да человек, приобщенный к ангельским хорам, начинает восхвалять Бога из глубины своей сотворенной природы. Оттого и мы поем в «Te Deum»:
Te deum laudamus, te Dominum confitemur,
Te aeternum Patrem omnis terra veneratur,
Tibi omnes Angeli, tibi caeli et universae Potestates
Tibi Cherubim et Seraphim incessabili voce proclamant:
Sanctus, sanctus, sanctus Dominus deus Sabaoth,
Pleni sunt caeli et terra majestatis gloriae tuae[175].
[P. 230.]
В коротком примечании к тексту «Te Deum», словно оттиском печати замыкающем трактат, в очередной – и последний – раз отмечается политичность, центральная в поклонении:
Следует отметить, что в «Te Deum» Бог изображен как Pater immensae majestatis, а Сын как Rex gloriae. Текст «Te Deum» также подтверждает политико-религиозную природу языка христианского культа. [P. 243.]
6.3. Петерсон, безусловно, не мог игнорировать тот факт, что атрибут песнопения, посредством которого он определяет природу ангелов, в христианской ангелологической традиции составляет лишь один из аспектов их бытия. Григорий Великий – к его «Homelia in Evangelium»[176], одному из инкунабулов христианской ангелологии, Петерсон обращается не раз – отчетливо формулирует двоякую функцию ангелов. Комментируя стих из Книги пророка Даниила (7:10) «Millia millium ministrabant ei et decies millies centena millia assistebant ei»[177], он пишет, что «иное значит отправлять служение [ministrare], а иное – предстоять [assistere в значении „находиться рядом, в присутствии кого-либо“], ибо служат Богу те ангелы, которые отходят и к нам для возвещения, а предстоят те, которые наслаждаются внутренним созерцанием и посему не посылаются для исполнения дел во внешнем мире» (Григ. Вел. Еванг. 34, 12). А так как исполняющие служение более многочисленны, чем те, кто главным образом предстоит, число предстоящих определено, тогда как число служащих остается неопределенным (millia millium воспринималось как выражение неопределенного множества). Александр Гэльский и Филипп Канцлер определяют эту двоякую природу ангельского бытия как двойственность «свойств» («Духи, именуемые нами ангелами, обладают двумя свойствами: свойством служения [virtus administrandi] и свойством предстояния перед Богом [virtus assistendi Deo], то есть созерцания», Hales. Glossa in quatuor libros sententiarum Petri Lombardi[178], II, d. 10. P. 98) или «сил» («Ангелы обладают двумя силами [duplicem vim] – силой созерцательной, Богу предстоящей, и силой вспомогательной, к нам обращенной: созерцательная, или предстоящая, сила более благородна, чем сила, к нам обращенная» Filippo, Summa de bono, pars prior, q. 2, p. 384). А Бонавентура представляет принципиальную разделенность ангельской природы в образе лестницы Иакова:
Все дела ангельские можно свести к двум действиям: действие созерцательное и действие управительное. […] Именно посредством них различаются сущности ангелов и их дела. Созерцательное действие состоит в восхождении к возвышенному, управительное – в нисхождении к вещам человеческим. Два этих действия встречаются на лестнице, по которой ангелы восходят и нисходят… [De div. II, De sanctis angelis I, coll. 2.]
Точно так же Данте в «Пире» (II, IV, 10–12) выделяет в ангельской природе два «блаженства»: блаженство созерцательное, посредством которого ангелы видят и прославляют лик Господа, и «блаженство управления», которое в людях соответствует «жизни деятельной, или общественной».
Из двух функций основное внимание средневековых богословов привлекла именно вторая, функция служения, через которую ангелы участвуют в божественном управлении миром (поэтому Бонавентура определяет это управление как opus gubernationis). Она в высшей степени определяет призвание ангела: это дает Амвросию повод утверждать, что если люди созданы «по подобию» (Божьему), то ангелы созданы «ad ministerium» (Exp. super Psalm., 17, 13).
В соответствии с этими посылками, начиная с quaestio 106 трактат Фомы «De gubernatione mundi» превращается в трактат по ангелологии, который занимает больше половины всей книги и представляет собой наиболее полную разработку этой темы, осуществленную «ангельским Доктором». Ответив утвердительно на вопросы о том, управляется ли мир вообще и управляется ли он Богом, Фома переходит к проблеме, первостепенной в контексте ангельской функции служения, а именно «управляются ли все вещи Богом непосредственно». В противовес тем, кто утверждает, что Бог может управлять всеми вещами самостоятельно, без необходимости в посредниках, и что невозможно, чтобы он, подобно rex terrenus[179], нуждался в министрах, Фома полагает, что управление будет более совершенным, если для его осуществления Бог прибегает к помощи посредников.
