– Не исключено. Но мне нужно провести дополнительные исследования.
– А что такое прионы? – спросил Нолан, оглядывая группу.
Фрэнк объяснил:
– Прионы – это белки с аномальной третичной структурой, особый класс инфекционных патогенов, не содержащих нуклеиновые кислоты. Сами по себе они неживые, но обладают способностью размножаться и передавать свои пороки развития нормальным белкам, вызывая различные заболевания, в основном неврологические. – Он многозначительно посмотрел в сторону пациентов, большинство из которых застыли в полном ступоре. – Наиболее распространенной у людей является болезнь Крейтцфельдта – Якоба – серьезное нейродегенеративное расстройство. Есть схожая болезнь под названием куру, обнаруженная в Новой Гвинее, где до сих пор в ходу потребление мозгового вещества в ходе ритуального каннибализма. И еще реже встречается так называемая фатальная семейная бессонница – губительная патология, которая не позволяет заболевшему спать. Но в данном случае первое, что приходит мне в голову, это энцефалопатия крупного рогатого скота.
– Коровье бешенство? – уточнила Шарлотта.
– Именно. Прионная болезнь крупного рогатого скота. У людей симптомы проявляются в виде депрессии, потери координации, головных болей, затрудненного глотания.
Услышав этот последний симптом, Шарлотта обменялась взглядами с Джеймсоном. Она припомнила, как Дисанка подавилась тушеным мясом, ее отсутствие реакции на шпатель.
– Все это похоже и на ранние симптомы данной неизвестной болезни.
– Возможно, – согласился Фрэнк. – Но не забывайте, что у крупного рогатого скота первыми симптомами являются повышенная возбудимость, агрессия, даже ярость.
– Отсюда и «бешенство», – заметил Нолан.
Фрэнк кивнул.
– Два разных проявления одного и того же прионного заболевания у двух разных видов. Ступор у нас, агрессия у животных.
Шарлотта все поняла. Она вновь услышала вой бабуинов. Представила себе жестокое нападение на лагерь, опустошительные потоки странствующих муравьев.
Джеймсон ущипнул себя за переносицу.
– Но в этом нет никакого смысла… Эти дегенеративные заболевания проявляются очень медленно. Их развитие занимает месяцы, если не годы.
– Верно, – признал Фрэнк. – Развитие болезни занимает так много времени, потому что сами по себе прионы размножаются не очень быстро. Но в данном случае им это и не требуется. Если я прав, всю тяжелую работу за них выполняет вирус, который по сравнению с прионами размножается в куда более высоком темпе. Он сам выращивает эти белковые шипы, с невероятной быстротой засевая ими организм. Мы говорим о прионной болезни с мощным ускорителем.
Несколько долгих секунд никто не произносил ни слова.
– Есть ли какой-нибудь метод лечение подобных заболеваний? – наконец спросил Нолан.
Фрэнк ответил мрачной правдой:
– В настоящее время такие болезни неизлечимы. Мы говорим о цепочках белков, а не о живом организме, который можно убить с помощью противомикробного препарата. Вы, конечно, можете лечить симптомы, замедлять ход болезни, но все они в конечном итоге приводят к летальному исходу.
Шарлотта отказывалась принять это.
– Тем не менее, если вы правы, то мы говорим о вирусном носителе, который и распространяет эти прионы. Если мы сможем найти достаточно сильное противовирусное средство, возможно, болезнь удастся остановить.
– Остается лишь надеяться на это. Но даже если мы в этом преуспеем, это все равно не поможет тем, кто уже заражен. Прионы уже сделали свое дело.
Шарлотта поняла, что он прав, с уколом вины посмотрев на Дисанку.
«Я пообещала ей, что обязательно помогу ее ребенку».
– И не забывайте, – добавил Фрэнк, – мы говорим о вирусе, который теоретически может заразить буквально все на своем пути. Он может оказаться где угодно и в ком угодно.
Несмотря на все свои усилия, Шарлотта почувствовала, что поддается отчаянию.
– Похоже, этот вирус настраивает против нас весь остальной мир живой природы… Стремится превратить его в нашего безжалостного врага, в то же самое время загоняя нас в ступор и лишая возможности сопротивляться.
– И это может оказаться лишь самой верхушкой айсберга, – пробормотал Фрэнк.
Нолан резко повернулся к нему.
– Как это так?
Фрэнк покачал головой.
– Все эти гипотезы касаются только белковых шипов на поверхности вируса. Но мы даже не начали рассматривать генетический «двигатель» у него внутри. Эти две тысячи с чем-то генов. В то время как многие из них остаются неизвестными, теперь мы все-таки знаем, что значительная часть из них относится к чему-то гораздо более древнему, чем всё, что встречается в современной жизни.
– Но что еще могут делать эти гены? – спросил Джеймсон.
Фрэнк открыл было рот, будто собираясь дать объяснения, но тут же плотно сжал губы, явно что-то скрывая. Впрочем, Шарлотта не была уверена, что хочет это знать.
Коренастый помощник Фрэнка подтолкнул вирусолога локтем.
– Учитывая то, что тут творится, Фрэнк… Если вы что-то знаете, то, может, вам лучше поделиться своими соображениями. По-моему, у нас больше нет времени на секреты.
