Несс был первой остановкой в путешествии, которое включало в себя порядка тридцати планет: Ванахейм, Авлос, Картею, Перфугиум… некоторые были стратегически важными пунктами, другие были разрушены Бледными. После утраты контроля над Вуалью крайне важно было укрепить имперские территории в Центавре. Падение Маринуса было колоссальным ударом, поставившим крест на новых завоеваниях в Наугольнике.
Мы потеряли десятки планет.
– Нужно навести порядок на фронтире, – заявил его величество.
– Мы уже подготовили для вас отчеты о текущем положении дел, – ответил Кароль Венанциан.
– Хорошо, – кивнул император, но тон его был суровым. – Кароль, нам сообщили, что вам не хватает людей.
– Не то чтобы не хватает, ваше величество… – Магнарх, очевидно, нахмурился, хотя я и не видел его лица. – Но наш флот понес существенные потери. В хранилищах легиона на Гододине, Перфугиуме и так далее достаточно солдат, но без кораблей от них мало толку. Мы строим так быстро, как можем.
Его слова как бы подчеркивал бледный монолит верфи, на целую милю взметнувшийся над космодромом и производивший впечатление отчужденности, как бывает, когда смотришь на далекие горы.
– Сьельсины стали использовать хитрые военные уловки, – сказал Венанциан. – За последние восемьдесят лет они уничтожили в этом секторе две верфи. Могли помешать и производству топлива на Эйкане, если бы я вовремя не среагировал.
– Khun! – тихо выругалась Валка и добавила, также на родном языке: – И чем же он отличился?
– Брось, – успокоил я ее.
– Марло!
Услышав свое имя, я обернулся.
С фрегата постепенно сходили остальные члены императорской команды. Привычные логофеты, схоласты, клирики Капеллы влились в процессию за императором, оставив военных советников в красных и белых беретах и черной форме офицеров флота замыкать ее. Пару человек я узнал – это были стратеги, заседавшие в совете разведки с Августином Бурбоном и Лорканом Брааноком. Легаты – центаврийские коммандеры, прибывшие по приглашению императора, – были мне незнакомы.
Но кого я точно никогда и нигде ни с кем бы не спутал, так это трибуна Бассандера Лина.
Мандарийский офицер-патриций приковылял ко мне, тяжело опираясь на ясеневую трость и кривясь с каждым шагом. В битве против генерала-вайядана Бахудде на Беренике он переломал почти все кости, и даже лучшие имперские врачи не восстановили его былую подвижность. То, что он вообще смог ходить, многое говорило о достижениях нашей медицины. А то, что он не ушел с военной службы, многое говорило о характере Бассандера Лина.
– Лин! – коротко отсалютовал я ему. – Удивлен, что вы здесь. Думал, Четыреста тридцать седьмой уже далеко за Сетом.
Трибун ответил мне тем же приветствием:
– После Береники Четыреста тридцать седьмой переформировали. Сменщик Хауптманна убрал Леонида Бартоша и поставил командовать какого-то легата из Персея, о котором я слыхом не слыхивал. Меня перевели в Четыреста девятый.
– И как видно, повысили, – сказал я, заметив двойную звезду и дубовые листья, символизировавшие его новое звание.
Поздравлять Лина я не стал. Мы не были дружны – никогда не были. Я помнил его еще ершистым лейтенантом, когда мы вместе искали Воргоссос. Мирные переговоры со сьельсинским кланом Отиоло сорвались отчасти из-за их с покойным Титом Хауптманном вмешательства, но не по их вине. Тогда я отказывался это признавать, но мир со сьельсинами был невозможен. Каждая встреча с Лином напоминала мне об этом.
– Да, – дотронулся Лин до знака отличия свободной рукой. – Мелочь, а приятно.
Он заметил Валку и сказал, слегка поклонившись:
– Доктор… был рад слышать, что вас исцелили.
– И я была рада слышать то же самое о вас, – ответила Валка.
– Прогуляемся? – спросил Лин, кивая на процессию, уже растянувшуюся по всей площадке до трамвайной платформы.
Я предложил Бассандеру пойти первым, а мы с Валкой медленно двинулись следом за хромым офицером, не обгоняя его.
– Марло, как вам Несс? – вскоре откашлялся трибун.
Ни тебе «милорда», ни «сэра». В Бассандере Лине так и не ужились тот благоговейный ужас, что он испытывал к тому, кем я был сейчас, и то презрение, с которым он относился ко мне, когда я был юн. Он видел мою смерть на борту «Демиурга». И видел, как я вернулся.
– Тяжело, – ответил я, стрельнув глазами в затылок магнарха Венанциана.
– А я думал, вам здесь понравится, – сказал Лин. – До фронта недалеко, есть чем заняться.
– Если речь о том, чтобы указывать другим, чем заниматься, то безусловно.
– Здесь скучно, – вмешалась Валка. – Остальных наших друзей заморозили на орбите.
Я согласно кивнул:
– После Фермона император решил, что меня лучше отправить туда, где я не буду привлекать лишнего внимания.
– Тогда вас следовало запустить за пределы галактики! – заметил Лин, рассмешив Валку.
– Только его величеству об этом не говорите, – ответил я. – У него наверняка достаточно советников, которые считают точно так же.
Лин не ответил, и я добавил с намеком:
– Александр ведь тоже с вами?
