые и обледеневшие люди получили возможность уснуть тревожным сном. Степан намеревался выставить караул, но понял, что это бессмысленно – среди членов экипажа не было ни одного человека, который не заснул бы теперь. Капитан судил об этом по себе: глаза закрывались сами собой, а все тело было как ватное.
– Будь, что будет, – решил он, засыпая. – Если нам не было суждено погибнуть в море, то, авось, не погибнем и теперь.
Хворосту и валежника было собрано мало, так что разведенные костры довольно скоро погасли. Никто этого не заметил, но утром сразу же пришлось идти за топливом снова.
Солнце взошло уже высоко, его лучи били прямо в глаза, заставляя проснуться. Люди садились, жмурились, с ужасом вспоминая о прошедшей ночи и радуясь чудесному своему спасению.
Теперь, в свете дня настала пора оглядеться. Бухта была небольшая, заросшая лесом по берегам. В некоторых местах сквозь зелень проступали скалы – берег выглядел довольно крутым. С трепещущим сердцем приблизился Степан к «Святой Деве»: страшно было убедиться в том, что корабль – их верный надежный бриг, их надежда – развалился на части, растерзанный поганым колдовским цветком – последним приветом от капитана Хагена.
Но нет: корабль стоял между прибрежными камнями, наполовину погрузившись в воду, однако оставался целым. Прыгая с камня на камень, Степан приблизился к пострадавшему борту брига, чтобы осмотреть зияющую дыру. Взглянул – и ахнул. Мерзкий цветок увядал буквально на глазах! Его длинные-предлинные корни, перевязанные лаврентьевскими колдовскими ленточками, съежились, почернели и бессильно обвисли.
– Ага, – сказал себе Степан с удовлетворением, если не с гордостью за своего друга. – Так, значит, колдовство нашло на колдовство, и сила моего Лаврентия тоже оказалась не совсем слабой. Кто знает, каковы были бы размеры дыры в борту, если бы не эти ленточки! Может быть, не повяжи их Лаврентий вовремя, мы пошли бы ко дну гораздо раньше, чем достигли этого спасительного острова.
– Подействовало? – послышался сзади голос карельского колдуна. – Так я и думал! Просто поздновато я их повязал. Знать бы раньше – вообще уморили бы эту гадость в самом начале. Лучше наших заговоров ничего нет, а уж если освятить травами из святилища, то куда там Хагену со своей магией…