«Пандора» стала «Жаннеттой». Особым указом конгресса, который сумели провести представители Беннетта в Вашингтоне, ее зачислили в американский реестр, чтобы впоследствии объявить судном ВМС. На ее мачте гордо развевался американский флаг.
Генри Стэнли сделал шаг вперед и предложил тост, а затем призвал Делонга сказать несколько слов. «Я бы предпочел промолчать, – признался Делонг. – У вас, мистер Стэнли, есть полное право говорить, ведь вы уже справились со своей задачей. Мне лишь предстоит исполнить мою». Как всегда, Делонг не хотел давать никаких обещаний «достичь чуда. Нам предстоит тяжелая, лишенная романтики работа. Возможно, мы вернемся через три года, а возможно, не вернемся никогда».
Беннетт, как обычно, наблюдал за церемонией со стороны. Он оставался «на заднем плане, – писала Эмма, – и его невозможно было заставить выйти вперед и принять участие в праздновании». Быть может, мыслями издатель уже был далеко – на следующий день он собирался отплыть в Нью-Йорк, чтобы в очередной раз без предупреждения нагрянуть с проверкой в офис «Геральд».
По окончании церемонии гости вернулись из порта в отель «Фраскати», где весь вечер поднимали тосты и потягивали бренди в голубоватых облаках сигарного дыма. После этого Беннетт и все приглашенные вернулись к своим делам, оставив Делонга одного планировать и организовывать свое плавание. Жаннетта вместе с Айзеком Беллом поспешила обратно в Нью-Йорк. Через несколько месяцев они поженились и вскоре начали строительство одного из элегантных «коттеджей» в Ньюпорте. Стэнли снова отправился в Африку и продолжил свои путешествия, которые и прославили, и демонизировали его – его опасные приключения отчасти вдохновили Джозефа Конрада на создание романа «Сердце тьмы».
Корабли называли в честь жен, матерей, племянниц и тетушек – словно бы имя любимой женщины могло смягчить все будущие невзгоды.
Беннетт пожелал Делонгу счастливого пути и сказал, что встретится с ним на погрузке «Жаннетты» в Сан-Франциско. Когда Делонг сообщил, что Эмма отправится в Калифорнию вместе с ним и преодолеет на борту корабля все 18 000 миль от Гавра, Беннетт был весьма поражен. Делонгу показалось, что он несколько сожалеет о своей холостяцкой жизни. «Должно быть, ваша жена вас очень ценит, – сказал Беннетт. – Ради меня на такое не пошла бы ни одна женщина».
Беннетт снабдил Делонга тремя членами команды: если все пройдет хорошо, они готовы были и присоединиться к экспедиции на Северный полюс. Двое из них, Альфред Суитман и Джон Коул, много лет служили на яхтах Беннетта. Долговязый британец Суитман был плотником и механиком, весьма ответственным и пугающе точным. Он сказал Делонгу, что его возраст составляет «38 5/6 лет». Живой ирландец Коул был боцманом. Немногим выше полутора метров ростом, он с ловкостью обезьяны умел карабкаться по такелажу. Коул, которого все называли Джеком, ходил в море с тринадцати лет. «Коул станет одним из лучших ваших матросов, – сказал Беннетт Делонгу. – В минуту опасности такой человек на вес золота».
На должность штурмана Беннетт предложил странноватого, но прозорливого моряка по фамилии Даненхауэр. Мастеру Джону Уилсону Даненхауэру было 29 лет. Он родился в Чикаго, окончил Военно-морскую академию и имел прекрасные рекомендации от самого бывшего президента США Улисса Гранта, который познакомился с Даненхауэром во время недавнего плавания по Средиземному морю на судне «Вандалия». Даненхауэр был высоким, статным мужчиной приятной наружности, с изящными тонкими руками, аккуратно подстриженной бородой и копной стоявших торчком темных волос. Его лицо светилось интеллектом, а большие, лопатообразные уши и пронзительный взгляд темных глаз оставляли впечатление, что от этого человека ничего не ускользает. Даненхауэр давно лелеял надежду достичь полюса. Он сказал Делонгу, что «всем сердцем» хочет отправиться в Арктику.
Делонгу он сразу понравился. Даненхауэр был блестящим собеседником и имел хорошее чувство юмора. Он читал много книг по астрономии, магнитным явлениям, физике и истории арктических исследований. Его познания в навигации казались безупречными. Среди прочего он некоторое время служил в Военно-морской обсерватории США в Вашингтоне. И все же было в нем что-то такое, что настораживало Делонга. Однажды в Гавре американский офицер рассказал ему, что ходят слухи, будто у Даненхауэра когда-то были «проблемы с головой», из-за которых его объявили сумасшедшим. Когда Делонг поделился с Беннеттом этим тревожным известием, тот лишь мрачно ответил: «Если что-то и может свести человека с ума, так это арктический холод».
Несмотря на это, Делонг решил нанять Даненхауэра штурманом на период плавания вокруг Южной Америки и сделать это путешествие своего рода испытательным сроком. Делонг полагал, что, если Даненхауэр до сих пор страдает от «расстройства» разума, долгое плавание в Сан-Франциско точно вскроет «все скрытые эффекты его старых проблем».
