caiharu – вот что позволило разбить ваш флот у Береники. Или ты забыл?
Не забыл. Я прекрасно помнил огненные вспышки в небе, десятки тысяч заходящих солнц, возвещающих о катастрофе. Под командованием Бахудде сьельсинские корабли проникли за энергетический щит нашей оборонительной флотилии и подорвали собственные отсеки с антиматерией. Тит Хауптманн держал флотилию плотным строем, и цепная реакция разорвала кордон. У наших солдат не было ни шанса на спасение; они погибли, потому что сьельсинские берсеркеры не заботились о сохранении собственной жизни. Сколько сьельсинов погибло ради этой победы? Сколько сотен? Сколько тысяч?
Мы не знаем. Их останки разнесло на атомы.
– Вы правы, – ответил я. – Сила в истине. Так позвольте мне поделиться своей истиной.
Я вытянулся настолько, насколько позволяли ремни. В носу свербело от запаха разложения, прикрытого сладковатым ароматом экзотических специй.
– Вы считаете, что победа в руках, однако… – Я посмотрел на гнилостную трапезу на столе-корыте; от взглядов пустых глазниц моих солдат невозможно было укрыться. – Это не победа. Вы знаете, сколько нас? Сколько триллионов? Думаете, получится уничтожить всех? Думаете, без меня они не станут сопротивляться? Охотиться за вами? Преследовать вас до последнего? Думаете, земная кровь так жидка, что моя гибель станет для всех непоправимым ударом? Думаете, мы настолько низко пали? Нам не нужны были ваши боги, чтобы возродиться из пепла. В отличие от вас, мы не дикари и не рабы высших сил. Вы можете выиграть несколько сражений, но никогда не победите в войне.
Пророк резко вытянул челюсть, выставив напоказ все свои сто с лишним зубов. Он зашипел, и не нужно было быть знатоком сьельсинской мимики и жестов, чтобы понять, что он сердится. Впервые со дня прибытия на Дхаран-Тун, впервые после чуда на Беренике мне удалось разозлить старого демона. Перепонки на черных, как бездонные колодцы, глазах Сириани закрывались и открывались. Князь вытянул два когтистых пальца, как священник, осеняющий паству крестным знамением.
– Paqqaa, – произнес он, опуская руку.
«Ешьте».
Сьельсины по обе стороны стола рванулись вперед без церемоний, без соблюдения этикета. Эти существа были разодеты как придворные и аристократы, но оставались зверьми, и весь налет цивилизованности мигом улетучился. Министры распихивали наложниц, чтобы первыми вкусить мягкого мяса с искусно уложенных костей. Один сьельсин в белой одежде министра набросился на другого, разодрав когтями лицо. Не обращая внимания на раненого, он нагнулся над подносом и принялся рвать мясо на куски. Чуть поодаль две наложницы в ярких шелках схватили раба, обслуживавшего пир. Юноша успел лишь вскрикнуть, когда одна из них впилась зубами ему в горло и вырвала кусок.
Я зажмурился, но все равно видел перед собой сверкающую во тьме ухмылку Пророка. Я слышал звуки пиршества. Меня бы наверняка стошнило, если бы было чем.
– Значит, не победа? – раздался холодный, хрустальный голос Сириани.
Великий князь наклонился на троне, взяв паузу, чтобы окинуть взглядом своих диких пирующих гостей.
– Не забывай, для господства мне не нужно всех убивать. Я и не хочу. – Пророк обвел руками стол с гнилыми яствами. – За моим столом найдется место и вашему народу.
– Вам не победить, – возразил я. – Убейте меня, и у моего народа появится новый герой. Мертвый, я не менее опасен, чем живой.
– А ваш император? – парировал великий князь, оторвал полоску мяса с подноса, демонстративно поднял ее и опустил в рот, словно древний фараон – гроздь винограда. – Будет он так же опасен, когда умрет?
На это у меня ответа не было.
– Так я и думал, – снова хищно ухмыльнулся демонический царь.
Он активно задвигал челюстями, и из уголка рта сбежала темная струйка.
По сигналу к хозяину подскочила наложница с открытой шеей. Сириани оторвал клочок от ее платья, промокнул подбородок и шлепнул наложницу одной рукой. Та упала на колени, прижала грязный обрывок ткани к груди и отползла. Князь снова посмотрел мне в глаза и не отводил взгляд, пока я не сдался и не наклонил голову.
– Перфугиум, – произнес он с нотками удовольствия в голосе. – Ванахейм. Баланрот.
Названия планет в императорском турне. Названия, которые я выдал. Я поднял голову, исполненный ужаса и презрения к самому себе. Но Великий не закончил.
– Картея. Авлос. Несс. Остраннас. Сираганон. Ибарнис. Тильбад. Кебрен… – Он перечислял планеты в строгом порядке. Намеренно. Десять. Двадцать. Больше тридцати планет из разных центаврийских провинций. Я не сразу понял, что это был полный список мест, которые собирался посетить император.
– Откуда?.. – спросил я; передо мной как будто разверзлась пропасть. – Я же не… – Я не выдал Сириани всего. Я даже не помнил всех названий. Кажется, мне их и не перечисляли.
