— Нет, — отвечает Теос, угадывая мой вопрос прежде, чем я успеваю закончить. — Нет, тебе не нужно им помогать. Я уверен, что большинству других учеников уже приготовили наряды для сегодняшнего мероприятия. Мы были застигнуты врасплох, когда вчера в полночь получили приглашение. Если только ты не умеешь шить… — Он смотрит на меня с ожиданием.
Я качаю головой. Зашивать рану? Прекрасно. Но одежда? Я бросаю взгляд на манекены и роскошную сверкающую ткань пиджаков, стоящих там. Это не моя сильная сторона.
Теос кивает, как будто ожидал именно этого. — Тогда не беспокойся об этом, — говорит он. — Кроме того, тебе тоже скоро нужно начинать готовиться.
Моя голова отворачивается от манекенов. — Что? — Мне? Почему я должна готовиться к вечеринке в честь Дня Нисхождения?
Жуткая улыбка Каликса становится еще шире. Я не знаю, как это возможно, но эта чертова штука занимает почти всю нижнюю половину его лица. Это самое ужасающее выражение, которое я когда-либо видела у него.
Теос выдыхает и оглядывает меня с головы до ног, как будто он оценивает меня так же, как Терра, порхающая вокруг него, словно медоносная пчела, оценивает его. — Все заявленные Терры обязаны посещать подобные вечеринки, — объясняет он, а затем склоняет голову набок.
Меня наполняет дискомфорт, но я не уклоняюсь и не вздрагиваю от его прищурившегося взгляда. — Тебе это не понравится, — говорит он. — Но есть определенные… и другие требования. Мероприятия, проводимые самими Богами, не похожи на те, к чему ты возможно привыкла.
Даже если я не совсем уверена, как выглядят мероприятия, проводимы Богами, учитывая, что единственные вечеринки, на которых я когда-либо бывала, были драки в тавернах, я должна согласиться с ним. К сожалению, это только усиливает мой ужас. Это, в сочетании с необычно приподнятым выражением лица Каликса, означает, что ничего хорошего в этом нет.
Я вздыхаю. — Что вам от меня нужно, хозяин Теос? — Я опускаю голову, когда еще один Терра обходит нас и останавливается рядом с Каликсом. Хотя мужчина выше среднего человека и немного шире сложен, его руки дрожат, когда он прикладывает свою ленту к руке Каликса. Каликс, со своей стороны, не двигается.
Теос пристально смотрит на меня своими золотыми глазами, безмолвно моля о понимании. Он ждет, пока Терра закончит снимать с него мерки, и отходит, возвращаясь к огромному количеству тканей, которые разбросаны по комнате на шезлонгах и даже покрывают столик для чтения Руэна.
Каликс фыркает, заставляя своего Терру подпрыгнуть от удивления. Запах страха проникает в мои ноздри вместе с… Я морщу нос и смотрю на мужчину, чье бледное лицо стало еще более пепельным, почти сероватым. Он что, только что описался?
Я бросаю взгляд на брюки мужчины, но не замечаю пятна. Тем не менее, моя верхняя губа скривляется от отвращения. Это не заметно, но даже если это было совсем чуть-чуть, я чувствую резкий, едкий запах. Он также быстро заканчивает и спешит обратно, туда, где остальные щебечут вокруг каждого из своих манекенов.
Теос подходит ближе ко мне, и мой взгляд останавливается на обнаженной мужской груди передо мной. Образы той единственной ночи, которую мы провели вместе, крутятся в моей голове. Я поднимаю глаза на его лицо, но на этом не останавливаюсь. Нет, вместо этого мой взгляд фиксируется на его губах, вспоминая мягкость, с которой они скользили по моим, прежде чем опуститься ниже, ниже, ниже, пока он не пососал мой клитор и не почувствовал вкус моего удовольствия на своем языке, прежде чем вернуть его мне.
Жар поднимается к моему горлу, душа меня странным желанием, которого я никогда раньше не испытывала. Одна ночь. Это все, что было, и ничем другим это быть не может. Я сказала ему это, и я имела в виду именно это.
— Мне нужно, чтобы ты не лишала меня мужества, Деа, — говорит Теос, понижая голос почти до шепота. Что-то, что можем услышать только он и я — и, возможно, Каликс. Его слова поражают меня и возвращают в настоящее, а не в то место за дверью его спальни, где он взял меня нежно и грубо, сделав все, чего я никогда не знала, чего желала.
— Звучит не слишком обнадеживающе, — отвечаю я, подражая его тону.
Он закрывает глаза, темные ресницы опускаются на его высокие скулы. Проходит мгновение, затем другое. Каликсу требуется долгий вдох, чтобы Теос снова открыл их, бросая на брата мрачный взгляд, прежде чем вернуть свое внимание ко мне, выражение его лица смягчается в ту же секунду, как он это делает.
Я не должна так переживать из-за того, что его напряжение спадает, когда он смотрит на меня. Как будто в моей груди образовалась дыра, пустота, которая ждет, когда ее заполнят.
— Как и ожидалось, ты посетишь мероприятие с нами, — бормочет Теос, — И Долос прислал нам… — Его слова замолкают, брови хмурятся, пока он пытается сообразить, как сформулировать то, что он пытается сказать. — Ансамбль, — наконец решает он, — который ты должна надеть.
Нет, определенно ничего хорошего.
