Кхарн Сагара как-то сказал, что во тьме нашей вселенной кроются существа страшнее сьельсинов. Кхарн наверняка знал о монументальных божествах, которым поклонялись его клиенты-сьельсины, и понимал почему. Сириани говорил о Наблюдателях как о живых существах. Не о богах вроде Юпитера или Иеговы, легенды о которых складывали наши предки, а о ксенобитах. Во тьме мне снова явилось видение Сириани, ведущего войска через звезды, – как в юности в Калагахе. Я видел падающую на звезды тень и теперь понимал, чья она.
Я забыл, что нужно шевелиться, дышать; забыл о том, что я человек. В тускло освещенном лампами мраке пещеры даже воздух был неподвижен, а единственными звуками были мое хриплое неровное дыхание и далекий плеск рыб.
Так тихо.
Ничто не двигалось.
– Найди нас, – раздался вдруг знакомый голос. – Найди нас в себе.
Я обернулся, огляделся, но никого не увидел. Ничего удивительного, ведь голос был моим собственным… воспоминанием. Я повернул голову к воде и представил – почти представил, – что это та же вода, что наполняла подземное озеро под дворцом Вечного на Воргоссосе, затерянное мрачное море, где томилось порабощенное Братство.
«Ищи трудностей», – посоветовал мне деймон, руководствуясь своим расчетным видением будущего.
Я их нашел, и они меня сломали.
Титаническим усилием я перекатился на живот и пополз к воде, опираясь на искалеченные руки. Попить? Утопиться? Я сам не знал. Помню лишь, как сухие камни царапали обнаженную кожу. Я перестал быть человеком, стал диким зверем, ползучей тенью. Ползти было недалеко. Но и не близко. Кряхтя, я приподнялся и почувствовал, как раны на месте вырванных ногтей снова открылись и засочились кровью и гноем.
Из темного пруда на меня посмотрело не человеческое лицо, а его грубый набросок, как будто сделанный художником, никогда в жизни не видевшим Адриана Марло. Волосы свисали клочьями и, наверное, отросли уже до плеч. Они не выпали, но от недостатка питания и постоянного стресса в них появились неровные, спутанные седые пряди.
Я дотронулся трехпалой правой рукой до грубого бледного шрама над правым глазом, идущего через висок почти до уха. Императорского кольца на руке не было. Когда я его потерял?
Вспомнилось не сразу. Те первые унижения на стене над вратами Дхар-Иагона уже превратились в далекие воспоминания. Была ли у меня вообще та, прежняя жизнь? Или Адриана вовсе не существовало? Нет, существовал. Я зажмурился и снова растянулся на земле, перевернувшись на спину и опустив волосы в ледяную воду, тайными тропами прибегавшую сюда с ледяной поверхности планеты.
– Низко же вы пали.
Голос был женским, спокойным и звонким.
– Валка?
Она нашла способ вызволить меня, как я и думал. Но лицо, что явилось мне, было не тавросианским, а мандарийским. Мое сердце, на миг исполнившееся надежды, екнуло, и я сразу пал духом.
– А, это вы.
– Тяжело видеть вас в таком положении. – Гладкое лицо Северин нахмурилось.
– Я вас умоляю, – прохрипел я.
– Нет, серьезно. – Женщина из МИНОСа посмотрела на меня свысока. – Вам ведь поклонялись как великому герою.
Я закрыл глаза. Не обязательно было на нее смотреть. Можно было просто слушать.
– Так себе герой.
К моему удивлению, Северин не клюнула на наживку. Она замолчала, и я уже подумал, что она ушла – или вовсе была галлюцинацией, видением, рожденным моим болезненным сознанием.
– Адриан Марло, – сказала она наконец, растягивая слова.
Я открыл глаза и увидел, что она сидит на ящике с батончиками.
– …сэр Адриан Марло. Придворный рыцарь. Герой Аптукки. Демон в белом… – Она перечисляла мои титулы и прозвища тоном скучной школьной учительницы.
В стылом воздухе они звучали пустыми, ложными.
Ложными.
– Вас прозвали Полусмертным. Говорят, вас нельзя убить.
Я промолчал, и воцарилась продолжительная тишина. Этой уловкой пользовались император, Кхарн Сагара и мой отец. Ничего не говори, и собеседник сам все расскажет.
– Это так? – как по команде спросила Северин. – Князь, кажется, в это верит.
Я по-прежнему не отвечал, позволяя Северин выложить все разом. Хотелось бы мне сказать, что это было намеренно, что я в достаточной мере контролировал себя, чтобы быть полноценным участником диалога, но это было не так.
– Меня не было на Беренике, но я видела запись. Вас должно было разнести на атомы.
Ее слова повисли в воздухе, словно облачко дыма, но я остался лежать, глядя в потолок, на кривые пальцы сталактитов, по капле нарастающих с холодного известнякового потолка. Одна капля упала в воду рядом с моей головой.
– Вы, милорд, уж не собирались ли утопиться?
Мой взгляд метнулся к ней. Ее лицо было… ничем не примечательным. Без лотрианской серости и лоска, как у Иована, без нечеловеческих черт, как у Урбейна. Ее вполне можно было принять за секретаря высокопоставленной шишки из «Вонг-Хоппера» или кого-нибудь в этом духе. Она что-то сковырнула со штанины и раздраженно бросила. Я почему-то до неприличия покраснел, подумав, что причиной ее раздражения на самом деле был я. Мне уже давно не приходилось биться за себя. Пришло ощущение, что я не существую, что создание по имени Адриан на самом деле какой-то эйдолон, фантом без свободы мысли и голоса.
