мы пожелаем.
Она ощетинивается, и если бы она была кошкой, я понимаю по волне напряжения, пробегающей по ее обнаженным плечам, что она стояла бы на всех четырех лапах, выгнув спину в воздухе, а шерсть встала дыбом от не слишком тонкого заявления Каликса. Хотя я не могу сказать, что это неправда, потому что это не так.
За этими дверями лежит ночь непристойного разврата и насилия. Попасть на подобные мероприятия — все равно что переступить очень тонкую грань. Одно неверное движение, и вспыхнувшие эмоции всегда могут перерасти в насилие. Чувство собственничества, которое Божественные испытывают по отношению к своим слугам и возлюбленным, всегда переходит в следующую крайность. Проклиная свою Божественную Кровь, я знаю, что если кто-то, кроме моих братьев, попытается наложить на нее свои лапы, я вырву их, от их тел и засуну им в задницы.
Кайра долгое время ничего не говорит. Когда она откашливается, ее голос звучит хрипло и лишь немного менее нервно, чем раньше — как будто она возвращается к той девушке, которую я знаю гораздо лучше, чем эту странную тихоню. — Значит, моя обязанность сегодня вечером — следовать за вами и позволить вам… делать со мной то, что убедит Богов, что я под вашим контролем? — уточняет она.
— Более или менее, — соглашается Руэн.
Она прикусывает губу, зубы сверкают белизной, когда погружаются в нежную, как лепесток, кожу. Мой член пульсирует в моих гребаных штанах. Мне следовало попросить что-нибудь из менее плотной ткани, как у Каликса. Я надеялся, что мой наряд хоть немного её успокоит, когда она узнает, какие именно вечеринки устраивают Боги. А теперь… теперь я сожалею о каждом грёбаном стежке, мешающем мне почувствовать её обнажённое тело рядом с моим.
— Хорошо. — Кайра опускает голову в знак кивка. — Тогда давайте сделаем это. Быстрее начнем — быстрее покончим с этим. — Она поворачивает голову к Каликсу и, к моему крайнему удивлению, поднимает руку, протягивая ее ему. — Ты проведешь меня? — спрашивает она его.
Каликс на мгновение замирает, как будто он тоже ошеломлен. Однако он приходит в себя гораздо быстрее, чем я, когда убирает руку с моего плеча и берет ее за руку, поднося тыльную сторону костяшек к своим губам. Он оставляет поцелуй на ее коже, и уродливое зеленое чудовище появляется внутри меня так быстро, что я чуть не рычу проклятие.
Руэн ловит мой взгляд и едва заметно качает головой.
— Это было бы для меня удовольствием, — отвечает Каликс на предложение Кайры, беря ее ладонь и кладя ее на сгиб своей руки. Вместе они вдвоем направляются к двойным дверям, и, словно зачарованные, двери открываются, открывая все, что находится за ними.
— Следи за ними, — шепчет мне Руэн. — С Каликсом что-то не так. Он играет с ней в какую-то игру, и я думаю, что он намеренно оставляет нас в стороне.
Мой взгляд устремляется к нему, когда Кайра и Каликс подходят ко входу. — Ты думаешь, он планирует причинить ей боль?
Руэн долго молчит, пока мы подходим к ним сзади. Как раз перед тем, как наши ноги пересекают границу зала удовольствия и боли, специально отведенного для Дня Нисхождения, я слышу его ответ. — Я понятия не имею, что он планирует, — вот и все, что он говорит.
Глава 21
Кайра
Вспышки обнажённой кожи и золотой ткани мелькают перед моим слегка искажённым взглядом. Сквозь маску, закрывающую глаза, пусть даже почти прозрачную, я чувствую себя слепой дурой. Мои пальцы вцепляются в руку Каликса, ногти вонзаются в ткань с такой силой, что я надеюсь — ему больно.
Однако это действие, кажется, только забавляет его. Его улыбка ни на йоту не угасла с тех пор, как мы вошли в зал. — Что ты планируешь? — Я тихо шиплю, достаточно тихо, чтобы никто другой не услышал.
Краем глаза я замечаю ухмылку Каликса. — Теперь ты преодолела свой страх? — спрашивает он. — Это было быстро.
— Ты назвал меня воровкой, — шепчу я. — И лгуньей — что ты имел в виду?
Он смеется, звук такой, словно два валуна ударяются друг о друга, и в то же время такой глубоко чувственный, что у меня дрожат бедра. Он как дурманящий наркотик, вызывающий привыкание у тех, кто нуждается в побеге, и смертельно опасный для тех, кто не знает, сколько он может выдержать.
— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду, маленькая воровка, — говорит Каликс. — Сейчас ты пытаешься понять, как я это выяснил — или, возможно, тебе интересно, как тебе убедить меня хранить твои секреты.
— Ты никому не говорил, — отвечаю я. Это ответ и вопрос.
— Нет, еще нет. — Невысказанное «пока» повисло между нами. Несмотря на неудобные сандалии, которые украшают мои ноги и напрягают икры, мы с Каликсом скользим по холодному кафельному полу огромного холла.
Я вспоминаю карту Региса, выданную мне несколько месяцев назад, прокручивая в уме различные схемы, пока не прихожу к тому, где мы находимся сейчас. Эта часть Академии обычно не открыта для учеников и Терр. Это часть крыла, в котором обитают Божественные Существа. Гигантское пространство, которое в этот знаменательный день было задрапировано всевозможными тканями.
