Провидение и фатум, трансцендентность и имманентность, которые уже у Плутарха и Прокла формировали двустороннюю систему, теперь отчетливо расчленены, создавая идеальную машину управления миром. Происхождение и движение мироздания, как объясняет своему ученику Философия, получает свои причины, порядок и форму от божественного ума. Но последний утвердил двоякий способ управления вещами (rebus gerendis):
Этот способ, когда рассматривается в чистом виде в самом божественном разуме, называется провидением; если же он сопрягается с вещами, которые он приводит в движение, и располагает, то, как еще ведется от древних, он называется судьбой. Что эти два понятия различны, становится очевидным, если вникнуть в их смысл. Ведь провидение есть сам божественный разум, стоящий во главе всех вещей и располагающий все вещи; фатум же есть имманентное расположение [dispositio: латинский аналог ойкономии] изменяющихся вещей, посредством которого провидение связывает всякую вещь со своими установлениями. Провидение объемлет в равной степени все – как отдельное, так и бесконечное; фатум же упорядочивает движением отдельные вещи, распределенные по разным местам, формам и временам; так, развертывание временного порядка, заключенное в предзнании божественного разума, есть провидение, а тот же порядок, расположенный и разветвленный во времени, зовется фатумом. Провидение и фатум хотя и различаются, однако взаимосвязаны между собой. Порядок фатума вытекает из простоты провидения[158] [Ibid.].
Двойственный характер управления миром и в то же время связующее начало, объединяющее два аспекта, возможно, никогда не утверждались со столь безапелляционной ясностью, как в этом отрывке. Сила, управляющая миром, есть результат взаимодействия трансцендентного, простого и вечного принципа и имманентной ойкономии («inhaerens rebus»), развернутой во времени («explicata temporibus») и пространстве («locis […] distributa»). Эти два принципа разнородны, но взаимозависимы («alterum […] pendet ex altero») не только потому, что фатум вытекает из провидения, но и потому, что, как поясняется в песне, завершающей главу, если бы фатум не сдерживал вещи в их движении, «все, что ныне объемлет непреложный порядок, распалось бы, отдаляясь от своего истока».
Что речь идет о самой настоящей парадигме управления, сообщается госпожой Философией в следующем отрывке, в котором экономика мироздания описывается посредством образов и лексики, отсылающих к сфере многоуровневого управления царством или империей:
Бог посредством провидения располагает единственным и непреложным образом то, что должно свершиться, а затем посредством фатума устрояет [amministrat] во времени и в многообразии форм предписанное провидением. И неважно, приводится ли фатум в исполнение божественными духами, обслуживающими провидение, или же нить судьбы [fatalis series] ткется с помощью мировой души или послушной ей природы, посредством движения светил, или силой ангелов, или старанием различных демонов, с помощью кого-то одного из этого или же посредством всего этого вместе взятого, – несомненно и очевидно, что провидение есть простой и неизменный образ всего того, что подлежит управлению [gerendarum… rerum], фатум же есть беспрестанно меняющееся сплетение и временно'й порядок того, что Бог в своей простоте препоручил в управление.
Так, все, подчиненное фатуму, подвластно и провидению, которому подчиняется и сам фатум; но некоторые вещи, подвластные провидению, находятся за пределами действия фатума. Речь идет о тех вещах, которые, будучи неизменными и находясь в непосредственной близости от высшей божественности, превосходят порядок движения судьбы[159]. [Ibid.]
Провидение и фатум предстают здесь в качестве двух иерархически связанных между собой сил: суверенное решение определяет общие принципы устроения мира, препоручая управление и исполнение подвластной ему, но при этом самостоятельной силе (gestio – юридический термин, указывающий на дискреционный характер действий, совершаемых одним субъектом в отношении другого). Тот факт, что высшее провидение решает некоторые вопросы напрямую и оттого эти вопросы уклоняются от вéдения судьбы, не отменяет разделения сил, на котором покоится вся система. Так, мир управляется наилучшим образом («res optime reguntur», ibid.), объясняет наставница своему ученику, когда пребывающая в божественном разуме простота дает состояться предписанному судьбой сплетению причин; иными словами, когда верховное провидение (Царство: Боэций открыто говорит о «regnum providentiae», ibid.) предоставляет фатуму (Управлению) регулировать и направлять человеческие действия («Фатум связывает действия и ход жизни людей нерушимой цепью причин», ibid.).
