Договорить он не успел. В дверь постучали.
– Эй, хозяева! Откройте! Не бойтесь! Свои!
За дверью стояла пожилая пара.
– Здрасьте! – поздоровались они хором.
– Я внук Ивана Сильвестровича Чеченца. Домом владею по завещанию, – во избежание недоразумений быстро произнес Сергей и протянул руку.
Мужик с достоинством пожал ее, но сразу было видно, что в праве на дом сомневается.
– Погоди-ка. Ты, что ли, Сергей будешь? – вступила женщина.
Тот кивнул.
– То-то я гляжу, лицом вроде в чеченскую породу, – констатировала женщина и заглянула ему за спину.
– Заходите, пожалуйста, – спохватился Сергей.
Отнекиваться пара не стала.
– Мы соседи Ивану Сильвестровичу были. Я – Наталья Субботина, а это муж мой – Михаил. Наверное, ты нас не помнишь. Маленький был.
– Хорошо, что зашли. Угостить особо нечем, простите, но чем богаты.
– Да, Галина говорила, что ты будто за картошкой заходил, – усаживаясь за стол и поглядывая на Сашу, сообщила женщина.
– Саша, – назвалась та и взглянула на Сергея, не зная, как представиться.
– Жена моя, – закончил за нее Сергей и торопливо продолжил: – Мы тут фотографии разбираем. Хотим побольше узнать о родных. Может, поможете нам?
Пара дружно закивала.
– Поможем, чем можем. Мы ведь оба с самого рождения в Бураках, – сказал мужчина, пододвигая стакан с чаем.
Саша протянула женщине снимок.
– Здесь есть родственники Сергея?
– Ну а как же! У меня такая же есть, мамка всех показала. Вот впереди, видишь? Батюшка Сергий – Сильвестру брат, а твой, значит, двоюродный прадедушка. Только фамилия его была – Никольский. Такие священникам дают. А вот и Субботины. Мои родные дед с бабкой. А это – Смирновы. Их целый выводок. Человек десять.
– Так батюшка здесь жил?
– Нет, что ты. До революции в Костроме подвизался. К нам приехал, когда там совсем плохо стало. Послужил всего года три или четыре, а потом и его забрали, как водится.
И вздохнула.
– Откуда вы знаете? – недоверчиво поглядела на женщину Саша.
– Так я ж говорю: мне мамка рассказывала. Да и другие. Мы тут всех знаем, всех помним. Вот и твоего Сергея сразу узнали.
Саша покосилась на Чеченца. Он сидел с невозмутимым видом. На нее не смотрел, только на гостей.
– А где отец Сергий служил в Костроме, случайно не помните? Не было разговора?
Пара переглянулась.
– Не помню. Или… подожди… Наши вроде ездили к нему, но это ж когда было. Теперь никто не помнит.
– На горе церковь стояла, – сказал вдруг мужчина.
– На какой горе? В Костроме?
– Так ясно, что в Костроме. Ольга Смирнова рассказывала, будто он сам говорил, когда вернулся.
– Куда вернулся? – опешил Сергей.
– Так вернулся он в пятьдесят шестом. А через три года уже насовсем помер. В этом доме жил, у дочери с внуком.
Женщина поерзала на стуле и вдруг сказала:
– Мы ведь приглядывали за твоим домом. Иначе его давно бы уж по полешку раскатали. А так, видишь, все цело. Даже окна не побиты.
Сергей, думая о своем, не ответил. Саша толкнула его в бок.
– Спасибо вам огромное, – спохватился он и полез в карман. – Не обижайтесь. Примите от нас в качестве благодарности.
И протянул деньги. Все, какие были.
Женщина приняла подношение с достоинством.
– Мы хоть и не за деньги старались, а все же приятно. Спасибо.
– У меня еще просьба есть. Свечи поставьте за упокой всех Чеченцев, кого упомните.
– Это уж обязательно.
На том и распрощались.
Оставшись одни, Сергей с Сашей вернулись к документам, продолжая обсуждать услышанное.
– Теперь понятно, откуда у Ивана Ильича псалтирь, – блестя глазами, заявила Саша. – Уверена, что Сергий служил или во Всехсвятской, или в Бориса и Глеба. Они обе на горе стояли. И зашифровал в псалтири место тайника тоже он. Обсудить бы с Разбеговым. Жаль, что теперь на его помощь надеяться не приходится.
– А что с ним?
– Чуть под машину не угодил на переходе. По рассеянности на красный стал переходить. Надо будет навестить, только не знаю, пустят ли.
Вздохнув, она просмотрела и отложила в «ненужное» какую-то квитанцию.
– Как ты думаешь, Иван Ильич знал о тайнике?
Тот не ответил.
– Сергей, – тронула его за плечо Саша.
Спохватившись, он переспросил:
– Ты о чем?
– Он ничего не говорил про тайник? Хотя бы намеком.
– Нет. Возможно, не успел. Но с некоторых пор мне кажется, что он кого-то опасался.
– Почему же не обратился к тебе за помощью?
– Не был уверен, что опасность реальна, или не хотел впутывать. Не знаю. Возможно, он вообще ничего не знал и хранил псалтирь как память.
– А скажи мне одну вещь: где он ее хранил? В шкафу? На столе? Или, может быть, в комоде? Вещь, как ты сказал, памятная.
– Наверное, в хорошем месте.
– Где?
– Да черт его знает! Не на полу же она валялась!