– Принц-то? – сказал Лин, и его темные глаза встретились с моими. – Да. Его величество решил, что лишняя закалка ему не повредит.
– Закалка? – переспросила Валка, и по ее недвусмысленному тону я понял, что она думает о том же, что и я.
Александр по-прежнему был престолонаследником. По крайней мере, считался таковым. Он был одним из поздних детей, сто седьмым ребенком императора. Совсем еще юнцом. Старшие дети, вроде кронпринца Аврелиана, были уже почти столь же стары, как сам император. Если бы престол перешел к одному из них, то их правление стало бы недолгим. Александр был молод, хотя я не мог с точностью сказать, сколько ему было лет на тот момент, не зная, как долго он находился в фуге. Очевидно было, что император по-прежнему держал его в любимчиках.
Александр видел чудо на Беренике. Видел, как меня ударил сьельсинский орбитальный лазер, не оставив на мне ни царапины, ни ожога. Боялся ли он меня по-прежнему, как его мать? Как имперские придворные «Львы»?
Как Святая Капелла Матери-Земли?
Лин помялся, прежде чем задать следующий вопрос.
– Правда, что Капелла пыталась вас отравить? – прошептал он мне на ухо едва слышно из-за гудения труб.
Я лишь посмотрел на него и ничего не сказал – но это было достаточным ответом, пусть и неполным. Капелла действительно подослала в мою камеру убийцу. Я заставил его самого принять яд. Эти подробности потерялись где-то по пути сквозь звезды. Я слышал, что в финальной версии этой истории Адриан Марло демонстративно выпил яд прямо на трибуне перед претором и судьями и отказался умирать.
Очевидно, трибун понял намек.
– Заходите к нам на виллу, – нарушила неловкое молчание Валка, опасаясь также, что нас могут подслушивать, и положила руку на плечо Лину. – На Нессе чем дальше от города – тем лучше.
В самом деле было небезопасно вести такие разговоры. Слишком много шпионов и внимательных камер.
– Весьма заманчивое предложение, – согласился Лин. – Но я предполагаю, что заседания комитета займут у нас с Марло довольно много времени. Вы же слышали про джаддианцев?
– Про князя Каима и его армию? – уточнил я. – Слышал.
– Император прилетел сюда не только для того, чтобы проверить ход строительства кораблей, – заговорщицки прошептал Лин. – Изначально этот визит планировался на обратном пути.
Во мне заиграло любопытство.
– То есть эта остановка не запланирована? – зашептал я в ответ.
Это объясняло, почему Венанциан так внезапно выложил мне новости и то, почему он был так раздражен, когда мы осматривали верфи.
– Он приказал поменять курс пять лет назад, чтобы сначала заглянуть сюда, – ответил трибун, качая головой.
– Пять лет назад? – удивилась Валка. – Зачем?
– Я знаю лишь слухи. Как-то подслушал разговор сэра Грея с моим коммандером.
– А кто ваш коммандер? – спросил я, не зная, насколько это важно.
– Сэр Сендил Масса, легат, – совсем тихо ответил Лин.
Мне этот человек был незнаком, хотя я помнил другого Массу из разведывательного отдела, приятеля Лориана Аристида.
– И о чем они говорили?
– В том-то и дело, – ответил Лин. – Они говорили, что император собрался сюда ради вас.
Глава 6. Старые шрамы
Из всех мест, где мне приходилось жить, поместье Маддало было близко к идеальному. Идеальным оно стало бы, если бы было не на Нессе, а на Колхиде. Построившие его несколько тысяч лет назад сид-артурианцы выбрали место на отроге гор, над поймой реки и огороженными пастбищами, протянувшимися среди холмов до самой столицы. Стены дома были из побеленного камня, а островерхие крыши поддерживались резными деревянными балками с изображениями, связанными с рыцарским культом.
Дом не мог сравниться с дворцами высоких имперских лордов, но был прекрасен в своей горделивой скромности. Между двумя крыльями бывшего аббатства прятался внутренний двор и сад камней, в котором некогда стояли наковальня и меч Артура-Будды. Когда Несс был завоеван Империей, это изваяние было убрано и переплавлено по приказу Капеллы. И до сих пор вилла хранила следы инквизиции: срезы на дереве, где раньше красовались лотосы или граали, окаменелый пенек – все, что осталось от священной смоковницы. Кое-где на стенах традиционные изображения заменили неуместными артефактами: чучелом головы буйвола, портретом обнаженной палатинской женщины на кожаном диване и уродливой бесформенной скульптурой, которая казалась мне обычным корявым куском бронзы.
Я распорядился убрать буйволиную голову и скульптуру, заменив их ангелами с крыльями летучих мышей, похожими на горгулий, охранявших дом моего детства в Обители Дьявола. А вот избавиться от картины мне не позволила Валка. Меня это ни капли не удивило: глядя на картину, я постоянно смущался, и Валку это забавляло.
Наше длительное пребывание здесь оставило свои следы. По обе стороны центральной лестницы стояли хоругви Красного отряда с трезубцами и пентаклями моей ветви дома Марло в обрамлении орнамента-лабиринта, напоминавшего о греческих корнях моей матери. В библиотеку – приземистую башню в юго-западном углу – перекочевали почти все книги с «Тамерлана», а также десятки моих дневников с белыми и черными страницами, наполненные зарисовками, стихами и цитатами, со