мирно. — И, может быть, именно поэтому я так сильно хочу вернуться. Потому что для меня Пограничные Земли — это не место тьмы, страха и неизвестности. Пограничные Земли — это место красоты и покоя.
Кэдмон наклоняет голову, словно обдумывая мои слова, прежде чем медленно поворачивается лицом к статуе. — Тебе важно понять это, Кайра, — говорит он, его голос становится тише по мере того, как он говорит. — Мир состоит из разных историй, разных точек зрения. Однако те, что преподают и изучают, — это только одна сторона. Историю пишут не фермеры и не крестьяне. Историю пишут короли и Боги, завоеватели и правители. Истинная история лежит где-то посередине между тем, что написано, и тем, чего нет.
Я хмурюсь, сбитая с толку его странными загадочными словами больше, чем когда-либо. — Зачем вы мне это рассказываете? — Я отваживаюсь задать этот вопрос, чувствуя себя так, словно меня каким-то образом подобрало существо гораздо крупнее меня и поместило в маленький пруд с другими рыбками, каждая из которых любопытна, если не сказать немного голодна, пытаясь решить, еда я или друг.
Улыбка, которой он одаривает меня, немного грустная, но когда он отвечает, это не то, чего я ожидаю. — Даже Боги теряют людей, — говорит он мне. — Божественные существа Божественны только до тех пор, пока их кровь остается незапятнанной. Ничто не остается неизменным вечно. Время меняет все в этом твоем смертном мире, Кайра. Я хочу, чтобы ты была готова к испытаниям, с которыми тебе придется столкнуться в будущем.
— К каким исп…
Он не дает мне закончить, продолжая. — И тебе, и тем мальчикам, к которым ты все больше и больше привязываешься, нужно будет преодолеть то, что должно произойти. То есть… если они хотят победить своих собственных монстров.
Я напрягаюсь от его слов. — Я не… — Отрицание срывается с моего языка прежде, чем я успеваю его остановить, отказываясь верить в то, что он говорит, потому что в ту секунду, когда он начинает говорить о «мальчиках», мои мысли немедленные переносятся к Даркхейвенам.
Кэдмон останавливает меня поднятой ладонью, и темнота в его глазах кружится, эбеновый цвет немного отступает, открывая более теплую глубину коричневого. — Я Бог Пророчеств, — заявляет он. — Я вижу далеко и многое, но я могу видеть только то, что может сбыться, а не то, что никогда не сбудется. Помни об этом.
Я не знаю, как я могу забыть это — его слова звучат в моей голове, крутясь снова и снова, пока я пытаюсь по-настоящему понять их значение.
Кэдмон медленно отступает назад, как будто заставляет себя отойти от статуи женщины. Я перевожу взгляд с него на нее, задаваясь вопросом, кто она для него и важна ли она для него или для меня с тех пор, как он привел меня сюда, чтобы поговорить со мной об истории, прошлом и будущем.
— Ты освобождена от остальной части твоей сегодняшней смены, — объявляет Кэдмон, поворачиваясь, чтобы уйти. — И от всех будущих смен в библиотеке.
— Что? — Я смотрю ему в спину, разинув рот.
Не оборачиваясь, Кэдмон не останавливает своих удаляющихся шагов, даже когда окликает меня через плечо. — Библиотека всегда будет открыта для тебя для исследований, — говорит он, — но твои обязанности выполнены. Ты можешь использовать ее по своему усмотрению, но у тебя больше не будет принудительных обязанностей. Используй свое время с умом, дитя. Я буду доступен, если понадоблюсь.
С этими словами он исчезает, оставляя меня стоять перед изогнутой стеной и рядом странных Богоподобных статуй, смысл которых я не понимаю, со словами, которые я также не понимаю, эхом отдающимися в моей голове.
Глава 25
Кайра
Слова Кэдмона звучат у меня в голове, заставляя присутствующую там боль становиться еще сильнее, когда позже в тот же день я вхожу в маленькую спальню под покоями Даркхейвенов. Я настолько поглощена словами Бога Пророчества, что мне требуется еще мгновение, чтобы осознать, что я не одна.
Маленькая фигурка выходит из угла комнаты как раз в тот момент, когда я поднимаю голову, и в нос мне ударяет запах чего-то влажного и знакомого. Атака происходит долей секунды позже, и я реагирую в порыве инстинкта, который подавляла с того момента, как ступила на территорию Академии.
Чьи-то руки смыкаются на моих руках и отрывают меня от земли. Я позволяю им. Переношу свой вес и сбрасываю их. Они спотыкаются, встречая не просто слабое сопротивление, а полное отсутствие сопротивления. Мое сердцебиение, которое при обычных обстоятельствах участилось бы, выравнивается. Я делаю глубокий вдох и считаю до десяти.
Десять. Нога нападающего подгибается, когда я переношу вес. Они скрежещут зубами — звук, похожий на стук камней друг о друга, раздается прямо у моих ушей — и пытаются ослабить хватку.
Девять. Я отступаю назад и ударяю подошвами по их ногам, отталкиваясь и вырываясь из их хватки.
Восемь. Поворачиваюсь лицом к своему противнику, мир исчезает, когда я наконец вижу, кто это. Мое зрение сужается. Нет ни маски, ни даже маскирующего заклинания, чтобы скрыть их личность — как будто она знала, что никому не будет дела, если ее поймают.
