Я едва слышу его. Глухой рев в ушах заглушает все остальное. Ужасный, пробирающий до костей страх проникает в меня. Мои внутренности разжижаются. Мой разум замирает.
Нет. Нет. Нет. Этого не так. Этого не может быть.
Меня снова крутит, и мои ноги подкашиваются. На этот раз это не притворство. Никакого притворства, просто настоящий, неподдельный ужас сжимает мне горло.
Он знает. Он не может знать, но знает.
Когда я поднимаю глаза, чтобы встретиться с Каликсом, когда он перестает кружить меня, и трепещущая прозрачная ткань моего платья снова опускается, он выгибает бровь, а его улыбка остается на месте. Мне следовало знать лучше, чем думать, что я смогу это сделать. Я была высокомерна. Самоуверена. Глупа.
Каликс возвращает меня к себе и поднимает свободную руку к моему лицу, поворачивая меня, чтобы я посмотрела на Теоса и Руэна, у обоих напряженные выражения лиц. Ясно, что они понятия не имеют. Пока нет. Как долго это продлится? Сколько мне осталось?
— Скажи мне, маленький человек, — произносит Каликс с насмешкой в последнем слове. Я закрываю глаза, когда его дыхание касается моего лица. — Каково это — принадлежать трем самым могущественным Смертным Богам? Ты сама чувствуешь себя могущественной, когда тебя окружают все мы?
Мои глаза снова открываются, но я не могу пошевелить губами. Ответа не выходит. В этот момент никто из них вообще не выглядит смертным. Они выглядят как молодые и могущественные Боги, и я, их Божественная жертва, нахожусь в их власти.
Глава 20
Теос
Вечеринки в честь Дня Восхождения всегда полны восторга и сладострастием. Я никогда не был ни на одной из них до поступления в Академию, но я потерял девственность на первой же, и с тех пор я наслаждался плотской природой этих сборищ. До сих пор.
Боги стары — древние как для людей, так и для Смертных Богов, — и за время учебы в Академии я пришел к пониманию, что с возрастом приходит потеря уважения к другим. Когда вы живете вечно, мало что вас беспокоит и еще меньше развлекает. Поэтому, когда они находят что-то интересное, они хватаются за это и извлекают из этого все удовольствие, которого только могут достичь.
Боги наслаждаются алчностью власти, которую приносит День Нисхождения.
Если бы я мог помешать Кайре посетить это мероприятие, я бы это сделал. Мысль о том, что другие смотрят на ее обнаженную кожу и знают, что достаточно одного малейшего движения, и она окажется обнаженной перед ними, вызывает у меня желание пробить кулаком стену. Однако, к сожалению, в приглашении, которое мы получили в полночь, было специально указано ее имя вместе с просьбой от самого Долоса. Независимо от моих собственных желаний, никто не игнорирует просьбы Долоса.
Большой зал, который был подготовлен специально для сегодняшних торжеств, парит впереди, как призрак бессмысленной развязности и опасности. Когда мы приближаемся, из-под больших богато украшенных двойных дверей доносятся отголоски стонов и воплей как боли, так и удовольствия. Смех и звон бокалов тоже слышны, но именно эти стоны заставляют все мое тело напрягаться. Жгучее ощущение касается задней части моей шеи и ползет вниз по позвоночнику, когда я снова перевожу взгляд на Терру, стоящую между Руэном и Каликсом.
Холодные глаза цвета грозовой тучи прикованы к этим дверям. Лицо Кайры задумчиво, как будто она совершенно забыла о своем платье — или об его отсутствии. Тошнотворный запах тревоги волнами исходит от нее, хотя никто другой, кажется, этого не замечает.
Неужели она наконец достигла предела своей храбрости? Неужели она думает, что Долос намерен убить ее сегодня вечером перед Академией? Он жестокий ублюдок, это точно, как и большинство Богов, но после того, как он выносит приговор, он не из тех, кто меняет свое мнение. Теперь, кажется, все устроено исключительно для того, чтобы напоминать ей о ее месте.
Интересно, сработали ли наконец его намерения.
— Подожди. — Каликс останавливает Кайру, и она напрягается, когда он лезет в карман и достает длинный отрез ткани. Несмотря на темный цвет, такой же ониксовый, как у его одежды, он прозрачный, сквозь него достаточно легко что-либо разглядеть. Мой рот кривится при виде этого. — Все Терры обязаны носить это.
Я хмурюсь еще сильнее, когда Каликс опускает повязку на глаза. Она напрягается, но не сопротивляется. Он ловко завязывает их у нее на затылке, проводя пальцем по волосам цвета паутины. Его губы подергиваются, как будто для него все это шутка. Это заставляет мои кулаки сжаться от желания врезать ему по его глупой самодовольной физиономии. Я подавляю это желание. Сегодня Боги соберутся вместе, и они будут наблюдать.
Кайра не произносит ни слова, моргая из-под кружевной, прозрачной ткани, которая теперь прикрывает ее глаза. Она выглядит как изображение первой Терры, служившей Богам. Красивая. Ослепленная. В цепях. Пленница древних времен и потрясающая жертва желаниям Богов.
Я выгляжу как шлюха для Богов. Ее слова крутятся у меня в голове.