Золотые и красные ленты спускаются с балок наверху. Я запрокидываю голову и откровенно пялюсь на нескольких обнаженных мужчин и женщин, связанных в самых разных позах. У некоторых связаны руки и ноги за спиной, их груди и гениталии полностью выставлены напоказ, поскольку они болтаются на повязках вокруг запястий и лодыжек — единственное, что удерживает их в воздухе. Другие открыто отдыхают, покачивая ногами взад-вперед, играя на лентах, как будто это качели для их развлечения.
— Держи голову склоненной, — внезапно раздается голос Теоса позади меня, повелительный шепот, когда мы останавливаемся в конце длинного зала перед тремя тронами, которые я могу описать только как древние троны — такие, на которых, предположительно, когда-то восседали короли и королевы древних людей, прежде чем Боги пришли в наш мир. В центре, на самом большом троне из всех покоится единственная темная корона, сделанная из черного камня и металла. Справа располагается вторая корона, на этот раз из жемчуга и серебра. Никто их не носит.
Каликс указывает нам налево, где единственный человек на возвышении ждет, когда ему представят нас. Призрачная фигура Долоса небрежно восседает на самом маленьком троне из всех. Тени вокруг нижней половины его тела рассеялись, открывая взору покачивающуюся золотоволосую Терру, стоящую перед ним на коленях и снова и снова берущую в рот его член. Я опускаю глаза в пол, не желая замечать отчаянные звуки, вырывающиеся из горла девушки, как будто она делает все возможное, чтобы угодить Богу Заточения, опасаясь, что он убьет ее, если она потерпит неудачу.
Ничуть не смущенный неловкостью когда к нему подходят, в то время как ему доставляют удовольствие, Долос не обращая внимания на девушку, говорит. — Даркхейвены, идите сюда, — приказывает он. На периферии моего поля зрения он машет им рукой, размахивая рукой скрытой тенью. — Приведите мне свою Терру. Я хочу посмотреть, как она поживает после своего наказания.
Я пристальнее смотрю в пол, даже когда мои ногти все глубже впиваются в руку Каликса. Когда мы поднимаемся на верхнюю ступеньку помоста, жар Даркхейвена рядом со мной исчезает, когда он отстраняется от меня. Не зная, что еще сделать, поскольку тело Каликса больше не соприкасается с моим собственным, я опускаюсь на колени, склоняясь перед Долосом. Я не поднимаю свой взгляд, чтобы встретиться с ним, даже когда слышу, как девушка, которая сосала его, вскрикивает от удивления.
Мои зубы скрипят, когда волна тяжелого воздуха ударяет мне в затылок, заставляя опустить лицо ниже, пока я не оказываюсь почти на расстоянии поцелуя от камня под ногами. Тени Долоса скользят по моему плечу, приподнимая мои волосы и отводя серебристые пряди со спины, пока он осматривает мой позвоночник.
Ледяной костлявый палец скользит вниз по хребту моей спины, очерчивая то, что, как я знаю, является одним из худших моих отметин. Я выдыхаю, медленно и ровно, стараясь не напрягаться и не подымать голову в порыве неповиновения. Каждый инстинкт, который я когда-либо оттачивала за последние десять лет, требует, чтобы я не показывала спину врагу. Я закрываю глаза и расслабляю свое тело, забывая обо всех болях, которые он мне причинил, и не обращая внимания на тихое, но хриплое дыхание девушки.
— Сейчас она кажется довольно покорной, — говорит Долос несколько недовольным тоном. — Она стала такой после своего наказания?
Я слышу слова, пропускаю их мимо ушей и не отвечаю. Он говорит не со мной. Проходит такт, и, к моему удивлению, отвечает Теос.
— Она осознала ошибочность своего пути, ваше Божественное, — заявляет он. — Эта Терра выразила, как она благодарна вам за милосердие.
— А она благодарна? — Похоже, Долос не совсем верит Теосу, и никто не отвечает на его подозрения, поскольку я чувствую, как Бог Заточения снова окружает меня, пока не оказывается передо мной.
Мои глаза зажмуриваются еще сильнее. Это делает меня жестокой сукой, но я надеюсь, что он не заменит девушку мной. Я молюсь, чтобы я не заняла ее место. Мысль о том, чтобы склониться перед этим Богом, предложить ему кусочек своей плоти, чтобы доставить удовольствие человеку, который причинил мне такую боль, сидит у меня в желудке, как наполненный сгусток яда. Слезы подступают к моим глазам, и я сдерживаю их, борясь с ними изо всех сил.
Я и раньше трахалась ради убийства, но я всегда контролировала ситуацию. Я была той, кто решал, какой метод быстрее приведет к моей цели. Мне никогда не приходилось трахаться ради своей жизни, и я надеюсь, что мне не придется помышлять о подобной жертве.
Этот ледяной палец касается моей щеки, заставляя меня подпрыгнуть от неожиданности, когда он скользит ниже, пока не оказывается прямо под моим подбородком и медленно поднимает мое лицо вверх. Мои ресницы приподнимаются, и я проклинаю слезящееся зрение, которое затуманивает то, что уже является искаженным зрением за этой проклятой маской.