– Думаешь, ты единственный, кого мы допросили? – спросил Сириани Дораяика. Великий князь протянул бледную шестипалую руку и схватил что-то на ближайшем подносе. – Нам понадобилось немало времени, чтобы выяснить, кто из твоих людей знал то, что нас интересует… но когда выяснили, он – как там у вас, людей, говорится? – соловьем заливался. – Великий поднял с подноса голову, держа за короткие темные волосы.
Несмотря на разложение и серо-зеленую пряную пасту, налипшую на лицо мертвеца, я узнал это благородное лицо: горделивый палатинский нос, широкие челюсти, выступающие брови и волевой подбородок. При жизни Адрик Уайт служил навигатором на «Тамерлане». Он был среди офицеров, присоединившихся к команде после посвящения меня в Королевские викторианские рыцари. Не скажу, что близко знал Адрика, но он был хорошим офицером. Немногословным, исполнительным, компетентным. Друзьями мы не были, и, надеюсь, вы простите меня, если я скажу, что испытал не столько горечь потери, сколько ужас…
…ведь Адрик не высаживался на Падмурак, а оставался на борту «Тамерлана».
Значит, это было правдой. «Тамерлан» захвачен. Красный отряд пленен. Даже увидев на трапезном столе своих расчлененных солдат с содранной кожей, я в глубине души надеялся, что это какая-то хитрая уловка, провокация. Пир был столь ужасен и открывал столь страшную правду, что мой разум бунтовал, и я не столько надеялся, сколько отказывался с этим мириться. До сего момента я чувствовал, что все не по-настоящему. Сириани пытал меня, мучил, чтобы отделить душу от тела, доказать правдивость своей философии. Доказать, что этот мир – наш мир – ложь.
Ложь с большой буквы.
Я не верил в это, не верил, что все потеряно, что мои друзья и команда в плену, что Валки, Корво, Паллино, Бандита и других, переживших перестрелку в Ведатхараде, теперь нет в живых. Я отрицал эту возможность с тех пор, как очнулся на руках у Северин в яслях для фуги. Я верил, сам того не осознавая, в то, чего и хотелось Сириани. Что правда была ложью.
Поняв это, я остановился. Зажмурился и стиснул кулаки, борясь с подступившей печалью. Я был опустошен. Меня пытали лишь ради того, чтобы опозорить.
– Вы знали, – выдавил я. – Все это время вы знали все планеты. Номера. Координаты.
– Нам нужно было всего-навсего получить доступ к базе данных вашего корабля и подтвердить информацию показаниями вашего… друга?
Я открыл глаза как раз в тот момент, когда Сириани отбросил голову несчастного Адрика. За ней тут же ринулись трое придворных, жаждущих получить кусочек с княжеской руки. У меня хлынули слезы.
– Теперь понимаешь? Я приложил столько усилий, чтобы получить от тебя хотя бы чуточку правды. Хотел убедиться, что это возможно. – Великий поднялся и белой тенью навис над банкетным столом. – Лорд Марло, тебе не быть сьельсином. Ты никогда не станешь служить истине. – Он поднял глаза к красным светильникам, подвешенным к потолку, и застыл во главе этого звериного пиршества как центральный элемент на картине. – Всех вас ждет гибель. Тебя. Твою Империю. Твоего бога. Всех.
В моем присутствии больше не нуждались.
Слезы потекли по забинтованным рукам. Слезы за Адрика, которого я едва знал, за Коскинена и Феррин, за Айлекс, Элару и Лориана Аристида. За Дюрана, Халфорда и остальных бравых солдат моего Красного отряда. За Паллино. За Бандита и Корво. За Валку, прежде всего за Валку. И за Адриана Марло, чей конец неумолимо близился.
Меня ждала Актеруму.
Глава 34. Спуск
Прошло дважды двенадцать и девять дозоров – или должно было пройти. Северин с парой людей-медиков в серых халатах регулярно навещали меня в тюрьме, и после третьего-четвертого визита я сообразил, что они приходили ежедневно в одно и то же время. Не знаю, как я догадался. Возможно, после долгого пребывания вне времени во мне проснулся некий древний отработанный инстинкт, способный определять время по действиям людей. А может, этого они и добивались – вернуть мне подобие графика, подвести меня к грядущим событиям в здравом уме. Вскоре у меня забрали кресло-коляску, отсоединили капельницу и трубки для вывода экскрементов, сняли медицинские пластыри.
Я снова был целехонек – насколько возможно.
Вырванные ногти отросли, на месте ударов плетки остались только гладкие белесые шрамы. Откушенные пальцы мне не вернули, хотя наверняка могли, а правое плечо по-прежнему ныло после давних пыток. Меня можно было подлатать и получше, но они ограничились самым необходимым. Как говорил Сириани, силы мне нужны были только для одного.
Чтобы умереть.
Сколько раз я видел во сне свою гибель? Последний путь к скалам Актеруму? Ради этого за мной гонялись еще до битвы на Беренике. Для этого меня захватили и до сих пор оставили в живых.
Дверь открылась, впустив Северин в компании не только привычных помощников, но еще и двух Бледных солдат в ребристых черных доспехах. Ксенобиты несли ящик определенно сьельсинского изготовления, который поставили на землю сразу за дверью камеры.
Я встал – теперь я мог вставать – и повернулся к ним, с вызовом вскинув подбородок. Но, вспомнив, что у нелюдей такой жест означал повиновение, я опустил голову и отступил.