Повязка на глазах предназначена не для того, чтобы лишить ее зрения, а для того, чтобы напомнить ей, что без Богов смертные все еще были бы невежественны в отношении благословения Божественных Существ.
У нее перехватывает дыхание, когда Каликс наклоняется ближе и целует ее в щеку, его губы движутся по ее коже с нарочитой медлительностью. Его глаза поднимаются и встречаются с моими. Сверкнув зубами, я бессознательно делаю шаг вперед.
— Хватит, — рявкаю я, беря Кайру за руку. Ее пальцы холодны на моих. — Ты ее мучаешь.
Каликс не предлагает мне ничего, кроме пожатия плечами, когда поднимает руки в притворно невинном жесте. Я прищуриваюсь, глядя на него, прежде чем переключиться на Кайру. — Не отходи от Руэна или от меня, — приказываю я ей.
— Ты думаешь, я представляю угрозу для нашей Терры, брат? — Каликс спрашивает со смехом.
— Из-за того, как ты ведешь себя сегодня, я не знаю, кто ты, черт возьми, такой. — Я выдавливаю слова, от гнева сжимая кулаки по бокам.
Тем не менее, Кайра не произносит ни слова, и из-за кружевной ткани, закрывающей ее глаза, трудно сказать, о чем она думает. Если глаза — это зеркало души, то эта глупая традиция насильно их спрятала. Я ненавижу это.
Я обхватываю ладонью ее щеку. — Деа?
Она вздрагивает, как будто слышит меня впервые. Ее грудь поднимается и опускается в резком вдохе. Я сосредотачиваюсь на том, чтобы удерживать взгляд на ее лице, а не на бледных полосках белой ткани, которые едва прикрывают ее. В этом наряде она похожа на невесту древнего короля. Ее груди полные и округлые, и маленькие золотые полоски, обхватывающие их, почти ничего не делают, кроме как дразнят воспоминаниями о нашей единственной ночи вместе. Я бы ничего так не хотел, как сорвать их и склонить голову к ее груди, посасывая губами один из ее розовых сосков и слыша, как ее стоны наполняют мои уши.
— Ты в порядке? — Спрашиваю я.
Ее ресницы трепещут под кружевной маской, когда она смотрит мимо меня, поверх моих плеч, на двери, в которые нам еще предстоит войти. — И что мне там нужно делать? — Ее вопрос звучит тихо.
— Ничего такого, чего бы ты не хотела, — заверяю я ее.
— Не лги ей, Теос, — фыркает Каликс. — Это не принесет никакой пользы нашей храброй маленькой Терре. Она должна знать правду.
Как будто звук его голоса напоминает ей о его присутствии, тело Кайры напрягается. — Прекрати, — шиплю я на него. — Ты пугаешь ее до чертиков.
— Я в порядке. — Рука Кайры касается моего запястья. Ее пальцы обхватывают его и отводят от лица. — Все в порядке. Просто скажи мне, что я должна делать за этими дверями. Должна ли я…? Я имею в виду, ожидают ли Боги, что я… — У нее на мгновение перехватывает горло, прежде чем она встряхивает головой, словно избавляясь от паутины в своих мыслях.
— Ты хочешь знать, будут ли они устраивать принудительную оргию за этими дверями? — Рядом со мной появляется Каликс со своей все той же широкой улыбкой. — И будут ли от тебя ожидать участия?
Ее пальцы все еще касаются моего запястья, удерживая его, хотя ее голова повернута к нему. — Никто не тронет то, что принадлежит нам, — говорю я ей.
— Если только сами Боги не решат, что хотят попробовать ее на вкус, — парирует Каликс.
Взгляд, которым я одариваю его, может засушить целые поля. Губы Кайры кривятся в отвращении. — Этого не случится, — повторяю я. — Ничего такого, чего она не хочет, не случится.
— Но… — Руэн подходит с другой стороны от меня, разглядывая девушку, стоящую передо мной, одетую как призрак из эротических легенд, все в ней бледное, от платья до лица, за исключением оттенков золота и черной ленты на лице. — С твоей стороны было бы разумно последовать нашему примеру.
Кайра поворачивается к нему. — Какому еще вашему примеру?
Я вздыхаю, когда ее пальцы, наконец, отпускают мое запястье. Она поворачивается всем телом, чтобы полностью посмотреть Руэну в лицо. Он не двигается, чтобы прикоснуться к ней, но, учитывая, как близко он стоит, трудно не заметить, насколько сосредоточено его внимание.
— Там будет много людей в различных формах одежды, — признает он. — Обычно одежду для своей Терры выбирают Смертные Боги. Многие одевают свою Терру во что-то подобное… — Он поднимает руку, ловко касаясь тонкой полоски ткани, которая прикрывает ее груди с обеих сторон. — Когда они хотят поделиться.
Ее губы приоткрываются, но прежде чем она успевает заговорить, он продолжает.
— Нет, — отвечает он, каким-то образом угадывая ее вопрос, — мы не будем делить тебя с другими. Однако… возможно, тебе придется… делать вид, как будто ты с нами.
Каликс упирается локтем мне в плечо и отводит одну ногу назад, балансируя на носке одного сапога, а другой твердо упираясь в землю. — Руэн имеет в виду, милая маленькая Терра, — говорит он, — что тебе придется сидеть здесь и позволять нам прикасаться к тебе… двигать тебя, делиться тобой, как