Семь. Лицо Рахелы искажается гримасой ярости и отвращения. Она краснеет от ярости. Блядь. Мне следовало бы догадаться, прежде чем думать, что она все оставит как есть, но теперь слишком поздно сожалеть.
Шесть. Я делаю ещё один вдох, входя в позицию: ноги врозь, руки подняты, кулаки наготове. Ещё два вдоха. Три. Они становятся всё быстрее и быстрее. Это неправильно. Всё должно замедлиться. Я должна быть спокойна. Я проделывала это уже много раз.
Пять. Рахела ныряет за добавкой, поднимая пальцы, когда вода, стоящая на моем прикроватном столике, поднимается, приходя на ее зов, и она выплескивает ее в меня. Она застывает в воздухе, превращаясь в осколки острого льда. С приглушенным проклятием я пригибаюсь и уклоняюсь с пути атаки. Ее лицо становится все более и более сердитым каждый раз, когда я смотрю на нее.
Четыре. Рахела поворачивает шею в сторону и насмешливо смотрит на меня. Ее пальцы крутятся в воздухе, напоминая капли воды и осколки льда по всей комнате, их холод проникает сквозь мою одежду. Облако белого воздуха застревает у меня в горле, а затем вырывается наружу. Она поднимает руку, и вода превращается в гигантское ледяное копье, которое затем она берет и бросает в меня изо всех сил.
Три. Мои глаза расширяются, но улыбка становится шире. Прошло слишком много времени с тех пор, как я тренировалась, и я порядком подзабыла за те месяцы, что провела в «Академии Смертных Богов Ривьера». Разворачиваясь, когда оно устремляется ко мне, я поднимаю локоть и сильно опускаю его, как раз в тот момент, когда копье пролетает мимо меня. Лед разлетается в воздухе, падая к моим ногам. Я наступаю ботинком на особенно большой его кусок.
— Это действительно необходимо? — Я выдавливаю из себя вопрос, разочарованная, когда моя спина ударяется о стену напротив кровати. Эта комната слишком мала для ближнего боя.
Два. Я бросаюсь в сторону, моя икра ударяется о край кровати, лед под моим ботинком дрожит, и частицы, все еще оставшиеся лежать на деревянном дощатом полу, начинают дрожать, что, как я предполагаю, является реакцией на ярость Рахелы, когда она снова поднимает руку, разбрасывая лед и воду по комнате, образуя шар рядом со своей головой. Крутясь и крутясь, он остается, как веская угроза. Я шиплю проклятие. Чертова сука. Она действительно пытается убить меня.
— Тебе следовало просто сдохнуть, блядь, тупая человеческая шлюха, — рычит Рахела, обнажая зубы так по-звериному, что я дважды моргаю, гадая, не упустила ли я что-нибудь.
— Когда сдохнуть? — Спрашиваю я. — Что-то не припомню, чтобы из-за недавних событий я когда-нибудь чуть не умирала. — Я делаю паузу и поднимаю руку, постукивая себя по подбородку, притворяясь, что обдумываю это.
Ее верхняя губа приподнимается, обнажая больше зубов, а в глазах вспыхивают ярко-синие огоньки, светящиеся той Божественной силой, что живет внутри нее. Затем, так же внезапно, выражение ее лица выравнивается, и она начинает двигаться. Я опускаю руки по швам, снова сжимая их в кулаки.
Рахела медленно обходит меня, и я — огибая тонкий каркас своей кроватки, делаю то же самое. Я, блядь, не могу убить ее, но если она намерена попытаться убить меня, то какой у меня выбор? Я не собираюсь позволить себе пасть жертвой кого-то вроде нее, едва обученной Смертной Богини, которая ничего не знает о бедственном положении мира за этими стенами, ничего, кроме того, чему ее научили те самые существа, которые держат ее здесь в ловушке.
Если уж на то пошло, мне жаль Рахелу. С ней я кажусь намного свободнее, чем когда-либо чувствовала себя вне этого проклятого контракта, который держит меня пленницей Преступного Мира.
— Кнут Акслана должен был убить тебя. — Слова Рахелы начинают обретать смысл.
А, так вот что она имела в виду. Почти сразу же, как только до меня доходит это осознание, она посылает вращающийся шарик воды мне в лицо. Я уворачиваюсь от него, пригибаясь и перекатываясь по полу только для того, чтобы снова вскочить на ноги и врезаться в стену, выходящую в коридор. Видя, как близко я нахожусь, я ныряю к двери только для того, чтобы вода во власти Рахелы столкнулась с ручкой и рамой, мгновенно превратившись в лед и заморозив ее.
— Гребаная пизда, — раздраженно бормочу я, отрывая руки от обжигающего льда, который намного холоднее, чем должен быть по природе. В противном случае, я бы смогла распахнуть дверь с моей дополнительной силой, но от одного прикосновения к этому дерьму у меня возникает ощущение, что с меня содрали кожу. Я умею справляться с болью, но это не значит, что мне это нравится.
— Вот ты какая на самом деле — неуважительная маленькая человеческая шлюха, — выплевывает в меня Рахела.
Я закатываю глаза и снова смотрю на нее. — Уважение нужно заслужить, — говорю я, — и ты, конечно, не заслужила от меня ничего, кроме гнева.