Ндай кивнул.
– Что ж, разумно. Я горжусь своей страной и ее народом, но наше правительство по-прежнему насквозь коррумпировано. Даже солдаты ВСДРК в последнее время не прочь срубить наличных, прислуживая торговцам людьми, контрабандистам, браконьерам, а то и всяким военизированным группировкам, нередко переодеваясь в их форму.
Такер оглядел собравшихся.
– Тогда доверяем только сами себе.
Скомкав обертку от сэндвича, Ковальски ловко метнул промасленный комок в мусорную корзину.
– И что в этом нового?
11
24 апреля, 11:34 по центральноафриканскому времени
Кисангани, Демократическая Республика Конго
У Фрэнка забурчало в животе, напоминая ему, что время уже обеденное. И все же он продолжал сидеть на табурете перед набором своего оборудования, расставленного на длинном столе, наблюдая, как в его ноутбук загружаются результаты из университетской лаборатории, оборудованной электронным микроскопом. При появлении каждого нового изображения сердце билось все сильней.
– Пускай это будет всего лишь сбой при сканировании! – молился он вслух.
Когда большинство остальных отправились в ооновский лагерь, Фрэнк провел остаток утра, подготавливая образцы, полученные у королевы Dorylus и ее солдата. Взяв при помощи тончайшей иглы пробы, он очистил собранное при помощи электрофореза в полиакриламидном геле, а потом подверг препараты сверхбыстрой заморозке для криоэлектронной микроскопии. Это был очень тонкий процесс.
«Но без него никак…»
Он как следует присмотрелся, когда первый набор сканов загрузился в его ноутбук. Потратил еще несколько минут, чтобы окончательно убедиться в своих подозрениях. Сравнил изображения, полученные от образцов королевы и солдата – а потом шумно выдохнул.
– Лучше сами посмотрите, – крикнул он Монку и Лизе.
Двое ученых из УППОНИР помогали ему готовить собранные образцы к ПЦР-амплификации[61], надеясь вычленить любые уникальные геномы, которые могли свидетельствовать о появлении нового патогена. Когда они направились к нему, на заднем плане уже тихо гудели два работающих термоциклера[62].
– Что такое? – спросил Монк.
– Гляньте на эти сканы КЭМ, – сказал Фрэнк. – Если то, чего я опасаюсь, действительно так, у нас может быть очень большая проблема. Я бы даже сказал, гигантская.
– Покажите нам, – попросила Лиза.
Оба встали по бокам от него. Фрэнк перебирал сканы на экране, пока не нашел самое четкое изображение. Откинулся на стуле, открывая их взглядам скопление вирусных частиц.
– Сначала я подумал, что это бактериальные или соматические клетки[63], – сказал Фрэнк. – Из-за их большого размера. Обычно диаметр вирионных частиц[64] варьируется от пятидесяти до ста нанометров.
Монк присмотрелся к изображению.
– А у этих сколько?
Фрэнк глянул на него поверх плеча.
– Семьсот. И это только по капсидной оболочке. Не всего вируса.
Он переключился на другое изображение – более детализированный скан.
– Тонкие штрихи, исходящие из капсида, – это белковые нити. Если принять и их во внимание, то этот вирус хорошо за тысячу нанометров в поперечнике.
– Ну да, гигантский вирус, – без особых эмоций произнесла Лиза.
– Да уж, – вклинился Монк, – теперь понятно, почему вы назвали это гигантской проблемой.
Лиза покосилась на своего коллегу.
– Нет, я имею в виду, что это так и называется – «гигантский вирус», что иногда сокращают до «гирус». Такие микроорганизмы были распознаны только пару десятилетий назад. Они уже размывают грань между вирусами и бактериями.
– Доктор Каммингс права, – подтвердил Фрэнк. – Первые из этих вирусов-великанов были извлечены из амебы в тысяча девятьсот девяносто втором году. Из-за большого размера изначально их ошибочно приняли за бактерии. И только в две тысячи третьем году, после дальнейшего изучения, переквалифицировали в категорию вирусов. С тех пор было открыто еще множество других, где только можно. Питовирус, пандоравирус, мамавирус, молливирус…
– Ну а что этот? – спросил Монк. – Вы уже распознали его?
Фрэнк покачал головой.
– Если судить чисто по внешнему виду, то первым делом приходит на ум мимивирус с такой же икосаэдральной структурой – как у двадцатигранной игральной кости с треугольными гранями. Но этот гораздо крупнее, почти вдвое, что ставит его ближе к пандоравирусу – и это весьма тревожно.
– Почему?
– У большинства вирусов генов раз-два и обчелся. У вируса бешенства – пять генов. У ВИЧ – девять. У Эболы семь. Даже у вируса гриппа всего восемь генов. А у пандоравируса – более двухсот. Хуже того: девяносто процентов этих генов не имеют сходства ни с чем другим, обнаруженным на Земле. – Фрэнк нахмурился на шестиугольное пятно на экране. – Нам до сих пор очень мало про них известно. Если этот вирус – патогенный, то мы можем столкнуться с чем-то совершенно непохожим на то, с чем имели дело раньше.
