ересоваться прокуратура. Удивительным было течение болезни и выздоровление.
Врачи наотрез отказывались пустить представителей прокуратуры к одру. По их словам, это могло только ухудшить состояние больного, что, в общем, тоже не вызывает сомнений. Потом состояние больного ухудшилось до такой степени, что дальнейшее лечение в России не представлялось возможным даже в самой элитной клинике. В России нет необходимого оборудования, а завезти его вовремя даже с деньгами Бориса Сигизмундовича не успевали.
Нужное медицинское оборудование имелось в Англии.
Из Англии прилетел специальный санитарный самолет и обученный персонал, Бориса Сигизмундовича в самолет погрузили (без сотрудников прокуратуры и каких-либо других правоохранительных органов России) и переправили в Лондон, где он очень быстро пошел на поправку.
В дальнейшем Борис Сигизмундович очень активно рекламировал английскую медицину и во всех интервью (независимо от темы) выражал восторг ее уровнем.
С тех пор Борис Сигизмундович проживает в Англии и вроде бы лелеет мечту устроить в России переворот. По-моему, его совершенно не волнует, чьими силами он будет совершен. Это может быть революция геев и лесбиянок или футбольных фанатов – главное, чтобы была. Доброчинский постоянно спонсирует отряды русских лиц нетрадиционной сексуальной ориентации и каких-то политических неформалов, делая мелкие пакости русским властям.
И ведь еще ни в одной стране такой революции не было! Борис Сигизмундович – человек тщеславный, хочет войти в историю (скорее – пролезть) и ни в коем случае не хочет, чтобы его забывали на родине. Поэтому всеми силами старается о себе напоминать.
Меня жизнь сталкивала с его родным братом Сигизмундом Сигизмундовичем, который проживает в России, представляется серьезным бизнесменом, который платит налоги, а против властей никогда не шел. Этот Доброчинский как раз, наоборот, всячески демонстрирует свою лояльность при любой возможности (только никак не может уговорить брата-диссидента приехать для общения с представителями прокуратуры). Однако мое личное общение с Сигизмундом Сигизмундовичем показало, что этот «серьезный бизнесмен» будет еще почище диссидента. Просто он умнее и хитрее, а его бизнес не менее криминален.
Но я также знала, что олигарх-диссидент Борис Сигизмундович очень хочет вернуться на родину и никак не может придумать способ сделать это так, чтобы остаться жить в Питере, а не направиться в принудительном порядке за счет государства в северном или восточном направлении.
Почему бы мне не сделать доброе дело и не предложить ему такой способ?
Конечно, я не могла быть уверена, что все выгорит и удастся договориться со всеми сторонами, но почему бы не попробовать? По крайней мере, себе я обеспечу материал для статей. А это меня, естественно, волновало больше всего.
Однако вначале следовало посмотреть коллекцию, и в ближайшие выходные, то есть в пятницу вечером, мы с фотографом отправились в поместье дяди Ричарда.
Глава 2
Ужинали мы вчетвером – фотограф, я и дядя Ричард с некоей Дашей, очаровательной русской акулой, впившейся молодыми острыми зубками в англичанина средних лет. Правда, Дашенька еще, вероятно, не знала, что дядю Ричарда так просто не возьмешь и он ни одну женщину не любил так, как своих кобыл.
Дашенька прекрасно говорила на английском языке в дополнение к обворожительной внешности. У нее были длинные черные волосы, черные брови и при этом голубые, почти прозрачные глаза. Линзы имели бы другой цвет. Правда, губы, по-моему, были гелевыми. Но не может же все в человеке быть идеальным? Пышная грудь, осиная талия и умеренно широкие бедра делали девушку еще более привлекательной для мужчин. Я дала бы ей года двадцать три. Одета была на первый взгляд просто, на второй – очень дорого. О лошадях знала много.
Она заявила, что является моей коллегой и работает в одном русском женском журнале, где освещает театральные премьеры, выставки, вернисажи. А откуда тогда интерес к лошадям? – хотелось спросить мне, но я пока сдержалась.
Ричард познакомился с Дашенькой на скачках, куда она, по ее словам, не могла не сходить, оказавшись в Англии в командировке.
– А у нас вы что освещаете? – тут же спросила я.
– Так сейчас же у вас гастролируют два наших театра – балетный и драматический. К тому же я не только отправляю статьи в Россию, но и работаю на синхронном переводе в театре. Вы же знаете, что при гастролях иностранных театров зрителям выдают наушники, где идет перевод на язык страны, в которой проходят гастроли? Ведь наши артисты играют на русском.
Об этом я слышала впервые, вернее, никогда даже не задумывалась на эту тему, да и мысли пойти на гастроли русского драматического театра в Англии у меня не появлялось. Признаюсь честно: о русской драматургии имею весьма смутное представление, как о классической, так и о современной. Мои русские знакомые ею не интересуются. Моих английских читателей интересуют совсем другие новости о русских.
Я практически не сомневалась, что Дашенька приехала в Англию на личные гастроли, но также была уверена в благоразумии своего дяди.
