— Я не могу принять такой дар, Ваша Божественность. — Сильвис, несмотря на всю ее гордость, звучит так, словно она вот-вот заплачет, ее голос дрожит от усилий, которые требуются, чтобы говорить.
— Ты можешь и ты сделаешь это, — настаивает Кэдмон. — Ты любимица Бога, Сильвис. Это важно для меня так же, как и для тебя. Мне невыносима мысль о том, что ты покинешь это место раньше, чем придет твое время.
Из библиотеки доносится всхлип. Конечно же, это не шоу для всех остальных Терр? Или шоу? В конце концов, большинство Богов видят в Террах только удобные инструменты, которые можно использовать и выбросить. Они, кажется, забывают, что у всех Терр, которых они используют, есть собственные мысли и воля. Что они люди.
Решив, что это не обязательно то, что мне нужно подслушивать, но также желая поскорее попасть в библиотеку, чтобы закончить эту смену, я толкаю дверь и вхожу. В нескольких футах от различных столов в читальном зале стоят Сильвис и Кэдмон, склонив головы друг к другу.
Сильвис поднимает глаза через плечо Кэдмона и замечает меня, прежде чем быстро пригнуться. Но слишком поздно, я уже увидела красные круги у нее под глазами, которые определенно говорят мне, что она плакала. Я осматриваю местность и замечаю, что Терр гораздо меньше, чем обычно, только двое или трое из них остаются за некоторыми столами, а Кэдмон и Сильвис достаточно далеко, чтобы, вероятно, считать себя в безопасности от посторонних ушей. Но только не для меня, поскольку исключительный слух является частью моих собственных возросших способностей, что только делает способность Каликса вторгаться в мою комнату, не разбудив меня, намного более неприятной.
Делая вид, что меня не интересует тот небольшой разговор, который ведут Сильвис и Кэдмон, я иду через библиотеку, пока не добираюсь до стола, который стоит рядом со столом Сильвис и Терры. У мужчины постарше вздернутый нос и глаза, расположенные слишком близко, чтобы быть привлекательными, но он смотрит на меня без враждебности, несмотря на помеченную форму, которую я ношу.
— Какие у меня задачи на день? — Я спрашиваю его.
Он переводит взгляд на стол Сильвис, как бы говоря мне, что я должна спросить ее, но потом понимает, что ее там нет. Думаю, он был слишком поглощен тем, что писал, чтобы заметить, когда она встала. Он поворачивает голову и замечает ее в нескольких футах от себя.
— Тебе придется подождать, пока она передаст тебе твои обязанности после того, как закончит разговор с господином Кэдмоном, — говорит мужчина. — Если только ты ему не понадобишься. — Он указывает на пустой столик напротив себя. — Ты можешь сидеть здесь и ждать. — А затем, запоздало, словно напоминая себе, что должен это сказать, он добавляет: — тихо, — хрипло выдыхая, прежде чем вернуться к своему письму.
Я вздыхаю и отворачиваюсь, преодолевая те несколько футов, которые мне требуются, чтобы добраться до стола. Я плюхаюсь на свое место и, поставив локоть на стол, опираюсь на него подбородком, оглядывая читальный зал. Здесь так тихо, что это навевает на меня чувство умиротворения. Неудивительно, что Руэну так нравится это место. Я никогда особенно не увлекалась чтением — разве что по необходимости, ради учёбы, — но, кажется, потеряться в чьей-то чужой истории, в чьей-то чужой жизни было бы сейчас весьма кстати.
Секунды перетекают в минуты, и я больше не прислушиваюсь к тихому разговору Кэдмона и Сильвис в углу. Я дышу ровно, считая вдохи, когда скука берет надо мной верх, мне нужно на чем-нибудь сосредоточиться, чтобы не начать думать о других, гораздо более сложных вещах, от которых у меня только начинает болеть голова. Мои веки опускаются все ниже и ниже, пока я не могу больше держать их открытыми.
Я не понимаю, что меня сморил сон, пока чья-то рука не касается верхней части моей спины, и я вскакиваю со своего места. Я автоматически тянусь к лезвию, которое держу у поясницы, и останавливаюсь, когда узнаю мужчину, стоящего передо мной с веселой усмешкой на губах.
Кэдмон оглядывает меня с ног до головы, пока я встряхиваюсь и оглядываю библиотеку, но все остальные Терры поглощены своей работой, и никто, казалось, не заметил моей почти грубой ошибки или того факта, что я заснула, ожидая, когда мне передадут обязанности по смене. Я неловко переминаюсь с ноги на ногу, меняя позу, и бросаю взгляд на Кэдмона, который все еще выглядит приятно удивленным моей неловкостью.
— Сегодня ты со мной, — это все, что он говорит, прежде чем развернуться и уйти.
Я моргаю и замираю на мгновение, прежде чем прийти в себя и бросаюсь за ним, мои короткие ноги спешат догнать его длинные, пока я не оказываюсь на несколько шагов позади него и не могу замедлить шаг, чтобы соответствовать его походке.
Кэдмон ведет меня вдоль множества полок библиотеки, мимо того места, куда Руэн тащил меня раньше, и за угол. Статуи появляются в конце особенно толстого стеллажа. Мы в тишине идем вдоль ряда статуй в течение нескольких долгих минут, пока звуки тихой работы других Терр не затихают в моих собственных ушах, и вокруг не остается ничего, кроме гулкой тишины.
