Я недолго постоял там, не глядя ни на Смотрока, ни на Перевозчика. Мне вспомнился другой город, другой водосток.
Другая жизнь.
«Расскажи мне историю, хорошо? В последний раз».
Сырой цемент. Плесень. Гниль. Мусор.
Запах был таким же, как в той сточной канаве в Боросево, где умерла Кэт. Я замер, и запах как будто протянулся по прямой от Падмурака к Эмешу. Я снова вернулся в юность, и Кэт умирала у меня на руках.
– Человек Адриан! – вывел меня из забытья голос Перевозчика, и, оглянувшись, я увидел, что он указывает на узкий проход вдоль стены к водостоку. – Там будет дверь. По лестнице человек выйдет в город.
– Спасибо! – ответил я на галстани, уверенный, что он поймет.
– Ступайте с миром, – махнул рукой высокий мужчина.
Он произнес это на английском, несомненно выучив слова у Магды или того священника. Я даже не задумывался, что Перевозчик с его ребенком-полугомункулом тоже могли быть последователями древней религии, которой поклонялась доктор.
Теперь я решил, что так оно и было.
– И вы ступайте с миром, – ответил я, не зная, что еще сказать, и понимая, что мне в ближайшее время вряд ли будет сопутствовать мир.
Повернувшись, я продолжил путь наверх в одиночестве.
Моя история еще не закончилась.
Глава 19. Поворот винта
Серая тьма накрыла великий город, небо над куполом затянули тучи. По сравнению с норманскими или имперскими городами здесь было по-настоящему темно. В редких окнах горел свет, почти все уличные фонари тоже погасли. Иногда мимо проезжали грунтомобили и фургоны военной полиции. Я держался в тени, не останавливаясь, не замедляя шага. Несомненно, рано или поздно меня заметят – в городе был комендантский час, соблюдать который обязаны были все, не важно, zuk ты или pitrasnuk.
Лестница, указанная Перевозчиком, вывела меня в парк на окраине купола. Я быстро прошел вдоль водохранилища, прячась в тени высотных зданий, украшенных барельефами с изображениями трудового народа: крестьян с серпами, строителей с молотками, рабочих с гаечными ключами и в сварочных масках. Зияющая пасть водостока – истинные врата подземного мира, старого мира, из которого выросло Содружество, – осталась позади.
Дважды меня замечали патрульные. Первого я сбросил, спрыгнув с лестницы между двумя домами-ульями, а от второго спрятался среди мешков с мусором, оставленных в подворотне в ожидании уборщиков. Мне пришлось долго просидеть там, потому что убивать патрульного не хотелось. Нужно было двигаться к дворцовому зиккурату посреди купола, к самым высоким башням. Но издали, да еще и в темноте, узнать посольскую башню было невозможно.
Задача оказалась сложнее, чем я думал. Включать рацию было слишком рискованно. Передачу наверняка перехватят и прослушают, а затем отследят источник сигнала – то есть меня.
Прячась среди мусора, я опять вспомнил Боросево. Вспомнил дождь, вспомнил, как Кэт звала меня с крыши. Эти образы остались так далеко, были такими древними, что казалось, все это случилось не со мной, а с кем-то другим. Как будто я был не настоящим человеком, а персонажем книги.
Наконец я выбрался из укрытия и побежал сквозь тьму. Я снова закрыл шлем и дышал с помощью комбинезона. От одной колонны к другой перемещался пригнувшись, в любой момент готовый активировать щит.
За колоннадой остановилась машина без опознавательных знаков, откуда вышли двое. Не революционеры в красно-белом, а гвардейцы конклава в матово-черных безликих доспехах.
Они охотились за мной. Служба безопасности получила сведения о том, что я в городе. Камеры были повсюду. Возможно, они не знали, что разыскивают Адриана Марло; возможно, приняли меня за настоящего повстанца, злоумышленника, нарушающего комендантский час.
Возможно, но маловероятно.
«Страх отравляет», – сказал я себе, успокаивая разгоряченное сердце.
Адреналин. Кортизол. Яды страха и стресса.
Я надеялся, что в сумраке у прямоугольных колонн меня не увидят.
Но раздался выстрел, и в камень над моим левым ухом с треском ударил заряд дисраптора.
Мечтать не вредно.
Я включил щит и бросился бежать. Вслед понеслись крики на лотрианском, эхом разносясь по колоннаде. По камню затрещали новые выстрелы. Гвардейцы начали преследование.
Улицы были пусты. Я выскочил с колоннады, перемахнув через барьеры в человеческий рост, разделявшие две стороны шоссе. Притормозил, лихорадочно оглядываясь вокруг, пока не увидел справа ступенчатый мост, идущий над дорогой в направлении центрального района. За спиной застучали шаги, и я помчался, перепрыгивая через две-три ступеньки, спотыкаясь от усталости и голода. Наверху я ненадолго привалился к перилам, чтобы отдышаться, и, оглянувшись, увидел позади темные силуэты троих гвардейцев конклава.
Четкого плана у меня не было. Я снял с пояса меч Олорина и побежал по узкому мосту, отбрасывая на пустое шоссе длинную тень. Мост был монолитным, из цельного куска забетонированной стали, без опор. Приближаясь к его противоположному концу, я активировал джаддианский клинок. Высшая материя засияла бледно-голубым в тусклом свете фонарей. Полицейские были уже на середине моста. Мой щит отразил выстрел из дисраптора. Я поднял меч и рубанул сквозь сталь и покрывающий ее бетон, срезав поддерживающие балки.