– А он и вправду патогенный? – сказала Лиза, складывая руки на груди. – Насколько я понимаю, гигантские вирусы паразитируют в основном на бактериях и амебах. Лишь немногие вызывают заболевания у людей.
– Верно, но большинство из них – и мне придется заключить, что и этот тоже – относятся к категории ЯЦКДВ[65]. – Заметив хмурое выражение на лице Монка, Фрэнк расшифровал: – Ядерно-цитоплазматических крупных ДНК-содержащих вирусов. Многие из этой группы чрезвычайно патогенны, в том числе вирус оспы, и вызывают различные заболевания как у позвоночных, так и у беспозвоночных.
Лиза расплела сложенные на груди руки и бросила взгляд в сторону рабочего стола с вытяжкой.
– Вроде муравьев.
– Есть предположения, что эти гигантские вирусы приобрели так много генов, потихоньку присваивая фрагменты генетического кода у своих «хозяев» и других организмов.
– В общем, действуя как эдакие генетические карманники, – вставил Монк.
– Совершенно верно. Они несут в себе фрагменты генома самых различных живых существ. Позвоночных, беспозвоночных, микробов, даже растений. Некоторые ученые считают, что ЯЦКДВ настолько далеки от всего остального, что их следует классифицировать как четвертую форму жизни – наряду с археями, бактериями и эукариотами. Есть версия, что как раз они и являются источниками всей жизни на Земле.
– Как такое возможно? – удивился Монк.
– Мы привыкли считать, что вирусы – это просто продукт дегенерации живых клеток, в некотором роде отщепенцы, потерявшие свою клеточную структуру и обернувшиеся тем, что представляют собой сейчас. Но согласно недавним исследованиям уникальных генов, обнаруженных в вирусах, ученые выдвигают теорию, что все могло быть наоборот. Взять хотя бы гигантский медузавирус. У него есть ген, кодирующий ДНК-полимеразу – фермент, необходимый для синтеза ДНК, – но его геном не похож ни на что другое, обнаруженное у современных животных или растений. Похоже, он гораздо более старый – вообще-то настолько древний, что вполне может оказаться прародителем того, что встречается сейчас в растительном и животном мире. Существует настолько много других подобных примеров, что теория «вирусного мира» – допущение, что вся жизнь на Земле произошла от вирусов – находит все больше и больше последователей.
– Но какое это может иметь отношение к угрожающей ситуации, с которой мы столкнулись сейчас? – спросила Лиза, опять переключая внимание коллег на опасность, грозящую Конго.
Фрэнк вздохнул.
– Слыхали выражение: «Я тебя породил, я тебя и убью»?
Монк сразу понял мысль, которую тот пытался до них донести.
– В общем, вы думаете, что если вирусы принесли нас в этот мир…
– То с равным успехом могут и выбросить нас из него, – закончил за него Фрэнк.
Нахмурившись, Лиза мотнула головой на экран.
– И все-таки мы не можем уверенно утверждать, является ли этот гигантский вирус патогеном, или же это просто нормальная вирусная фауна муравьев рода Dorylus.
– Верно. Но ткани этих муравьев – и солдата, и королевы – буквально переполнены этими организмами. У меня еще не было возможности взять образцы у куколки, но это уже неважно. Мне нужны образцы из лагеря – от тех, кто погиб там. Надо выяснить, присутствует ли этот вирус и в их тканях.
Лиза глянула на настенные часы.
– Бенджи обещал до вечера вернуться. Тогда и узнаем.
Фрэнк кивнул, хоть и не мог избавиться от чувства, что времени у них уже практически не осталось. И, как будто кто-то ощутил его молчаливое беспокойство, со стола послышалась трель звонка спутникового телефона. Фрэнк надеялся, что это какие-то новые сведения от тех, кто улетел в лагерь.
Подобрав телефон, Монк ответил на звонок. Брови его все сильней сходились у переносицы, пока он слушал вызывающего. Наконец произнес:
– Понял. Сейчас этим займемся.
С напрягшимся от тревоги лицом Коккалис нажал на «отбой».
– Что такое? – спросила Лиза.
– Это Пейнтер. Кэт только что сообщила о нескольких новых случаях истощающей кататонии.
– Где? – спросила Лиза.
Монк повернулся к ним лицом.
– Здесь, в Кисангани. В университетской больнице. Группа школьников. У всех те же признаки.
12:07
Под палящим глазом полуденного солнца Лиза подошла к полукруглому пандусу для «скорых», над которым раскинулась большая вывеска: «CLINIQUES UNIVERSITAIRES DE KISANGANI»[66]. Подобно зданию факультета естественных наук, больница тоже была недавно основательно перестроена. Поднималась она всего на два этажа, но широко раскинулась в обе стороны от входа, прикрывая собой многочисленные строения университетского кампуса, разбросанные по похожей на парк зеленой территории у реки Конго.