Поскольку действие управления состоит в том, чтобы вести управляемые существа к совершенству, управление будет тем качественнее, чем большее совершенство будет передано правящими управляемым вещам. Но совершенство будет выше, если нечто благое само по себе является также причиной блага в других творениях, а не только лишь в самом себе. Поэтому Бог управляет вещами таким образом, что некоторые из них становятся причиной в отношении управления другими вещами. […] Посему наличие тех, кто приводит управление в исполнение, не есть для царя признак несовершенства, но является достоинством: царская власть становится более сиятельной благодаря иерархии ее служителей[180]. [S. Th. I, q. 103, a. 6 – ad. 3.]
Еще более однозначно высказывается на этот счет Бонавентура: хотя Бог действительно, как и всякий правитель, мог бы сделать самостоятельно то, что он препоручает ангелам, он в сущности нуждается в ангелах «для того, чтобы в служении и в деяниях сохранялся надлежащий и подобающий порядок [ut salvetur in ministerio et actionibus decens et congruus ordo]» (In Sent. 2, 10, I, I, ad. I).
Обосновав таким образом необходимость в служении ангелов, Фома анализирует и подробно описывает в последующих семи вопросах способы, которыми они взаимно друг друга просвещают, их сложные иерархические отношения, природу их языка, порядок и иерархию падших ангелов, господство ангелов над телесными существами и способы их воздействия на людей, служение и миссию ангелов и, наконец, природу ангелов-хранителей.
Ключевыми во всех этих рассуждениях являются понятия иерархии, служения и порядка. Еще до того, как он проводит тематический анализ этих понятий в контексте полемического сопоставления с трактатом «О небесной иерархии» Дионисия Ареопагита, Фома косвенно обсуждает и упоминает их в каждом вопросе, что свидетельствует о подлинной одержимости иерархией, объемлющей как ангельское, так и человеческое служение. Так, в контексте разговора о просвещении он исключает возможность того, что нижестоящий ангел просвещает ангела, выше стоящего в иерархии (в то время как, за исключением общего параллелизма, который Фома устанавливает между небесными и земными иерархиями, в церковной иерархии нижестоящий чин вполне может наставлять вышестоящий). В разделе, посвященном языку ангелов (S. Th. I, q. 107, art. 2. P. 111–113), с предельной серьезностью рассматривается вопрос о том, может ли нижестоящий ангел заговорить с вышестоящим (ответ утвердительный, но не без оговорок). При разборе управления, осуществляемого ангелами над телесными созданиями, иерархический принцип, которому подлежат ангельские обязанности и поручения, возводится в ранг универсального закона, который захватывает и общественные иерархии:
Как в человеческой жизни, так и в природе действует правило, согласно которому более ограниченная власть подчиняется власти более универсальной, подобно тому как власть бейлифа подчиняется власти короля. Точно так же высшие ангелы руководят нижестоящими… [Ibid. I, q. 110, a. 1.]
Общее разделение ангелов на два больших класса или на две категории вновь утверждается Фомой при сопоставлении рая с королевским двором, походящим скорее на кафкианский замок, где функционеры занимают свои позиции в определенном порядке в зависимости от степени их приближенности к королю:
Принято разделять ангелов на предстоящих и служащих – как и тех, кто состоит на службе [famulantur] у короля. Некоторые из них всегда предстоят ему и непосредственно внимают его велениям. Остальные же получают королевские приказы посредством предстоящих – как в случае тех, кто управляет отдаленными городами: таковых называют не предстоящими, а управляющими. [Ibid. I, q. 112, a. 3.]
Тем не менее, цезура «предстоящие/управляющие» (или же «созерцание/управление») присутствует в каждом отдельном ангеле, разделяя его изнутри согласно принципу биполярности, присущей ангельской функции, которая одновременно является служебной и мистериальной:
Следует помнить, что все ангелы видят божественную сущность напрямую: в этом отношении предстоящими являются также и те ангелы, которые осуществляют ведение[181], как говорит Григорий (Mor., 2): «Ангелы, посланные для исполнения внешних дел ради нашего спасения, всегда могут предстоять, то есть видеть лик Отца». Не все ангелы, однако же, способны воспринять тайны божественных мистерий во всем сиянии божественного бытия – но лишь ангелы высших чинов, посредством которых эти тайны доносятся до нижестоящих ангелов. [Ibid.]