Отсюда роковой и вместе с тем сверхъестественный ореол, окружающий действия управления. Поскольку трансцендентный вседержитель ведает и решает то, что фатум затем заключает в имманентное сплетение причин, тому, кто в них вовлечен, фатум – то есть управление – представляется величественным и непостижимым чудом («Hic iam fit illud fatalis ordinis insigne miraculum, cum ab sciente geritur quod stupeant ignorantes», ibid.). И сколь бы несправедливым и беспорядочным ни казалось сущее, а порочные очевидным образом ни торжествовали в то время, как праведные бедствуют, – все происходящее в точности вписывается в провиденциальный порядок. По сути порочные также желают блага, но их желание искажено заблуждением: нет ничего такого, что происходило бы по причине зла, а провиденциальный порядок никогда не уклонится от своего начала («Nihil est quod mali causa ne ab ipsis quidem improbis fiat; quos […] bonum quaerentes pravus error avertit, nedum ordo de summi boni cardine proficiens a suo quoquam deflectat exordio», ibid.).
Теперь попробуем рассмотреть любопытное отношение, которое в пределах управленческой машины связывает провидение и фатум. Несмотря на отчетливое различие между ними, они тем не менее представляют собой лишь два аспекта единого божественного действия, duplex modus единой деятельности управления миром, которая благодаря намеренной терминологической двусмысленности предстает то как провидение, то как фатум, то как разум, то как dispositio, то как трансцендентное, то как имманентное, то как свернутое в божественном уме, то как развертывающееся во времени и в пространстве. Действие управления есть одновременно провидение, которое мыслит и направляет сущее ко всеобщему благу, и судьба, которая распределяет благо между индивидами, связывая их бытие цепью причин и следствий. Таким образом, то, что на одном уровне – с точки зрения фатума и индивидов – представляется непонятным и несправедливым, на другом обретает умопостигаемость и получает свое оправдание. Иными словами, управленческая машина функционирует в качестве непрерывной теодицеи, в которой Царство провидения легитимирует и обосновывает Правление фатума, а последний гарантирует поддержание установленного провидением порядка и обеспечивает его эффективность.
ℵ Сальвиан, марсельский епископ, живший в V веке, в начале своего трактата «De gubernatione Dei» мимоходом упоминает языческие источники учения о провидении. Прежде всего, это Пифагор, затем – Платон и все «платоники», признающие в Боге «всеобщего управителя», стоики, «утверждающие, что Бог в роли правителя [gubernatoris vice] всегда пребывает внутри того, чем он управляет»; наконец, Вергилий и Цицерон, цитируемые, как и предыдущие источники, из вторых рук. Действительно, Сальвиан знаком с классическими авторами лишь по выдержкам, приводимым в трудах апологетов, и создание его собственного учения о провидении никоим образом не связано с управленческой парадигмой, которую мы до сих пор реконструировали в контексте позднеантичной философии (в частности, у него нет и намека на двоякое разделение «общее провидение/частное провидение»). Область приводимых им примеров ограничена почти исключительно Библией, где божественное провидение разворачивается главным образом в форме суда и наказания.
Показательно, однако, что и в этом контексте провиденциальная парадигма тяготеет к тому, чтобы принять форму управления. Метафора gubernator сохраняет связь со своим «корабельным» истоком, но область ее значений расширяется, включая в себя три аспекта, которые, по мысли Сальвиана, присущи всякой деятельности управления:
Могли ли они измыслить что-то более праведное и благочестивое, чем сравнение Господа с кормчим [gubernatori]? Подобно тому как кормчий, ведущий корабль, никогда не выпускает из рук штурвала [gubernaсulo], так и Господь никогда не отвращает от мира своей заботы; и подобно тому как кормчий вслушивается в шум ветров, обходит рифы и следит за расположением звезд, всецело, телом и душой, отдаваясь своему делу, так и наш Господь никогда не отвращает от мироздания своего обета [munus] созерцания, управления [regimen] посредством провидения и своего милосердного снисхождения [indulgentiam]. [Salviano, I, I. P. 4.]
Вторая книга трактата посвящена определению посредством примеров из Библии (per testimonia sacra) трех фигур провидения, которые Сальвиан определяет как praesentia, gubernatio et iudicium[160]и которые являют собой удивительный прообраз троичного разделения властей в новое время, хотя в данном случае они объединены в одном лице. Символом присутствия, соответствующего верховной власти, является око, видящее и бдящее; символ правления – рука, указующая и исправляющая; символ суда (судебная власть) – слово, осуждающее и порицающее. Однако эти три силы тесно переплетены между собой и каждая из них подразумевает наличие других двух:
Присутствие: ведь тот, кому суждено править и судить, непременно должен присутствовать, чтобы править и судить. Вот почему Божье слово гласит в своих писаниях: повсюду око Божье созерцает праведных и порочных. Вот он, Бог вездесущий, Бог созерцающий, Бог всевидящий. […] Праведных он созерцает во имя спасения, порочных же им на погибель. […] Посмотрим же, каким образом смотрящий правит, ибо основание взгляда [