Затем дверь позади нас открывается, и входит новая Терра, ее лицо гораздо более молодое, чем у трех других, когда она суетится с манекеном в руках. Она неловко двигается, поднимая манекен повыше, пытаясь, чтобы ноги не царапали пол, обходя нас троих стороной.
От ее прихода у меня в животе не так сильно опускается кусок льда, как от лоскутков ткани, прилипших к манекену, который она держит в руках. Я разеваю рот от шока и ужаса, когда она идет через комнату, чтобы установить эту чертову штуковину рядом с тремя другими. В отличие от костюмов и пиджаков, висящих на мужских манекенах, с длинными рукавами и блестящими витиеватыми пуговицами, для этого четвертого, очевидно не хватило ткани.
— Это не платье. — Мои слова срываются с языка, когда я смотрю на прозрачные полоски, которые изгибаются по женскому манекену, приколотые в разных местах.
Каликс хихикает и качает головой.
Я не могу ударить Даркхейвена, напоминаю я себе. Если бы я попыталась, они бы сразу поняли, что я не такая слабая, как обычный человек. Однако желание этого не проходит. Оно растет только по мере того, как новая Терра перебирает ткани и драгоценности, которыми устланы пол и шезлонги. Взяв толстый золотой шейный платок, она надевает его на шею манекена, прежде чем приподнять прозрачную ткань и что-то сделать пальцами, чего я не вижу.
Когда она отступает назад, кажется, что из ожерелья торчат полоски едва заметного материала. Нет, не ожерелье, я признаю. Это может выглядеть сверкающим и красивым, но я не невежественная невинность. Это не ювелирное изделие. Независимо от того, сколько рубинов, черных бриллиантов и топазов инкрустировано в это изделие, я вижу его таким, какое оно есть на самом деле.
Это чертов ошейник, и ношение его будет доказательством того, что я усвоила урок за свое непослушание и неуважение.
Теперь комментарий Теоса о том, чтобы не лишать его мужества, имеет смысл.
Долос хочет, чтобы я пришла на вечеринку в честь Дня Нисхождения с символом моей покорности не только Даркхейвенам, но и самим Богам.
Глава 19
Кайра
Я смотрю на платье — если это вообще можно назвать платьем — как оно облегает моё тело, отражённое в высоком напольном зеркале, которое притащили сюда после того, как младшая из Терр закончила свои обязанности. Кончики пальцев леденеют, когда я провожу ими по глубокому вырезу. Меня вымыли, расчесали, выщипали, будто я чёртова курица, которую готовят к праздничному ужину. Косы расплели, и теперь волосы тяжёлыми волнами спадают по спине и плечам, закручиваясь на концах.
Те Терры, что с утра возились в покоях Даркхейвенов, давно исчезли — работа закончена. Я поджимаю губы и разворачиваюсь — в зеркале мелькает оголённое бедро, когда полупрозрачная ткань расползается вверх по ноге почти до самого пояса. Единственное, что удерживает её от того, чтобы полностью разойтись и выставить на всеобщее обозрение все мои интимные места — это золотые цепочки, соединяющие стороны платья.
Платье само по себе не было бы таким чертовски оскорбительным, если бы не было демонстративно сексуальным. Мне негде спрятать оружие. Наклоняясь, я касаюсь края одной стороны, хмуро глядя на мерцающую легкую ткань. Это красиво, но отсутствие подходящей подкладки, чтобы спрятать пару кинжалов, заставляет меня чувствовать себя уязвимой. Ошейник, охватывающий мою шею, — худшая часть. Это заставляет меня чувствовать, что я задыхаюсь, несмотря на его невесомость.
Из какого бы металла оно ни было сделано, его обязательно нужно покрасить. Настоящее золото никогда не бывает таким светлым. Мои пальцы тянутся к тому месту, где металл выгибается дугой вдоль моего горла со всех сторон, соединяясь на затылке мерцающими желтыми камнями, которые сливаются с чешуйчатой поверхностью. И как будто ошейника недостаточно, чтобы задушить меня, есть соответствующие украшения на предплечьях в том же чешуйчатом стиле, начинающиеся от запястий и доходящие чуть ниже локтей.
Это наполовину броня, наполовину цепи. Все это напоминает о моем месте.
Мне хочется сорвать это и бросить в огонь, пылающий в очаге в нескольких футах от меня. Как будто прозрачной ткани было недостаточно, чтобы сделать меня склонной к убийству, перевязь, которой я стягивала груди под туникой, исчезла, — украдена Террой.
Единственное, что удерживает меня от полной наготы под прозрачной тканью платья, — это золотые чашечки, которые свисают с воротника под тканью и обвиваются вокруг моей спины тончайшей цепочкой. Одно неверное или слишком быстрое движение, и они могут лопнуть. Подходящие золотистые стринги на моей нижней половине никак не сдерживают мою потребность в насилии и не заставляют меня чувствовать себя хоть немного прикрытой.
Я поворачиваюсь обратно, приподнимая длинные пряди своих волос и вытягивая их вперед, пока осматриваю свою спину. Отметины от порки хлыстом все еще там — заживают медленнее, чем я ожидала, но закрылись и теперь представляют собой более белые линии вдоль позвоночника. Еще несколько коротких недель и они полностью исчезнут. Я молюсь, чтобы подобных сюрпризов больше не было, потому что если Боги или Даркхейвены увидят, что у меня не осталось напоминания от этого наказания, возникнут вопросы, на которые я не смогу дать ответов.