Беннетт согласился с этим планом. Единственная его прощальная просьба оказалась, как всегда, довольно странной: после отплытия «Жаннетты» из Гавра никому не разрешалось ни на секунду ее покидать до самого прибытия в Сан-Франциско. Хотя плавание могло занять более двухсот дней, никто ни при каких обстоятельствах не имел права сходить на берег, пока «Жаннетта» не минует Золотые Ворота.
Беннетт не объяснил причин столь необычного приказа. Это был один из его капризов – и он, конечно же, ожидал беспрекословного повиновения.
«Жаннетта» должна была отплыть из Гавра 15 июля. Тем утром множество детских подруг Эммы пришло на пристань пожелать ей счастливого пути. С собой они принесли прощальные гостинцы – французские сыры и другие деликатесы. «Они удивились моей смелости», – вспоминала Эмма, попутно замечая, что большинство француженок «слишком любят свою родину, чтобы без колебаний покинуть ее».
На прощание подруги подарили ей несколько цветков в горшках, чтобы таким образом оживить ее каюту. Эмма поставила их вокруг бизань-мачты, которая насквозь пронзала ее каюту, и связала десяток глиняных горшков веревками. Погруженная в зелень, ее каюта превратилась в небольшой островок тропических джунглей.
Первые недели путешествия оказались легкими. Держа курс на юго-запад, «Жаннетта» обогнула Португалию и Марокко, а затем миновала Канарские острова и вышла в открытый Атлантический океан. Погода стояла хорошая, море было спокойно, а ветер так благоприятствовал судну, что Делонгу ни разу не приходилось заводить паровой двигатель. «Когда мы шли под парусом, – вспоминала Эмма, – не было ни тряски, ни шума, лишь по оба борта тихонько плескалась вода». Стюард Сэмюэль, рожденный в Швейцарии, актер с безупречной дикцией, колдуя на камбузе, пел прекрасные арии. Как выяснилось, он целый сезон провел в труппе нью-йоркской Метрополитен-оперы.
Эмме и Джорджу ни разу не выпадало такого долгого периода совместного счастья. Они много читали, выбирая книги из великолепной библиотеки «Жаннетты», где были собраны все опубликованные работы о полярных путешествиях. Многие старые книги пожертвовал сэр Аллен Янг, а Беннетт передал «Жаннетте» всю свою библиотеку арктической литературы. Делонг также собрал впечатляющую коллекцию планов и карт, включая все известные карты мира севернее 65-й параллели. Многие из них были отпечатаны в географическом институте Петермана в Готе.
«Мы с головой ушли в изучение Арктики, – писала Эмма, – и лежащей перед нами великой цели». Даненхауэр часто присоединялся к ним в штурманской рубке, и тогда начиналось живое обсуждение лучшего маршрута через Берингово море, вероятных ветров и арктических течений. Они гадали и что случится, когда они достигнут Земли Врангеля. Погружаясь в эти разговоры, Эмма начала понимать, «как могущественна наука и как всепоглощающе пристрастие к ней».
Порой Джордж поднимал Эмму из кресла, и они рука об руку прогуливались по палубе, разговаривая в соленом тумане. Сильвия резвилась рядом. «Хотя нам с Сильвией предстояла долгая разлука с мужем и отцом, – писала Эмма, – мы не позволяли себе ни слова – даже ни единой мысли – сожаления и упрека».
Глава 11Посвящение
Пятнадцатого июля, в тот же день, когда «Жаннетта» вышла из Гавра, в газете «Нью-Йорк геральд» была по случаю опубликована длинная статья об Августе Петермане. Под заголовком «Неизвестный мир Арктики: интервью с видным немецким профессором, доктором Августом Петерманом» и корреспондент газеты, и сам Петерман предвкушали открытия «Жаннетты» на далеком севере. К этому моменту Петерман стал путеводной звездой экспедиции – ее главным теоретиком, серым кардиналом. Хотя ни Делонг, ни Беннетт не считали слово Петермана нерушимой истиной, идеи профессора сформировали научную и интеллектуальную базу всего предприятия. Петерман передал Беннетту свои лучшие арктические карты и планы. Довольно любопытно, что ученый из Готы возлагал надежды на успех экспедиции, чтобы подтвердить свои гипотезы об Арктике.
В связи с этим Беннетт считал полезным привлечь внимание к тому, что Петерман одобряет грядущую экспедицию, и отправил берлинского корреспондента «Геральд» провести день с «прогрессивным и полным энтузиазма ученым из Готы». Был теплый летний день, в Готе работала ярмарка, и город гудел. Фермеры продавали вишню и свежую свинину, по тенистым улочкам прогуливались влюбленные. «На улице резвились белобрысые дети, – писал корреспондент «Геральд», – пивные были полны народа в удивительных национальных костюмах; все пили пиво и ели сыр».
Петерман пригласил корреспондента к себе на виллу и начал беседу с комплимента работодателю его интервьюера. «Я очень рад, что мистер Беннетт предложил организовать полярную экспедицию, – сказал он. – Насколько я знаю, «Жаннетта» идеально подходит для этого плавания». Петерман придерживался своей теории открытого полярного моря. «Центральная область полярного региона более или менее свободна ото льда», – сказал он, но подчеркнул, что она, вероятно, «судоходна не в любое время года, как Средиземное море или Мексиканский залив». И все же он добавил: «Я убежден, что для судна вроде «Жаннетты» она вполне проходима».