Мы останавливаемся перед тем, что я считаю последней статуей, только для того, чтобы обнаружить, что стена изгибается и сразу за поворотом есть еще несколько. Я смотрю все выше и выше на женщину, выглядывающую из врезки в стене. Сбоку есть еще несколько похожих ниш, в каждой из которых стоит другая статуя. На той, перед которой я стою, изображена женщина в длинном струящемся платье, ее руки сложены перед собой чашечкой, одна обращена вниз, а другая вверх, а на верхней из них на ее подставленной ладони на веревочке свисает паук.
Я с любопытством смотрю на нее. Она красивая, с длинными волосами, которые ниспадают на плечи и вьются вокруг грудей. У нее чувственная фигура с широкими бедрами и тонкой талией. Но не поэтому я нахожу ее интересной. Я нахожу ее интересной из-за выражения, которое у нее есть. Ее губы приоткрыты, уголки слегка приподняты, а глаза слегка прикрыты, когда она смотрит на существо в своих ладонях.
— Скажи мне, Кайра, — говорит Кэдмон, его голос рассеивает тишину, которая так внезапно воцарилась вокруг нас, что это заставляет мое сердце подпрыгнуть в груди на удар или два, прежде чем снова медленно успокоиться. — Что ты знаешь о Богах и о том, как мы пришли в этот мир?
Я смотрю на него как на сумасшедшего, хмуря брови в замешательстве от такого случайного вопроса. — Я знаю, чему меня учили, ваша Божественность, — говорю я. — Что Боги пришли к нам и поделились своими знаниями и…
— Я думал, мы это уже обсуждали, — останавливает он меня, поворачивая в мою сторону глаза цвета черного дерева. — Меня зовут Кэдмон, и я бы предпочел, чтобы ты называла меня так.
— Я… Кэдмон, — поправляюсь я, опуская глаза, поскольку вид его собственного лица, кажется, вызывает опасные вибрации в моем животе. Не возбуждение, не интерес, а что-то более древнее. Как предупреждение.
— Я не спрашивал, чему тебя научили на занятиях здесь, в Академии, — продолжает он. — Я хочу знать, сколько из нашей правды тебе известно.
— Вашей правды?
Он возвращает свое внимание к статуе женщины. Черты его лица смягчаются, когда он смотрит на нее. — Мы не спустились с небес, как многие думают, — заявляет он. — Мы пришли кое с какого другого места. — Он бросает взгляд в мою сторону, прежде чем вернуться к статуе. — Ты читала книгу, которую я тебе дал? — внезапно спрашивает он.
Жар приливает к моим щекам, и я опускаю голову. — Немного, — признаю я, — но я не смогла закончить.
Он кивает, словно ожидая такого ответа. — И что ты думаешь?
У меня перехватывает дыхание. Он спрашивает моего мнения? Бог для кажущейся смертной девушки?
Мои губы приоткрываются, и я отвечаю ему. — Это было интересно.
— Каким образом?
Я рассматриваю книгу, которую он дал мне почитать, пока смотрю на статую женщины, мои глаза снова блуждают по ее лицу к короне, которая выглядит наполовину как солнце, наполовину как дюжина шипов, торчащих из ее затылка.
— Автора не было, — говорю я, — но мне было ясно, что, кем бы они ни были, они не считают Божественные Существа чем-то большим, чем вторгшимися в этот мир. — Эти слова кажутся опасными, особенно для того, чтобы говорить их Богу, но Кэдмон не сердится и не наказывает меня. В конце концов, именно он дал мне том. Я предполагаю, что он уже прочитал это сам.
— Автор написал, что люди пришли из Внутренних Земель и что Боги боятся этого места, — говорю я.
Кэдмон молчит, пока я говорю, и я воспринимаю это как намек продолжать. — Там сказано, что Пограничные Земли было местом убежища и безопасности. — Я смотрю на него краем глаза и решаю сказать немного правды от себя, поскольку он уже знает, что я из этого места из-за фальшивой фамилии, которую я выбрала при поступлении в эту Академию.
— Я помню, это было жестокое место, — признаюсь я ему. — Зимы были холоднее, чем когда-либо за пределами леса, и к тому же темнее. Лето было жарким, а осень и весна мягкими. Но больше всего я помню, что было так тихо…
Всплывает старое воспоминание, день, похожий на любой другой. Перед моим мысленным взором возникает образ того, как мы с отцом спускаемся к местному ручью, оба несем тяжелые ведра, а под ногами хрустит снег. Солнце светило с неба, и от этого все казалось намного ярче, отражаясь от белой глянцевой поверхности ручья, к которому мы подошли. В тот день было не слишком холодно, просто похолодало после того, как прошла гроза. По его словам, в тех лесах мой отец научился охотиться и строить.
Он показал мне, как ставить ловушки на мелких животных, и научил меня благодарить за жизни, которые они отдали за наши. Это было нелегко — жить у черта на куличках, без друзей, без доступа к внешнему миру и к тому, как живут другие, но в то же время это было проще.
— Тихо? — Спрашивает Кэдмон, когда мой голос затихает.
Тряхнув головой, прогоняя прочь старые воспоминания, я поворачиваюсь и смотрю на Бога рядом со мной. Его глаза встречаются с моими, когда я отвечаю ему. — Это было