– Книга эта готовилась как подарок Павлу Первому, но костромичи опоздали, – убитым голосом начал Полевский. – Ночью двенадцатого марта, когда посольство уже выехало в столицу, Павел был убит. Подарок вернулся, но уничтожить его ни у кого не поднялась рука. Книга хранилась у доверенных священнослужителей, хотя, простите за неточность, этот порядок был заведен не сразу. Сначала она вообще лежала в столе губернатора, пока он не решил передать ее церкви. Долгое время книга находилась в кафедральном соборе, а уже после революции – не сразу, а когда начались гонения на служителей – было решено распределить церковные ценности между верными батюшками. Так книга оказалась у отца Сергия, настоятеля Всехсвятской церкви, а когда храм снесли, перебралась вместе с ним в храм Бориса и Глеба.
– Как раз туда, куда ходил… ммм… некто Александр Дмитриевич Самарин. Это имя постоянно упоминается в материалах.
– Самарин не просто пользовался доверием, он был своим, понимаете? Поэтому, когда встал вопрос о том, кому передать сокровища, если возникнет прямая угроза уничтожения священников, сомнений ни у кого не возникло.
– Но ведь Самарина самого могли убить, как я понял из материалов.
– Да, он был арестован, но его вскоре выпустили, и отец Сергий счел это хорошим признаком.
– Думал, что больше не тронут? Наивный этот ваш батюшка! – усмехнулся Селезнев.
– Не он один. Многие верили в справедливость новой власти, – думая о том, как низко он пал в глазах полиции, ответил Юрий Витальевич.
– И Самарин тоже. Иначе не стал бы брать на себя ответственность, – взглянув на понурого Полевского, добавил Самсонов.
– Этого я утверждать не берусь, но когда Александр Дмитриевич оказался в больнице, то всерьез задумался, кто станет следующим хранителем. Вот почему Разбегов поручил установить все связи Самарина. Сокамерники отпали, оставались товарищи по палате. Я нашел только Гребушкова, но тут повезло. По мере изучения его биографии я понял: он подходил для этой миссии идеально. Очень набожный, убежденный монархист, хоть и из рабочих. Но, главное, тоже был прихожанином храма Бориса и Глеба. Лучшей кандидатуры Самарин выбрать не мог. К тому же какой у Александра Дмитриевича был выбор? Он при смерти, вокруг никого, кроме двух слабых женщин – дочери и свояченицы. Не мог же он уйти, не передав тайну клада. Хотя для него это вовсе не клад, а скорее миссия по сохранению духовных сокровищ. Ведь в книге главное не переплет, а то, что внутри ценнейшая рукопись – Послания апостола Павла.
– Это мы поняли. Что дальше?
– Ну а дальше я стал копать уже целенаправленно и постепенно составил примерную картину.
– Ну и как она выглядит, ваша картина?
Юрий Витальевич с тоской посмотрел в окно. Подоконник был до половины закидан толстыми папками, существенно сократившими обзор, и Полевский вдруг подумал, что понимает смысл выражения «небо с овчинку».
– В больнице Самарин раскрыл Гребушкову свой замысел, и тот согласился. Ему были переданы координаты места, где находилась книга.
– Кроме подарка императору там было что-то еще?
– По моим предположениям, да.
– Что конкретно?
– Не знаю.
– Но уверены?
– Я же сказал: предполагаю. Узнать точно можно будет, только отыскав клад.
– Да, интересная тема наклевывается. Уже не только книга, но и неизвестные артефакты.
– Поверьте, это как раз неважно. Книга – вот настоящая драгоценность! И в культурном, и в историческом плане. Я уж не говорю о стоимости! Золото! Чистейшей воды бриллианты!
Помимо его воли прозвучало это так восторженно, что Самсонов, наклонившись к Полевскому, неожиданно спросил:
– Вы намеревались ее продать, в случае, если найдете?
Юрий Витальевич оторопел. Так вот, значит, к чему они ведут? А он-то гадал, чем их заинтересовали материалы на флешке. Теперь ему конец. Сейчас объявят, что он собирался убить своего учителя.
– Нет! – почти закричал он, с ужасом глядя на полицейских. – Не собирался! Не думал даже! Я просто, просто… хотел совершить научное открытие, поэтому и…
– Решили украсть его у своего научного руководителя, – закончил фразу Селезнев.
На лице Полевского появилась краска стыда, но забиваться в щель под плинтусом ему все же не хотелось. Он точно не хотел никого убивать, надо только это доказать!
– Я не собирался ни убивать, ни подсиживать Савелия Игоревича, – выпрямившись, насколько позволяла спинка стула, заявил Юрий Витальевич. – Я хотел разделить успех, ведь мой вклад был немалым. Разыскать информацию о таком известнейшем на всю Россию человеке, как Самарин, – одно, а попробуйте раскопать что-нибудь об обыкновенном рабочем. Это архитрудная задача!
Не дослушав, Савельев поднялся и направился к столику, где стоял чайник. Самсонов, напротив, пододвинулся к нему вместе со стулом.
«Сейчас будет склонять к чистосердечному признанию», – подумал Полевский, но капитан спросил совершенно о другом:
– А лично у вас есть версия, где могли храниться церковные ценности?
