potestas vicaria[168], в которой любое действие наместника рассматривается как проявление воли того, кого он представляет. И все же, как мы убедились, принципиально важным для тринитарной экономики является ан-архичный характер Сына, не имеющего онтологического обоснования в Отце. Иными словами, тринитарная экономика есть выражение анархичной власти и бытия, которое циркулирует между тремя Лицами в соответствии с сущностно наместнической парадигмой.
Неудивительно, что та же самая наместническая структура обнаруживается в светской власти. В «De regimine principum»[169] (lib. 3, cap. 13) Фома пишет о том, что Август осуществлял наместническую власть в отношении Христа, который был истинным монархом и правителем мира («verus erat mundi Dominus et Monarcha, cuius vices gerebat Augustus»). Весь период принципата Августа представлен, таким образом, как «наместничество в отношении монархии Христа» («quas quidem vices monarchiae post Christi veri domini nativitatem gessit Augusto», ibid.). В том же духе норманнский Аноним пишет, что «царь есть Бог и Христос, но согласно благодати. […] Даже тот, кто по природе есть Бог и Христос, действует через своего наместника, который исполняет его обязанности [per quem vices suas exequitur]». Но и Христос, который по своей природе есть Бог, действует некоторым образом в силу благодати, «ибо согласно своей человеческой природе он обожествлен и освящен Отцом» (Канторович 1. P. 101–102). Помимо того, еще Амвросиаст (IV век) утверждал, что как наместник царь обладает imperium Бога, ибо он несет в себе Его образ (Ibid. P. 114).
Иными словами, власть имеет структуру gerere vices[170], она в самой своей сущности является vices, наместничеством. То есть термином vices определяется исконно наместническая природа суверенной власти – или, если угодно, ее абсолютно несубстанциональный и «экономический» характер. Двоякая (или троякая) структура управленческой машины (Царство и Управление, auctoritas и potestas, ordinatio и executio, но также и разграничение властей в современных демократиях) обретает в этой перспективе свой подлинный смысл. Управление, безусловно, действует наместнически в отношении Царства; но это имеет смысл лишь в пределах экономики замещений[171], в которой две власти не могут обойтись одна без другой.
Так, наместничество заключает в себе онтологию – точнее, подмену классической онтологии «экономической» парадигмой, в которой ни одна фигура бытия не находится в позиции archē, но исходной является само тринитарное отношение, в котором каждая из трех фигур gerit, то есть исполняет обязанности другой. Тайна бытия и божественности всецело совпадает со своей «экономической» тайной. Нет никакой субстанции власти: есть лишь «экономика», «управление».
Порог
Теперь мы можем попытаться перечислить в виде тезисов сущностные черты провиденциальной парадигмы, выявленные в ходе нашего анализа. Они образуют в своей совокупности нечто вроде онтологии действий управления:
1. Провидение (управление) есть то, посредством чего теология и философия пытаются противостоять расколу классической онтологии на две отдельных данности: бытие и праксис, благо трансцендентное и благо имманентное, теологию и ойкономию. Оно предстает как машина, функция которой заключается в том, чтобы сочленить между собой эти два фрагмента в единство gubernatio dei, божественного управления миром.
2. Подобным образом и в той же мере оно олицетворяет собой стремление сгладить гностический разрыв между Богом, чуждым миру, и Богом, миром управляющим, которое христианская теология унаследовала посредством «экономического» сочленения фигур Отца и Сына. В христианской ойкономии бог-творец оказывается перед лицом падшей, чуждой ему природы, которую бог-спаситель, уполномоченный управлять миром, должен искупить и спасти – во имя царства, которое, тем не менее, не есть царство «этого мира». Цена тринитарного преодоления гностического разрыва между двумя божествами – это сущностная чуждость мира. Так, христианское управление миром принимает парадоксальный образ имманентного управления миром, который есть и должен оставаться чуждым.
ℵ Эта «гностическая» структура, которую теологическая ойкономия завещала современному управленчеству, достигает своей крайней отметки в парадигме управления миром, которую в наше время великие западные державы (в особенности Соединенные Штаты) пытаются осуществить и в местном, и в глобальном масштабе. Идет ли речь о распаде изначально существовавших конституциональных форм или о навязывании посредством военной оккупации так называемых демократических конституциональных моделей народам, которые не способны их практиковать, – так или иначе, первостепенным остается тот факт, что управление страной – или даже целым миром – подразумевает абсолютное отчуждение от них того, кто управляет.
Турист – то есть крайнее проявление христианского peregrinus in terra – являет собой планетарный образ этой нередуцируемой чуждости мира. В этом смысле он является фигурой, чье «политическое» значение консубстанционально господствующей управленческой парадигме подобно тому, как peregrinus являлся фигурой, соответствующей провиденциальной парадигме. Иными словами, странник и турист являются побочным эффектом самой «экономики» (как в ее теологической, так и в секуляризованной версии).