За ужином коллекция не была упомянута ни разу, как и истинная цель нашего с фотографом визита.
Ее мы с фотографом осматривали на следующий день. Нас сопровождал один Ричард. Дашенька отбыла в Лондон, чему я радовалась. Не хотела при ней задавать Ричарду никакие вопросы. А они обязательно должны были возникнуть.
Мой дядя Ричард Воротынски является потомком русского стольника, князя Алексея Ивановича Воротынского – по крайней мере, с этого князя история семьи известна и записана. Моя ветвь к ним не имеет никакого отношения. Лучше всех из Воротынских известен князь, боярин и воевода Михаил Иванович, который в 1572 году нанес поражение крымским татарам в Молодинской битве, потом был обвинен в измене и умер от пыток. Правда, дядя Ричард не был уверен в родстве с именно этим Воротынским. Он даже нанимал какого-то русского историка для изучения архивных данных, и, к сожалению, точных подтверждений родства найти не удалось. Однако генеалогическое древо с Алексея Ивановича подтверждается.
Дедушка дяди Ричарда, бежавший из России примерно в одно время с моей прабабушкой, вывез, в частности, содержимое крестовой Алексея Ивановича, которое в их семье передавалось из поколения в поколение.
У нас с фотографом тут же возник вопрос, что такое «крестовая».
Дядя Ричард пояснил, что это комната во дворце или богатом доме, где самыми главными предметами поклонения были кресты (на что указывает название), то есть домашняя святыня. Кресты накапливались у каждого хозяина (речь, конечно, идет о богатых людях) на протяжении жизни, начиная с получаемых в подарок при крещении (такие подарки были приняты в те годы). То есть первый крест – тельник, ныне именуемый нательным, – носили на теле, остальные хранились в крестовой. Потом добавлялись кресты, которые родители, родственники и какие-то важные лица дарили в связи с различными праздниками и событиями жизни. В крестовую также помещались священные предметы, приносимые паломниками, дары попов и монахов, приезжавших в Москву и останавливавшихся в доме. Самые богатые крестовые, конечно, были у русских царей – там собиралось наибольшее количество подарков.
В крестовой держали и иконы, и мощи, и свечи, и воск, и просто камни со Святой земли. Некоторые предметы могли лечить от чего-то конкретного и в таких случаях возлагались на тело именно в крестовой. Например, Иван Грозный хранил в крестовой зуб Антипия Великого (святой Антипий считался исцелителем от зубной боли), и царь возлагал его на себя при молении вместе с крестами.
У моего дяди Ричарда никаких зубов не хранилось, только разнообразные кресты. Они были золотыми гладкими, золотыми с распятием, наведенным чернью, с литыми распятиями, с вырезанным образом Спаса, сапфировыми, украшенными жемчугами. Коллекция впечатляла. Я никогда ее раньше не видела.
– Цена определяется исторической ценностью, возрастом и, конечно, уникальной работой, – пояснил Ричард. – Признаться, я думал, что она потянет на десять миллионов долларов, а оказалось в пять раз больше. У меня есть документы, подтверждающие мое происхождение от Алексея Воротынского. Сохранилось описание его крестовой – не зря я тогда русского историка нанимал. Здесь, правда, больше крестов, чем в том описании. Вероятно, их добавили потомки. Нет двух икон, свечей…
– Свечи за столько лет могли ссохнуться, – заметила я. – Да и повез бы твой дед свечи из России? В особенности когда имелись более ценные предметы.
– А почему вы не хотите продать все это церкви? – спросил фотограф, введенный мною в курс дела.
– Во-первых, церкви не продают, во-вторых, я считаю это музейными ценностями и хочу, чтобы ими могли любоваться представители всех конфессий и атеисты, в-третьих, эти кресты всегда хранились в доме. Я же объяснял, что это содержимое крестовой. Да, у царей имелись крестовые попы и крестовые дьяки, которые служили у подобных крестов, но комната все-таки предназначалась для уединенного моления, для «домашней молитвы».
– Ты уверен, что хочешь продать всю коллекцию, а не часть? – уточнила я.
– Она стоит гораздо больше целиком, чем каждый предмет по отдельности. Вон, посмотри, в нее входят деревянные кресты. Они не имеют большой ценности сами по себе. Золотые, конечно, имеют, в особенности если учесть, сколько в них золота и какой пробы. Но… В общем, я принял решение, Бонни. И ведь у меня остаются еще кое-какие вещицы, вывезенные дедушкой.
Дядя Ричард мне хитро улыбнулся. Я тоже улыбнулась, вспоминая, сколько всего успела прихватить моя прабабушка.
– Даша видела коллекцию? – прямо спросила я у дяди.
– Ты меня идиотом считаешь? – посмотрел он на меня. – Она вообще не знает о ее существовании.
– А как вы объяснили наш приезд? – спросил фотограф.
– Зачем мне кому-то объяснять приезд племянницы? К тому же Дашенька скоро отбудет в Россию.