Фрэнк внял этому пожеланию.
– Ну… я не уверен. Но там, в университетской лаборатории, из куколки вылупился муравей. То, что вылезло наружу, несло в себе странные изменения. Крылья, зазубренное жало… Я подумал, что эти изменения могли оказаться мутацией, вызванной вирусом. Но, как уже сказал, я не уверен. Я недостаточно много знаю о представителях вида Dorylus, чтобы быть уверенным в своей оценке.
После этого откровения Нолан отвел Нгоя в сторону и о чем-то заговорил с ним настойчивым шепотом.
Плечи Фрэнка поникли.
– Я надеялся, что Бенджи сможет мне в этом помочь, – рассеянно пробормотал он, словно не замечая никого вокруг. – Тогда я знал бы точно.
Услышав знакомое имя, потрясенная Шарлотта подошла ближе и понизила голос:
– Бенджи? Вы хотите сказать, Бенджамин Фрей?
Фрэнк кивнул.
Шарлотта сморгнула, радость так и забурлила в ней. Она представила себе деревню, сметенную с лица земли вертолетными ракетами.
– Он выжил… Как?
Фрэнк попытался объяснить.
– Мы спасли его с плота в разлившейся реке, вместе с…
Но тут он осекся – коренастый ассистент тронул его за локоть. Фрэнк не стал развивать эту тему. Похоже, кое-что все-таки по-прежнему стоило хранить в секрете.
Шарлотта посмотрела на бритоголового помощника, стоящего рядом с Фрэнком, – и вдруг обрела уверенность в том, что здесь происходит нечто большее, чем можно было предположить на первый взгляд.
К счастью, этот короткий обмен репликами и взглядами остался незамеченным их похитителями. Нолан все еще склонял голову к Нгою, обсуждая какой-то вопрос – который, похоже, вызывал у главного врача сильное раздражение.
– Просто покажите им! – наконец рявкнул Нолан, опять выпрямляясь.
– Показать нам что? – спросил Фрэнк.
Вместе с Нгоем Нолан направился к выходу из отделения, явно ожидая, что все последуют за ним.
– Будет лучше, если вы увидите все это собственными глазами.
18:22
Монк держался в хвосте группы, когда все выходили из ангара.
«Куда этот урод нас тащит?»
Он как можно незаметней продолжал изучать обстановку. Всякий раз, оказавшись за пределами четырех стен, изо всех сил старался получить представление о местности. Запоминал здания, пытался оценить приблизительное количество патрулей. И уже вычислил, в какой из построек находится оружейная. За зарешеченными воротами ее ограды под усиленной охраной хранились штабеля ящиков с оружием и боеприпасами. Еще одно сооружение из бетонных блоков было увешано антеннами и спутниковыми тарелками – наверняка коммуникационный центр этого аванпоста.
К несчастью, сейчас, когда солнце село, ничего особо разглядеть не удалось. Обстановку обозначала лишь россыпь редких огней. В самом центре площади полыхал костер, на фоне языков пламени которого вырисовывались силуэты нескольких вооруженных людей. Очевидно, их похитители хотели, чтобы это место выглядело с воздуха как какая-нибудь невинная охотничья база. Даже ряды генераторов, издававших постоянный гул, были скрыты под пологом леса.
Монк потер свой протез. Он многим рисковал, чтобы попасть в плен вместе с Фрэнком, надеясь оставить для «Сигмы» цепочку электронных хлебных крошек, по которым на них можно было бы выйти. Но не знал, насколько это удалось.
С особым подозрением Коккалис отнесся к деревянному столбу, который заметил еще с воздуха возле прибрежного пирса, прямо перед посадкой. Похожее на корону скопление прямоугольных пластин, венчавшее столб, очень напоминало набор антенн для постановки радиопомех.
На данный момент Монку приходилось исходить из того, что придется действовать в одиночку. Различные стратегии одна за другой прокручивались в его голове, но все они заканчивались тем, что в итоге его поймают. Даже если ему и остальным удастся сбежать и пересечь реку, впереди оставались еще мили и мили непроходимых джунглей.
Но похитители, по крайней мере, оставили ему протез. Монк мог казаться совершенно беспомощным в своей голубой униформе, но у него все еще имелись кое-какие взрывные сюрпризы, скрытые от посторонних глаз. Под его синтетической ладонью был упрятан заряд «си-четыре»[74], подсоединенный к электронному активатору. Но это, как говорится, было средством последней инстанции. У Монка имелся всего один заряд, и тот погубил бы его протез, не оставив ему никакой надежды сообщить о своем местоположении.
«Пожалуй, пока что лучше воздержаться от резких движений».
Наконец добравшись до шлакоблочного строения, Нолан провел их всех через дверь. Монк настороженно присматривал за конголезским военным, который все еще конвоировал их. Этот тип последовал за ними и в помещение, в котором, судя по всему, содержались животные. По стенам с обеих сторон возвышались клетки из нержавеющей стали. Возбужденно щебечущие птицы отчаянно бились о стальную сетку. Визжали обезьяны. Слышалось яростное рычание какого-то крупного хищника. В помещении без окон царила оглушительная какофония. Но еще хуже была едкая вонь мочи и фекалий.