Мост изогнулся и обрушился на шоссе. Лотрианские префекты истошно завопили. Я не терял времени. Спрыгнув с лестницы, пролетел тридцать футов и приземлился на другой стороне дороги. Там отключил меч и продолжил бегство.
Прямо впереди, похожий на башню с картины Брейгеля, возвышался дворец: этаж за этажом уносились к закрытому стеклом небу. Облачной ночью мраморные ярусы казались особенно бледными и призрачными. Вода капала с труб и собиралась на гладком камне улиц, заваленных мусором. Эту часть района не положено было показывать чужакам. Неподсвеченные вывески обещали кофе и выпивку. Над одной мрачного вида дверью было начертано Lothtarsemya, «правильные роды». На табличке у двери перечислялся список услуг, начиная от родовспоможения и абортов и заканчивая сертифицированными государственными проститутками – женщинами и «новыми людьми».
Слишком задумываться над этим я не стал. Здания впереди – прямоугольные башни без окон либо с узкими щелками, не шире ладони, – казались все выше. Направо и налево уходил проспект, огибающий дворец. Посольства тоже располагались на кольцевой улице, но я точно не знал, на этой или на другой. Я был бы не прочь воспользоваться своим тайным зрением, проследовать к нужному зданию за каким-нибудь другим Адрианом. Когда я был на горе Тихого, то видел перед собой все время, все возможные и актуальные события. Там бы мне открылся верный путь. Возможно, я и в самом деле тогда видел, как пройти через этот серый город. Но у меня остались лишь воспоминания, рваные и разрозненные, и, заплутав среди многочисленных витрин и похожих друг на друга перекрестков, дороги я не знал.
Я был не на вершине Тихого. Я был в Ведатхараде… и заблудился. Видения будущего оказались закопаны в бессознательной памяти, сожжены миндалевидными телами мозга и в его префронтальной коре, как когда-то мое видение битвы на мосту. Все, о чем я помнил, – это грядущие неприятности.
Чтобы срезать путь, я свернул налево, но не успел пробежать и сотни ярдов, как вдали завыла сирена и уличные фонари загорелись ярче, из тускло-рыжих став ярко-белыми. Меня хотели ослепить, но энтоптика шлема сглаживала вспышки. Бежать было некуда. Прятаться негде. Мощный свет разогнал все тени, я как будто очутился на границе ядерного взрыва.
Меня нашли.
Это означало одно: терять больше нечего.
– Марло – посольству! Марло – посольству! Валка, Аргирис, кто-нибудь! – кричал я, на ходу щелкая переключателями наручного терминала.
Нельзя было исключать, что лотрианцы блокировали сигнал, но я надеялся, что в непосредственной близости от посольства, внутри одного купола, сигнал пробьется.
– Марло – посольству. Я на проспекте… Жэ! – доложил я, мельком заметив дорожный указатель. – Перекресток проспекта Жэ и Сто тридцать восьмой улицы, бегу по часовой стрелке. Меня преследуют гвардейцы конклава. Слышит меня кто-нибудь?
Злой вой сирен приближался. Я бежал, прислушиваясь к рации, надеясь уловить дружественное слово.
«Все мертвы», – шептал тихий внутренний голос.
На улицу передо мной выехали два фургона префектов.
– Лорд Марло? – раздался в ухе четкий отрывистый голос легионера. – При первой возможности поверните направо. Мы на пересечении проспекта Аш и Сто тридцать седьмой. Вы совсем близко.
– Близко! – Я едва не рассмеялся и повернул за угол, оттолкнувшись от ближайшего фонаря, как от трамплина.
Сферические колеса полицейских фургонов заскрипели на повороте, тяжелые машины промахнулись мимо перекрестка. Сбоку мелькали пустые витрины кафе. Я предположил, что здесь располагались фальшивые магазины и рестораны, показуха для иностранцев. На деле эти здания были лишь выкрашены и подлатаны, а внутри не было ничего.
Когда я добрался до проспекта Ай, прямо передо мной затормозил фургон и из него высыпало полдюжины гвардейцев с жезлами-дисрапторами в руках.
Не сбавляя хода, я лишь чуть изменил курс, обогнув фургон. Путь мне преградил один гвардеец. Я в прыжке ударил его коленом в подбородок, сбив с ног, потом сгруппировался, перекатился по асфальту и снова вскочил на ноги, прежде чем остальные успели среагировать. За мной помчались другие машины, наполнив ночь воем сирен.
Я понимал, что не успею.
Мысленно представляя, как меня переезжает гвардейский фургон, я бросился на ближайшую дверь и ударил плечом. Прочное стекло разбилось лишь с третьей попытки, и я влетел внутрь пустого кафе. С трудом поднявшись на ноги, я обошел барную стойку и оказался на кухне. Белый пол, белые стены, стальные столы и скамейки. Где-то должен был быть черный ход.
Вот!
Сзади донеслись крики и шаги, но я успел выскочить в дверь и повернул налево в переулок, по направлению к проспекту Аш. Обычно в таких переулках бывало грязно, но здесь никто не жил, и поэтому кругом царила чистота. Мне вспомнились слова Магды и Перевозчика о том, что людей увозили в лагеря или отправляли на космических кораблях на другие планеты.