– В каком-то месте, которое запиралось на ключ.
– На ключ? С чего вы взяли?
– В мемуарах Елизаветы Александровны, дочери Самарина, есть упоминание о том, что отец не расставался с двумя ключами. Даже взял с собой в больницу. Это весьма важное доказательство, ведь увозили Александра Дмитриевича со страшными болями. Он был почти без сознания, а про ключи не забыл. Когда же ей позволили забрать тело отца, ключей при нем не было. Елизавета Александровна упомянула об этом вскользь и больше к этой теме не возвращалась.
– Хотите сказать, она ничего не знала о ценностях? Отец ей не доверял? Почему не передал миссию родной дочери? Не надеялся, что справится?
– Они были очень близки, очень! И Самарин полностью доверял ей! Как и Александре Саввишне! Но он прекрасно понимал, какую ношу возложит на их плечи. Это же смертельно опасно, понимаете?
– А поручить почти незнакомому человеку лучше? – подал голос Селезнев. – Гребушков мог донести на Самарина. Тогда пострадала бы и вся семья. К тому же кто мог гарантировать, что Гребушков не соблазнится богатством и просто не загонит вещички по спекулятивной цене?
– Да, вопросов много, а ответов у меня пока нет, – со вздохом согласился Юрий Витальевич. – Но это и неважно.
– То есть вы уверены, что Самарин передал право хранить ценности именно Гребушкову и никому больше? Почему? – перебил Селезнев.
– Именно Гребушков их перепрятал.
– В смысле перепрятал? – оторопело спросил Самсонов.
Селезнев бросил возню по приготовлению чая, подбежал и сел, уставившись на него.
– Ну-ка, поподробней с этого места, Юрий Витальевич.
– Эта часть версии принадлежит Савелию Игоревичу. Судя по записям, он считал, что с определенного момента хранить ценности там, куда спрятал Самарин, стало опасно, и Гребушков решил перенести их в более надежное место. Видимо, в какой-то момент его манипуляции засекли милиционеры. Гребушков был арестован как нарушитель общественного спокойствия и привлечен за нахождение в неположенное время в нетрезвом виде.
– При каких обстоятельствах это случилось?
– Рьяные дружинники задержали его ночью недалеко от Александро-Невского кладбища.
– Это где у нас такое?
– На этом месте сейчас установлен Вечный огонь, но осталось и несколько захоронений. В том числе Александра Самарина.
– Понятно. Так его возле могилы Самарина застукали?
– Неподалеку.
– И что здесь криминального? За что его взяли? За пьянку?
– Он был с ног до головы в грязи, а когда окликнули, пытался скрыться.
– Подождите, – нахмурился Самсонов. – С чего вы взяли, что он в ту ночь перепрятывал клад? Не вижу смысла. Мог просто упасть и измазаться. К тому же был пьян.
– Я установил, что Гребушков не пил. Вообще. У него была тяжелая форма язвы. С ней он и попал в больницу в тридцать втором, когда познакомился с Самариным.
– Прикинулся, значит? Чтобы подозрения от себя отвести. Что, мол, взять с пьяного.
– При этом жили Гребушковы в Ипатьевском монастыре, – кивнул Полевский. – То есть совсем в другом месте.
– А чего они делали в монастыре? Там же только монахи могли жить? – удивился Селезнев.
– Никаких монахов к тому времени в Ипатии не было, – неприязненным тоном сообщил Полевский. – Монастырские постройки были приспособлены для проживания рабочих костромских текстильных предприятий, на одном из которых работал Гребушков. Тут же, кстати, размещались детский приют и военные казармы, а еще – стадион и танцплощадка. Общежития расселили только в середине пятидесятых, между прочим. Но это так, к сведению.
– А может такое быть, что Гребушков спрятал ценности в могиле Самарина? Не допускаете?
– Это первое, что приходит в голову. Но проверить невозможно. Могилы давно нет.
– То есть как нет? Есть же могила! Сам видел! – воскликнул Селезнев и посмотрел на Самсонова. – Я по парку на остановку хожу.
Тот, не отрываясь, смотрел на Полевского.
– Это символическое захоронение. Появилось несколько лет назад. Место выбрано приблизительно, не факт, что правильно.
– И все-таки это слабое доказательство, согласитесь?
– Есть еще. По милицейскому протоколу, обнаруженному Разбеговым, Гребушков был задержан третьего июля тридцать шестого года и выпущен через трое суток. А еще через два дня он отдал ключи, переданные ему Самариным, своему сыну.
– Зачем?
– Чтобы он ими играл. Они больше не были нужны, понимаете? Артефакты уже находились в другом месте.
– А это как узнали?
– Ключи до сих пор хранятся в семье Гребушковых. Как память о прадедушке. По семейной легенде тот был кузнецом и этими ключами запирал свою кузницу. Сказка такая.
– А что, ключи красивые?
– Обыкновенные. Один побольше, другой – маленький. Первый открывал помещение, я думаю, а второй – шкатулку, ящик или раку, например.
– Надо изъять. Вдруг пригодятся, – задумчиво произнес Селезнев.
Самсонов пожал плечами.