– Но именно на полу я ее и нашла. Если точнее – под диваном! Что она, по-твоему, там делала?
– Читал, потом уснул, ну и… она упала.
– А мне кажется, что никуда она не падала. Он так спрятал ее. Псалтирь лежала не посредине и не с краю, а сбоку, у ножки и так, чтобы ее не было видно.
– Ты снова начала толкать конспирологические теории. Ничего себе – спрятал! Кто так прячет!
– Тот, кто знает, что ее будут искать! – отрезала Саша.
Сергей открыл рот, чтобы выдать очередной контраргумент, но замолчал и вдруг посмотрел на часы.
– Черт! Пора возвращаться. Собирайся, я заберу документы.
И тут Саша, которая считала, что Чеченец непременно будет уговаривать ее остаться ночевать, сказала:
– Жаль. Я хотела в храмы зайти. Ты обещал раздобыть ключи.
Ей показалось, что он взглянул досадливо. Что еще, дескать, за капризы!
– Ладно. В следующий раз.
Она отвернулась к столу и услышала:
– Попробую организовать ночлег. Только на шелковое белье рассчитывать не приходится.
– Я могу курткой твоей укрыться. А ты…
– Мне и так сойдет, – просто сказал он. – Я привык.
«Даже не спросил, будут ли они спать вместе», – удивилась Саша и почувствовала нечто похожее на разочарование.
Дальнейшие действия полностью лишили ее всяких иллюзий. Подтащив кровать к печке, Сергей сдернул насквозь пыльное одеяло, снял рубашку, постелил вместо простыни, кинул сверху ватник и, с удовлетворением оглядев устроенное походное ложе, поведя рукой, сказал:
– Все готово, мадам.
Сам лег на диване и укрылся краем уже просохшего покрывала.
– Спокойной ночи. Кто встанет первым, будит другого. Договорились?
– О'кей, – пискнула Саша из-под ватника.
Через минуту он уже спал.
Саша долго прислушивалась к его ровному дыханию, размышляя, почему Сергей все-таки не стал к ней приставать, и не заметила, как уснула, прижавшись спиной к теплому печному боку.
Кладбищенские ужасы
Ему было не привыкать возвращаться из кружка в темноте, хотя так долго он не задерживался ни разу. Можно, конечно, сесть на автобус, но через парк быстрее. Ну и пусть темно! В центре стоит мемориал, горит Вечный огонь, подальше часовня, а значит, идти не страшно. Народу тут, правда, ходит немного, но до людной улицы, на которой он жил, если быстрым шагом, всего минут десять.
Тема шагал по парку и думал о том, что сегодняшняя похвала тренера дорогого стоит. Через две недели отборочные соревнования, и если возьмут, то в сентябре он поедет на турнир по самбо в Ярославль, а это, как-никак, неплохое начало спортивной карьеры.
Он дошел почти до середины, когда слева зажегся слабый свет. Как будто фонариком кто-то водит туда-сюда. Следом послышался непонятный стук.
От неожиданности Тема замер на месте, глядя, как в неверном свете фонарика в глубине парка двигаются тени. Сколько и какие, он понять не мог, но теперь явственно слышал уже не просто стук, а скрежет.
В памяти вдруг всплыло все, что слышал об этом месте. Бабушка не так давно рассказывала, будто раньше тут было кладбище, на котором похоронены ее дед и бабка.
Из Теминой груди вырвался рев, и, не помня себя, он рванул по тропинке, плохо соображая, в какую сторону бежит – вперед или назад.
Пришел в себя, только оказавшись на территории заправки. Какой-то дядька с удивлением посмотрел на него и покрутил пальцем у виска. Теме было все равно. Тяжело дыша, он заскочил внутрь и юркнул в туалет. Поплескав в лицо холодной водой, Тема взглянул на себя в зеркало и не узнал своего лица. Трясущимися руками он вытащил сотовый и набрал мамин номер.
– Мама, мамочка, ты можешь меня встретить?
– Что случилось? – сразу закричала в трубку мать. – Ты где?
– Я на заправке.
– Какой заправке?
– Перед домом.
– В смысле? Которая через дорогу? – растерянно переспросила она.
– Да. Пожалуйста, мамочка, забери меня отсюда. Я тебя очень прошу.
Мамин голос зазвенел, как натянутая струна.
– Уже иду. Оставайся на месте и ни с кем не разговаривай, понял?
Он и не собирался ни с кем разговаривать. До прихода матери просидел, запершись, в туалете.
Чтобы он хоть раз еще пошел через кладбище! Да никогда в жизни!
Прямо на крыльце Селезнев натолкнулся на Миронова, опера, с которым на заре туманной юности проходили однажды повышение квалификации.
– Слушай, Лебедева не видел? У меня к нему дело.
– У начальства, – скучным голосом ответил тот.
– За что мылят?
– Да вандалы на старом кладбище порезвились.
– Это на каком?
– Недалеко от мемориала. Чего там искали, непонятно. Давно уже все захоронения снесли, а вот поди ж ты: неймется кому-то!
– Подростки, как пить дать!
– Да чего они там найти собирались?
– Кости, черепа… Балуются просто.
– Сволочи! Теперь начальство задолбает, что не углядели.
– Так мне его ждать?
– Ну подожди у нас. Вернусь минут через десять, расскажешь, что там у вас новенького.
– Да некогда мне рассиживаться! Самсонов ждет.