3. Хотя провиденциальная машина унитарна, именно по этой причине она разделяется на два различных плана, или уровня: трансцендентность / имманентность, общее провидение / частное провидение (или фатум), первичные / вторичные причины, вечность / временность, интеллектуальное познание / праксис. Два уровня тесно взаимосвязаны друг с другом, так, что первый обосновывает, легитимирует и делает возможным второй, а второй приводит в конкретное исполнение в пределах цепи причин и следствий общие решения божественного разума. Управление миром есть то, что вытекает из этой функциональной взаимосвязи.
4. Следовательно, парадигма акта управления в своей чистой форме есть побочный эффект. Не будучи направленным к какой-либо конкретной цели, но вытекая в качестве сопутствующего эффекта из общего закона или экономики, действие управления представляет собой зону неразрешимости между общим и частным, между просчитанным и не-желательным. Такова его «экономика».
5. В рамках провиденциальной машины трансцендентность не существует независимо и отдельно от мира, как в гнозисе, но пребывает в неразрывной связи с имманентностью; последняя, однако же, никогда таковой не является, ибо она всегда мыслится как образ или отражение трансцендентного порядка. Соответственно, второй уровень являет собой исполнение (executio) того, что было предписано и постановлено на первом уровне. Разделение властей консубстанционально этой машине.
6. Онтология действий управления является заместительной в том смысле, что в пределах экономической парадигмы всякая власть имеет заместительный характер, она является «исполняющей обязанности» какой-то другой власти. Это означает, что нет никакой «субстанции», есть лишь «экономика» власти.
7. Именно разграничение и взаимосвязь между двумя уровнями – уровнем первых и вторых причин, общей и частной экономики – гарантирует недопустимость деспотичной власти, посягающей на свободу творений; напротив, оно предполагает свободу тех, кем управляют, – свободу, которая проявляется посредством действия вторых причин.
Теперь должен проясниться смысл утверждения о том, что диспозитив провидения (который сам по себе есть не что иное, как переформулирование и развитие теологической ойкономии) содержит в себе нечто вроде эпистемологической парадигмы современного управления. Известно, что в истории права доктрина управления и общественного администрирования (не говоря уже об административном праве, которое как таковое является чисто современным изобретением) формируется очень поздно. Но задолго до того, как юристы начали разрабатывать ее первые элементы, философы и теологи уже сформулировали ее канон в рамках учения о провиденциальном gubernatio миром. В этом отношении провидение и фатум, вместе со всей мириадой понятий и концептов, определявших их содержание (ordinatio / executio; Царство и Управление; управление прямое и опосредованное; primi agentes / agentes inferiores[172]; первичный акт / побочные эффекты и т. д.), являются не только теолого-философскими концептами, но и категориями права и политики.
Действительно, современное Государство наследует оба аспекта теологической машины управления миром и выступает как в роли Государства-провидения, так и в роли Государства-судьбы. Посредством разграничения между законодательной, или суверенной, властью и исполнительной властью, или управлением, современное Государство перенимает двоякую структуру управленческой машины. Оно поочередно облачается то в царские одежды провидения, которое законодательствует трансцендентным и универсальным образом, все же предоставляя свободу творениям, о которых оно заботится, – то в зловеще-невзрачное министерское одеяние фатума, который в точности выполняет провиденциальные предписания и низвергает непослушных индивидов в неумолимое сцепление имманентных причин и следствий, которые были отчасти предопределены самой их природой. Экономико-провиденциальная парадигма в данном смысле является парадигмой демократического управления – точно так же, как теолого-политическая парадигма является парадигмой абсолютизма.
Поэтому неудивительно, что побочный эффект все чаще выступает как нечто ко-субстанциальное всякому действию управления. То, на что нацелено управление, по самой своей природе может быть достигнуто лишь как побочный эффект – в зоне, в которой общее и частное, позитивное и негативное, просчитываемое и непредсказуемое тяготеют к слиянию. Управлять означает позволять производиться частным сопутствующим эффектам общей «экономики», которая сама по себе была бы абсолютно неэффективной, но без которой невозможно никакое управление. Не столько эффекты (Управление) зависят от бытия (от Царства), сколько бытие состоит по большей части в своих эффектах: такова «наместническая» и «эффектуальная» онтология, обусловливающая действия управления. А когда провиденциальная парадигма, по крайней мере в своем трансцендентном аспекте, переживает свой закат, Государство-провидение и Государство-судьба постепенно начинают отождествлять себя с образом современного правового Государства, в котором закон регулирует администрирование, а административный аппарат применяет и исполняет закон. Но и в этом случае решающим остается элемент, на который было изначально направлено действие машины в ее комплексе: