Что… я делаю?
Прежде чем я успеваю обдумать эту мысль, пара грубых рук хватают меня за бедра и приподнимают. — Клянусь Богами, если ты попытаешься трахнуть меня снова после этого, я перережу тебе горло, пока ты спишь, — рычу я.
Веселый смешок Каликса — его единственный ответ, когда он несет меня несколько шагов назад к ванной. Наверное, в этот момент я похожа на сморщенный чернослив, но я не спорю, когда он опускает меня в теплую воду и смывает кровь с моих рук и коленей.
Он садит меня на последнюю ступеньку, и когда мои глаза снова открываются, я смотрю, как он марширует по комнате во всей своей загорелой обнаженной мужской красе, не стесняясь себя. Но мне… мне есть чего стыдиться. Быстро приложив к голове одно из банных полотенец, чтобы высушить волосы, а затем к телу, он отбрасывает его в сторону и берет свежее, прежде чем подойти ко мне.
На этот раз я смотрю на свои ушибленные и порезанные колени. Банное полотенце падает рядом со мной.
— Я попросил своих фамильяров оставить мальчику Терре записку, что ты не голодна и вернулась в северную башню, — говорит Каликс. — Возвращайся, когда закончишь с остальными ритуалами купания.
Шок от признания Каликса заставляет меня резко обернуться, как раз когда он принимает свою змеиную форму — его тело сжимается само по себе, кожа натягивается, а кости расплавляются, принимая новую форму. Длинная, толстая, черная змея моргает на меня раз, другой, а затем поворачивается и ускользает обратно в темноту — вероятно, это одно из различных вентиляционных отверстий, которые проветривают эту комнату, когда пара становится слишком много.
Когда я уверена, что он ушел, я опускаюсь спиной на пол и смотрю в изогнутый потолок. В моей голове масса эмоций и сбивающих с толку вопросов. Эта игра, в которую мы играем «Даркхейвены и я» такое чувство, что я та, кто ее начал, но я также та, у кого не хватает половины деталей.
Глава 31
Каликс
— Где ты был… — Теос замирает, уловив мой запах, как только я вхожу в наши общие покои. Его нос морщится. — Почему от тебя пахнет мокрой землёй?
И я бы с ним согласился. Эти твёрдые мыльные лепёшки, которыми я видел, как мылась Кайра, пахли землёй и травами — совсем не так, как ароматные соли, что нам выдают целители после тренировок. Моим собственным чувствам эта дрянь тоже была отвратительна — именно поэтому я и покрыл её своим запахом, натирая её не только своим телом, но и членом, и семенем, втирая их глубоко в её сердцевину.
Я ухмыляюсь при воспоминании. Пальцы щелкают перед моим лицом, когда появляется Теос с нахмуренными от раздражения бровями. — Каликс! — Он лает так, как будто повторяет мое имя уже несколько минут. — Ты собираешься мне ответить? Почему от тебя так пахнет? — Он хмурится, все еще оглядывая мое тело, с отвращением скривив верхнюю губу. Теперь, одетый в свободную тунику, новые брюки и ботинки, я подхожу к нему с этой дерьмовой ухмылкой.
Я не могу сдержать изгиб своего рта, даже если бы попытался. Ощущение того, как влагалище моей маленькой воровки так туго обхватывает мой член, все еще остается во мне, как призрачное прикосновение. Даже с ее характером, она фантастически трахается. Кое-что, что я определенно попробую снова в самом ближайшем будущем.
— Я принимал ванну с нашей любимой Террой, — говорю я ему честно, самодовольно. Теперь этот ублюдок не сможет сказать, что она была только с ним. У него отвисает челюсть от ошеломления, и я прохожу мимо него и направляюсь к лестнице.
— Подожди секунду, черт возьми! — Теос собирается с мыслями гораздо быстрее, чем я ожидал, и я останавливаюсь на первой ступеньке, оглядываясь через плечо и выгибая бровь.
— Проблема?
Он кипит. — Да, это гребаная проблема. Ты не можешь ее трахнуть.
Я пожимаю плечами. — Уже трахнул. — Я делаю следующий шаг и продолжаю говорить на ходу. — Кроме того, не немного ли лицемерно с твоей стороны говорить это после того, как ты поимел ее не один, а два раза?
— Руэн…
Я добираюсь до последней ступеньки и перегибаюсь через перила, глядя на него сверху вниз. — Руэн не диктует мне, что я могу или не могу делать или кого я могу или не могу трахать, — холодно заявляю я. — Ты можешь выполнять его приказы, но он знает, что лучше не командовать мной.
Признают ли они угрозы, окружающие наше драгоценное запретное маленькое сокровище, или нет, зависит от них, а не от меня. Двое из них — Теос и Руэн — уже отстали в плане информации. Я узнал ее маленький грязный секрет, и даже если Теос был тем, кто играл с ней, он идиот, раз не понимает, почему она представляет собой такое искушение.
Запретное Божье дитя, маскирующееся под человека-слугу. Идея смехотворна. Тем не менее, она — реальность, которую никто из нас не может отрицать. Моя улыбка становится шире, когда я представляю реакцию Руэна, когда он узнает о ее обмане. О да, вот тогда воцарятся настоящая буря и безумие. Есть причина, по которой Руэна считают фактическим лидером нашей маленькой семьи — помимо напыщенного Божественного отца, которого мы все разделяем.
Я не настолько наивен, как мои братья, чтобы думать, что смерть Рахелы станет концом. Долос воспринял наши оправдания не более чем пощечиной, как только Руэн предъявил те письма, которые чертова сука отправляла Теосу. Всегда планировщик и манипулятор. Но мать Рахелы, вероятно, потребует расплаты, когда она прибудет к нам в Академии на Совет Богов, и я не хочу, чтобы кто-то, связанный со злобной Сигюн, Богиней Раздора, думал, что у Кайры нет защиты.
Теос направляется к концу лестницы, топая так, словно собирается подняться мне навстречу. Я поворачиваюсь и складываю руки на груди, глядя на него сверху вниз. — Руэн устанавливает правила не просто так, — выдавливает Теос. — Если я должен следовать им, то поэтому…
— Но ты не следовал, — оборвал я его. — Ты трахнул ее сразу после нападения Рахелы — тебе было так плохо из-за того, что твоя мерзкая бывшая охотилась за Террой, что ты почувствовал необходимость подарить ей несколько оргазмов в качестве компенсации? — Моя ухмылка становится убийственной. — Может, обменяемся впечатлениями?
Глаза Теоса вспыхивают гневом, становясь абсолютно черными, прежде чем снова стать золотыми. Когда он отдается своему божественному гневу — вот тогда он становится намного сильнее. — Что? Боишься, что я доставил ей больше удовольствия? Это задело бы твою высокомерную гордость? — Я подталкиваю его еще немного.
Он рычит на меня, обнажая зубы таким образом, что это только забавляет меня. Я слегка хихикаю и склоняю голову набок. — Я задел тебя за живое? — Спрашиваю я.
Он глубоко вздыхает и запускает руку в волосы, откидывая назад белые пряди, но они только снова выбиваются вперед, падая ему на лицо в тот момент, когда он убирает руку. — Ты специально меня провоцируешь, — предполагает он, свирепый взгляд немного тускнеет, когда он понимает.
Я подавляю стон. — Почему ты всегда должен портить мне веселье? Я думал, это работа нашего старшего сына. — Даже если его положение таково, каково оно есть, только из-за разницы в несколько месяцев.
— Руэн — единственный из нас, кто, кажется, планирует все заранее. Он вытащил тебя из неприятностей, которые ты вызвал, убив Рахелу, — отвечает Теос. — Боги должны думать, что мы под контролем…
— Боги не понимают системы без иерархии, — огрызаюсь я, прерывая его, когда моя улыбка полностью исчезает. — Я сам себе иерархия, Теос. Не испытывай меня в этом.
— Это полный пиздец, ты же знаешь? — он требует ответа. — Она смертная, и она что-то скрывает. Если ты сделал что-нибудь, чтобы сломить ее…
Я поднимаю руку, останавливая его. — Тебе не нужно беспокоиться о физическом состоянии нашей Терры, — уверяю я его, вспоминая, как упорно она боролась как на суше, так и под водой.
От одной мысли об этом у меня кровь бежит быстрее. Я протягиваю руку и касаюсь своего носа сбоку, с нежностью вспоминая, как она ударила в него так сильно, что сломала. Интересно, как бы она справилась со мной и моими фамильярами? Я дрожу при одной мысли о том удовольствии, которое это доставило бы, если бы я увидел, как она борется с хваткой моих змей, когда я прижимаю ее к земле и трахаю ее сладкую киску.
— С ней все в порядке, — говорю я брату.
Золотистые глаза сузились, глядя на меня, в их глубине затаилось подозрение. — Значит, она не пострадала?
Я слегка склоняю голову набок, мои губы кривятся от воспоминаний о веселье. — С ней все в порядке, — вот и все, что я говорю.
Теос пристально смотрит на меня, и я жду, ожидая, что он скажет что-нибудь еще, и он не разочаровывает. — Руэн думает, что как только все забудут о ее наказании, возможно, через семестр или два, мы сможем запросить новую Терру, и ее переведут. Он говорил с Террой из библиотеки о том, чтобы она поработала с…
Рычание вырывается из моей груди прежде, чем я успеваю его сдержать. Мои клыки вырываются из десен, и я хватаюсь рукой за перила, дерево скрипит под моей хваткой. — Она не уйдет, — огрызаюсь я. — Это не вариант.
Глаза Теоса расширяются. — Каликс.
— Не. Вариант. — Я повторяю слова, хотя из-за шепелявости — по вине моих клыков — произносить их немного сложнее, чем обычно. Мое зрение вспыхивает синим и зеленым, мое змеиное зрение, а затем быстро возвращается к нормальному состоянию, когда я делаю вдох и успокаиваю гнев в своей крови. Я глубоко вдыхаю, втягивая в себя мучительно свежее воспоминание о ее коже, о ее крови, капающей, когда я трахал ее горячую, тугую маленькую щелку.
Мои клыки втягиваются, и когда я оглядываюсь на брата, спокойствие возвращается ко мне. Я отпускаю перила.
— Гребаное дерьмо. — Он таращится на меня и, спотыкаясь, отступает на шаг назад, прежде чем указать. — Скажи мне, что ты этого не делал.
Я выпрямляюсь и смотрю на него свысока. — Сказать тебе, что я не что?
— Ты трахнул ее, и оставил на ней след от своего запаха?
Я не отвечаю.
— Ты это сделал, не так ли? — Он опускает кулак на перила в конце лестницы, и все вокруг стонет. — Нет, Каликс. Ты не можешь этого сделать. Ты, блядь, не сможешь пометить ее запахом, если не собираешься оставить ее себе, а ты не оставляешь…