– Я умру, – произнес я в ответ.
– Да, – согласилась экстрасоларианка; в ее холодном голосе не было ни отрицания, ни утешения. – Дораяика покажет вас другим в доказательство своего могущества. Станет Aeta ba-Aetane. Князем князей.
– Я думал, он уже.
Северин как будто заскучала и принялась осматривать свои ногти.
– Он высказал свои претензии. Ваша смерть… подтвердит их правомерность. – Она опустила руку и снова взглянула на меня серыми глазами. – Как вы пережили удар лазера?
– Уклонился, – язвительно ответил я. – А вы как думали?
– Милорд, мне не хочется причинять вам боль. – В ее бархатистом голосе прозвенела сталь.
– Поздновато для этого, – усмехнулся я.
– Вовсе нет, – возразила она. – Никогда не поздно.
Северин поднялась и подошла ко мне, хрустя твердыми подошвами по известняку.
– Отвечайте.
Я просто уставился на нее.
Ведьма свела и вздернула брови, перешагнула через меня и принялась расхаживать вдоль кромки воды. В лучах одинокой светосферы ее тень на стене пещеры казалась гигантской.
– Я изучала вас с тех пор, как вас привез лорд Вати. Ваш геном, образцы ваших тканей, неврологические снимки. – Она повернулась и посмотрела на меня яркими серыми глазами. – Отдельные области вашего мозга реагируют быстрее, чем у кого бы то ни было. Даже некоторые компьютеры медленнее.
– Не понимаю…
– Что вы такое? – спросила Северин.
Я почувствовал, как ее металлические глаза как бы препарируют меня, изучают каждый дюйм тела, словно она ищет ответ в моих шрамах.
– Не химера – у вас только кости руки искусственные. Что тогда? Некий… имперский эксперимент? Гомункул?
Я не ответил, и она продолжила:
– Клирос тут ни при чем. Я бы с первого взгляда распознала генетическую работу Капеллы. Кто тогда? Воргоссос?
Я продолжал глазеть на нее.
– Ответьте, черт побери!
– И что я должен ответить? Я не… ох! – Я попытался сесть, чтобы лучше ее видеть, но дернул спину.
Мышцы свело спазмом, и я растянулся на камнях, стиснув зубы, пока не пройдет боль. Но ее как рукой сняло; как тогда в яме, когда ее снял Урбейн.
Когда я открыл глаза, Северин смотрела на меня, склонив голову набок. Я еще чувствовал напряжение мышц и связок в спине, но боль ушла, словно спрятавшись под тонким слоем чистейшего снега.
– Ответьте мне! – милейшим голосом взмолилась Северин. – Прошу вас.
Невероятно медленно я заставил себя сесть. Мои длинные патлы замочили грязную тунику. Не чувствуя боли, я резко осознал плачевность моего состояния: меня покрывали слои грязи, засаленные волосы спутались, и воняло от меня просто ужасно. Металлический аромат крови смешался с куда более вонючими жидкостями, грязью и запахом потного тела. До сих пор я этого не ощущал. Вонь стала частью меня, невидимой в бесконечном тумане боли.
– Я лишь тот, кого вы видите, – ответил я.
– Это не ответ. – Глаза Северин остекленели.
Какой ответ был ей нужен? Сказать, что я встретил бога – или нечто подобное богу – в некоем абстрактном времени, на вершине горы, которая то ли существует, то ли нет? Что мне показали истинную суть времени и приказали проследить за тем, чтобы время этого бога пришло?
– Я… – Я не мог отвести взгляда от выдранных ногтей, на месте которых остались гноящиеся ложа. Я потер белый шрам от криоожога на левом большом пальце тремя пальцами правой руки. – Мне нечего ответить вам, ведьма. Вы сами сказали: я мертвец.
Милая улыбка Северин стала еще лучезарнее.
– Зачем, по-вашему, я пришла? – Она достала из кармана маленький черный предмет размером с футляр для очков. – Великий убьет вас – непременно, но это не значит, что вы, милорд, должны умереть. Я предлагаю другое решение. – Она покрутила черный футляр. – Станьте одним из нас.
– Одним из вас? – удивленно уставился я на нее. – Спятили?
– Вы знаете, кем был Минос? – с нажимом спросила она. – Вы ведь, кажется, знаток античности.
Поверхностность ее вопроса сбила меня с толку, и я приподнялся на израненных руках:
– Он построил критский лабиринт.
– Это наименьшее из его достижений, – парировала Северин. – Германцы звали его Маннусом. Индийцы – Ману. Лидийцы и римляне – Манесом. Египтяне – Менесом. В Ханаане он известен как Адам. Он был первым царем, и во многих языках от его имени произошло слово «человек». Мы его последователи. Продолжатели его дела.
– Какого дела? – недоверчиво спросил я.
Мне ничего не было известно о связях между названными ею мифическими персонажами, но их имена определенно имели много общего.
– Мы улучшаем людей. Двигаем человечество вперед, возвышаемся. Цивилизация Миноса установила границы между людьми и животными. Мы же сделаем людей подобными богам.