— А теперь пойдем ко мне, и я с тобой поговорю, скотина. Меня без двадцати пяти рублей оставил!
37
Князь, а за ним Маркел вошли вначале в сени, а дальше мимо сторожей с серебряными бердышами в ту же самую горницу, в которой Маркел уже был и которая, как он вскоре узнал, называлась Ответная. Там князь сел на ту же, покрытую тем же ковром лавку, снял выходную шапку и вместо нее надел домашнюю, легкую.
— Упарился с тобой! — сказал он при этом. — Такие деньги псу под хвост!
Маркел молчал. Князь посмотрел на стол, наверное, искал орехи, но стол был пуст, и князь, пожевав губами, опять заговорил, обращаясь к Маркелу:
— Разгневал ты меня сегодня. Нехорошо было так делать. Надо же предупреждать! А то я сплю, вдруг меня будят и говорят: злодея привезли, убитого, пятьдесят рублей за него просят. Знаешь, что я тогда подумал?
Маркел стал смотреть в пол.
— Вот, правильно! Теперь молчи! — сердито сказал князь. — Раньше надо было говорить! — Но, так как Маркел опять не отозвался, князь уже простым, без всякой злости голосом спросил: — Где ты со Шкандыбиным стакнулся?
— Да вот, — ответил, тяжело вздохнув, Маркел, — от тебя, князь, вчера вышел, дай, думаю, схожу под Бельских, гляну к ним через забор, может, чего и высмотрю. Глянул, а там этот убивец. Со Шкандыбиным. Стоят и лясы точат.
— И ты сразу за нож? — сказал князь. — И через тын! — Маркел согласно кивнул. — А там они тебе по голове. И в клеть. И пытать. И ты понес чего ни попадя. Так?
— Так, — сказал Маркел.
— И ничего умнее не придумал, как пообещать от меня денег.
Маркел тяжко вздохнул и сказал:
— Да кто же мог подумать, что они своего же зарежут?
— А чего было не резать? — сказал князь. — Зарезал — концы в воду. А к нам привез, так еще и продал, на двадцать пять рублей разбогател. А как мне теперь ходить? — И князь указал на то место, где у него раньше была пуговица.
— Это еще можно вернуть, — сказал Маркел.
— Как? — недовольно спросил князь.
— А пойти к ним и сказать, что мы заводим на них дело. Что они человека зарезали и похвалялись этим, возили в санях и вымогали за него.
— А я почему им деньги дал? — спросил князь.
— Ну… — только и сказал Маркел.
— Потому что я с ними в стачке? — продолжал уже опять сердито князь. — А если я скажу, что это Шкандыбин убил, знаешь, что они мне на это ответят? Что никто его не убивал, а они его под забором нашли и сразу его узнали, потому что ты им еще раньше про него рассказывал и сулил большие деньги. Вот они на них и покусились и повезли его к тебе, а ты стал отпираться, зубы скалить. Значит, скажут, это ты его убил! И дальше скажут: надо заводить на тебя дело. И что я им в ответ скажу? А ничего! Потому что… А! — только и сказал князь и махнул рукой. После снял шапочку, повертел ею перед собой, после опять надел. Маркел молчал. — Вот так-то, сокол мой, — сердито сказал князь. — Москва, это тебе не Рославль, тут люди зубастые. Так что и ты зубы расти, пока не поздно. А какие зубы уже выросли, те береги, смотри, чтобы не выбили.
Маркел тяжко и уже в который раз вздохнул. Князь усмехнулся, сказал:
— Ладно, чего это я… Я в твои годы тоже был простым, как пень, только потом пошел в рост. Но про это в другой раз. А теперь вот что. День и ночь тебя здесь не было. Что ты за это время сделал? Узнал, куда Трофим ходил?
— Узнал.
— Ого! — обрадовался князь. — Ну, и куда?
— К ведьме одной. В Белый город.
— И ты был там? Или ты про это только слышал?
— Был.
— И что видел?
— Что зарезали ту ведьму. Лежала она вся в крови, и возле нее нож валялся.
— И больше никого там не было?
— Была одна карлица. Пьяная.
— И что та карлица?
— Убить меня хотела.
— Но, вижу, не убила. А что еще? Говорила она что-нибудь?
— Говорила. Что дядя Трофим к ним приходил, и эта ведьма ему нагадала, что тот человек, который вдруг помер и про которого мы знать хотим, помер от деревянной шапки.
— Как это деревянной?
— Шахматной.
— Шахматной? — еще сильнее удивился князь. — Кто тебе это сказал?
— Родька Биркин.
— Родька-игруля, знаю… Царев шут! И что, он, что ли, и убил?
— Нет. А он только сказал, что, как только царь взялся за шахмату, за белого цесаря, так сразу и помер. И что этот цесарь, может, заколдованный, и от него и смерть.
— А кто его заколдовал?
— Пока не знаю.
— А где сам цесарь?
— А он, когда царь упал, под лавку закатился.
— А из-под лавки?
— Его Савва вымел.
— Савва, что ли, Хренов?
— Может, и Хренов, я не знаю. Но вымел он. А Бельский, как только это увидел, сразу стал орать: «Сожги его, сожги, может, на нем порча!» И Савва бросил цесаря в огонь, в печь в царской комнате. И закрыл заслонку.
— Да-а-а! — сказал князь, глядя вверх по сторонам. — Грехи наши тяж…
И замолчал и посмотрел на Маркела. После усмехнулся и прибавил:
— Но, чую, что это еще не все. А что было дальше?
