ем пешком.
И через полчаса мы стоим на линолеуме подвала Святой Марии, Помощницы Христиан. Подошвы нашей обуви скрипят от сырости, обходя красочные куски стекла из разбитых окон этажом выше. Пол первого этажа исчез, он прогнулся от воды и рухнул, и все обломки вывезли, и теперь здесь как в соборе — невероятная высота потолка над нами, свечи на подоконниках, которые абсолютно вне досягаемости. У задней стены свалены в кучу скамьи и сломанное пианино, они служат фоном для проволочного клубка музыкальной системы. Похоже, что остальная часть Чикаго обогнала нас. Все уже здесь, и я восхищена, как всегда, умением Клауда разослать по городу весть и готовностью каждого вернуться, несмотря ни на что, танцевать.
Сегодняшняя музыкальная система — что-то новое. «Пейдей» приехали с востока, из Толедо, а до того базировались в Кливленде. «Грей Сити» приехали из Сент-Луиса, один из виниловых торчков говорит мне, Канзас-Сити, Уичито и Денвера. Но не это делает их разными. Разными в музыке, в аккордах таких ясных, что они кажутся живыми, когда слоями ложатся поверх замысловатой и точной перкуссии. И свет у них настроен изумительно в ритм — вихрь красного, зеленого, синего, серебристо-белого. Не знаю, могут ли глаза задохнуться от восторга, но именно так я это чувствую сейчас, едва успевая уловить переливы каскада ярких цветов.
В какой-то момент крутящийся шар на помосте бросает импульсы зеленого света на диджея, и она становится похожа на модель с обложки альбома или на персонаж из ночного кошмара. Ее лицо, как лицо Клауда, — сплошь белые плоскости и острые грани, ее крашеные сине-черные волосы свисают до бедер, мокрые из-за влажности. На ней красные кожаные брюки, жилет в тонкую полоску и два кольца наручников, надетых вокруг левого запястья как пара браслетов. Ее правая рука вся в татуировках — геометрические узоры с мелкими вкраплениями коричневых пятен, как будто кто-то пытался вытравить на ее коже карту автобусного маршрута.
Наша святая покровительница беззаботно живущих, думаю я. Интересно, куда может привести эта карта.
Фелисити держит меня в объятиях. Она танцует, как женщина вдвое ее моложе; зеленый шелк скользит по моей шее чуть ниже щеки. А теперь Клауд положил свои легкие руки мне на талию. Он достает таблетки из кармана ветровки и отдает мне одну, в первый раз. Я глотаю ее, чувствую привкус сухости и металла. Потом вокруг просто музыка и свет, свет, свет, который омывает мое лицо, словно дождь. Приветствуя меня у конца света.
Я просыпаюсь в своей постели и таращусь в потолок, на афишу китайского фильма, которая осталась от того, кто здесь жил до меня. Красивая женщина в кружевном платье того же оттенка слоновой кости, что ее кожа, красные виниловые туфли цвета ее губной помады. Со стоном, чувствуя что-то кислое в горле, я перекатываюсь на бок. Кто-то аккуратно сложил одежду, положил стопку на стул у окна — не я, я никогда так не складываю. Наверное, кто-то помог мне добраться до постели. Фелисити? Или, может быть, Клауд?
Господи Иисусе, надеюсь, что нет. При мысли о том, что Клауд снимал с меня джинсы, мое лицо делается жарче, чем теплица Ванессы, и краснее, чем ее, скажем прямо, жалкие помидоры.
Вылезаю из кровати и натягиваю чистую пару джинсов, а на кухне меня встречает новый сюрприз. Потрясный диджей «Грей Сити», опершись локтями о стол, ждет, когда вскипит вода для кофе в ковшике, стоящем на плитке.
— Солнечные батареи? — говорит она, указывая на плитку татуированной рукой.
Это самое странное «доброе утро» из всех, что я когда-либо слышала.
— Да, — говорю я. — Над задним крыльцом.
— Умно. Большинство пользуется газовыми генераторами.
Я фыркаю в ответ, вспомнив грузовик Фелисити, и достаю из шкафа овсяный батончик.
Пока варится кофе, я жую свой батончик и рассматриваю ее более внимательно.
Вчера, наверное, она была в белом гриме, потому что в утреннем свете цвет ее лица оказывается красновато-коричневым и немного пятнистым. Ее волосы собраны в узел на затылке и скреплены светло-зеленой пластиковой заколкой, которую я видела у Фелисити. Одежда та же, что была прошлой ночью: кожаные штаны, полосатый жилет, только теперь я вижу, что под жилетом была майка телесного цвета.
— Рада, что ты хорошо себя чувствуешь, — говорит она, поймав мой взгляд. — Мы с твоей матерью вспотели, пока дотащили тебя домой.
— Фелисити не моя мать, — автоматически говорю я. Но замолкаю, прежде чем добавлю что-то неловкое, типа, что моя мать умерла. — Что ж, спасибо. Очень признательна.
Она наливает две чашки растворимого кофе, одну для меня и одну для себя. Пока я размешиваю подсластитель, она разворачивает небольшой клочок бумаги и кладет его на стол между нами. Я узнаю свой рисунок драккара.
— Это ты нарисовала?
Рисунок был у меня в кармане, вспоминаю я. Наверное, выпал, когда она меня раздевала.