— А как только Бельский вышел, Савва тогда сразу в печь и достал оттуда цесаря. Вот он!
И Маркел подал князю цесаря. Князь взял его, долго рассматривал, вертел и так и сяк, а после спросил:
— А где же его шапка?
— Отгорела, — ответил Маркел. — Но есть мастер Жонкин. Это он цесаря точил. Токарь с английского подворья. Надо к нему сходить и выведать, может, даже очень строго, не вделывал ли он ему в шапку какого секрета.
— Это да! — сказал, подумав, князь. — Это ты верно придумал… А Бельский как забегал, пес! Ага, ага! — И князь хищно заулыбался. Потом, все продолжая улыбаться, прибавил: — Ну, так и сходил бы к тому Жонкину.
— Кто же меня туда впустит? Подворье же!
— И это тоже верно, — сказал князь. — Но ладно! Это тебе Ададуров подскажет. Он там много раз бывал, он там всех знает.
— Станет мне Ададуров подсказывать…
— Станет, если я ему велю.
— А, ну тогда другое дело.
— Вот так, — сказал князь, улыбаясь. Потом вдруг спросил: — А ты хоть ел сегодня? А ночью хоть спал?
Маркел молчал.
— Тогда сходи пока домой, перекуси, приляг, — сказал князь мягким, добрым голосом, — а мы Ададурова к тебе пришлем. — Тут он вернул шахмату Маркелу и прибавил: — Ступай! Бог в помощь.
Маркел поклонился и вышел. И уже в сенях подумал: а могли бы и здесь покормить, вон какой дух стоит, да от вас разве дождешься?
38
Сойдя с крыльца, Маркел повернул налево, обогнул хоромы и вышел на задний князя Семена двор. Там он еще раз повернул, подошел к поварне и велел позвать Герасима. Вышел Герасим, княжий повар, и Маркел сказал, чтобы к нему, то есть к дяде Трофиму, принесли чего-нибудь поесть.
— Сегодня постный день, — сказал Герасим.
— Неси постного, — сказал Маркел. Спохватился и прибавил: — И сластей.
— Сластей — это к Демьянихе, — сказал Герасим.
— Вот у нее и возьмешь, — сказал Маркел. — Некогда мне к ней ходить! Меня боярин ждет.
— Ладно, — сказал Герасим, усмехаясь. — А каких сластей?
— Каких, каких! — рассердился Маркел. — Ну, калачей слащеных. Ну, кваса медового.
И еще сильнее покраснел, подумав, что ему только к Демьянихе и не хватало. Особенно сейчас, ага! А Герасим, еще пуще усмехаясь, сказал, что все будет исполнено, пускай Маркел не сомневается. Маркел развернулся и пошел к себе. Там он поднялся на помост и, проходя мимо Параскиной двери, остановился и прислушался, но ничего не услышал. Тогда он прошел дальше.
У него, то есть, конечно, у дяди Трофима было пусто и не топлено. Маркел походил туда-сюда, сел возле печи и сердито подумал: вот же привяжется, царя убили, чего только вокруг не случилось, а ему все Параска да Параска. Правильно мать говорила: не езди, сынок, в Москву, окрутят тебя там…
И это тоже ни на миг покоя не дает! Маркел встал, взял кресало, высек огонь, зажег плошку. Стало светлей и веселей.
Раскрылась дверь, и баба принесла еды. Сразу за ней вошла вторая баба и принесла сластей — слащеных калачей, как и велел Маркел, и медового квасу. Маркел подождал, пока они это разложат и расставят, а после еще подождал, пока они уйдут, и только уже тогда подошел к столу, выбрал самый румяный калач, спрятал его за спину, вышел на помост и свободной рукой постучался к Параске.
Почти сразу же открылась дверь и вышла Нюська.
— А мамка где? — спросил Маркел.
— Зачем она тебе? — ответила Нюська.
— Так просто, — сказал Маркел. И поспешно прибавил: — А это тебе!
И подал ей калач.
— Мне от чужих ничего брать не велено, — строго сказала Нюська.
— Какой я чужой? — сказал Маркел. — Я свой! На одном крыльце живем.
Нюська нехотя взяла калач. Сказала:
— Ладно. Скажу, что ты мне грозил.
Сказав это, Нюська надкусила калач.
— Ну, как? — спросил Маркел.
— Так себе, — ответила Нюська. Ела она без особой охоты. Потом еще прибавила: — Меня утром царица угощала. Вот то были калачи так калачи.
— А ты что, царицу видела? — спросил Маркел.
— А что здесь такого? — ответила Нюська. — Я ее почитай каждый день вижу. Мамка же там служит при боярыне, при этой змее Телятевской, а Телятевская у государыни в ближних. Там, считай что, и живет.
— А у меня квас есть, — сказал Маркел. — Медовый. Пойдем, квасу налью. Или ты меня боишься?
— Может, и боюсь, — сказала Нюська. — А квасу выпью.
Они вошли к Маркелу. Нюська сама села, где ей нравилось. Маркел налил ей квасу и подал миску с калачами. А после сел сам, пододвинул к себе пустых щей, взял хлеба и начал есть. Сперва они оба ели молча, а после Маркел спросил:
— Так мамка еще в тереме?
— Ага, — ответила Нюська. — У царицы. И придет нескоро. — Помолчала и прибавила: — Много у них там суеты сегодня. День же какой! Царя хотели хоронить, да не заладилось. Еще не решили, кого после него царем кричать: нашего или того, не нашего.
— Не нашего — это Феодора? — спросил Маркел.