— Да. То есть я его срисовала. С какого-то граффити возле… — я останавливаю себя, чтобы не сказать «Вонючего парка». Не задалось утро. — Недалеко от университета.
— Знаю, — говорит она. — Это я его там нарисовала.
Она барабанит пальцами по рисунку. Длинные ногти, покрытые лаком совершенно черного цвета.
— Хорошая реклама, — говорю я после паузы, которая тянется на долю секунды дольше, чем это уместно. И пытаюсь припомнить, найти что-то викинговское, скандинавское в музыке «Грей Сити». Не нашла. Правда, я не эксперт. Жаль, Клауда нет.
— Пятница, мне нужно тебя кое о чем спросить.
Я высыпаю еще пакет подсластителя в кофе.
— Я думаю, ты можешь мне помочь найти одну мою подругу. Она должна сейчас жить рядом с университетом. Ее зовут Ванесса. Ванесса Новак.
— Почему ты думаешь, что я ее знаю? — Я слизываю каплю слишком сладкого кофе с конца чайной ложки.
— Прошлой ночью, в машине по дороге домой, ты просила меня слушать воду.
Я стараюсь говорить равнодушным голосом:
— Зачем бы мне такое говорить?
Она убирает руки со стола и, упирая их в бедра, выпрямляется в полный рост. Довольно впечатляющий. Но я не уверена, что она хочет меня запугать. Ее глаза, темные, желто-коричневые, задумчиво прищуриваются.
— Моя подруга, Ванесса, думает, что в дожде что-то есть. Не кислота. Машины. — Она облизывает губы кончиком бледно-розового языка. — Типа микроскопические механические вирусы. Они ищут минералы, элементы, с помощью которых создают новые машины, подобные себе. Она говорит, что можно услышать, как они работают над городом. Переваривают, не разъедают предметы. — Она подносит чашку к губам, но не пьет. — Она когда-нибудь говорила тебе такое?
— Я не сказала, что твоя подруга вообще говорила мне хоть что-нибудь.
— Я беспокоюсь о ней, Пятница. Мы были… друзьями… в Колорадо. Она довольно неожиданно исчезла, когда начался дождь. Сбежала из своей лаборатории как раз тогда, когда правительство, по слухам, выплатило им большую сумму денег. Люди думают, она что-то знала. Или напряжение свело ее с ума.
Сегодня утром особенно громко. Так ведь она сказала? Ванесса? По мне, так это прозвучало безумно. И эта женщина, с ее сине-черными волосами и татуировками, похожими на город, съеденный кислотой, звучит так же. На грани. У обрыва.
— Так она права, твоя подруга? — спрашиваю я. — Насчет этих машин?
— Может быть. Я диджей, а не ученый. Откуда мне знать?
Диджей, который дружит с Ванессой. Машины переваривают город. Не знаю, что из этого звучит более невероятно.
— Ну это чертовски страшно, — говорю я.
Я забираю рисунок и оставляю свой слишком сладкий кофе на столе.
Моя комната выходит прямо в прихожую, как будто архитектор решил добавить ее к плану дома в последний момент. В прихожей — пол из плитки, вешалка и кожаный барный табурет, на котором стоит обувная коробка, куда Фелисити бросает перчатки, бумажник, ключи и прочую мелочовку. Поверх этой кучи я вижу незнакомое мне кольцо с черной кожаной вставкой, браслет с подвеской в виде крохотного меча и ключ с простым черным бантом. Бросаю его себе в карман и иду к двери.
Фургон «Грей Сити», припаркованный через улицу, пуст. Значит, мы планируем провести еще одну ночь в том же месте. Один из команды, должно быть, остался на ночь в Святой Марии, чтобы присматривать за оборудованием. Сметаю с водительского сиденья пластиковые стаканы и пустые сигаретные пачки, проверяю датчик бензина — на середине шкалы — и завожу двигатель.
«Отлично», — думаю я и, возможно, даже говорю это вслух.
Проезжаю четыре квартала, затем поворачиваю, останавливаюсь перед старым кирпичным домом с рваными зелеными маркизами над окнами первого этажа. Я набираю горсть гравия и бросаю камушки один за одним в эркерное окно над дверью, пока наконец кто-то не выглядывает наружу. Торчок-близнец номер три, на этот раз — девушка.
— Мне нужен Клауд, — кричу я.
— Господи, да ты что? Посмотри на небо. Скоро дождь пойдет!
— Я в машине.
Качая головой, она захлопывает окно. Тридцать секунд спустя Клауд сбегает вниз по ступенькам, на ходу натягивая ветровку.
— Ты знаешь Ванессу Новак? — спрашиваю я.
Продевая вторую руку в рукав, он садится на переднее сиденье рядом со мной.
— Умную подружку Фелисити? Чинит технику, ненавидит вечеринки? — Он оглядывается на заднее сиденье. — Боже, Пятница, скажи, что ты не украла фургон у «Грей Сити».
— Я его потом верну. И да, та самая Ванесса. Диджей «Грей Сити»… — Только сейчас я понимаю, что не спросила ее имя, и гадаю, знает ли его Клауд. — Она сказала, что они были подругами, когда жили на западе. Она ее разыскивает.
— И что?
— И что? Ты можешь представить себе ее и Ванессу подругами? Я — что-то не очень. Посмотрим, что думает об этом Ванесса.
И благослови его бог, он не спрашивает, зачем я тащу его с собой. Только усмехается и предлагает мне сигарету, найденную на полу.